Вышел на улицу.
Свидетельница Иеговы уже караулила меня у водосточной трубы.
Она хотела, чтобы я тоже стал свидетелем, а если откажусь, то обвиняемым.
Я быстро прошел мимо. Когда ко мне обратились с вопросом о Боге, я привычно отрекомендовался сатанистом.
Это не смутило свидетельницу. Вдогонку мне понеслось увлеченно-надтреснутое:
– Так вот Бог сейчас уже и…
Вздремнул, от трудов утомившись, и увидел сон, как подписываю контракт на рассказ «Несвежий ветер», которого у меня нет, в белгородский фантастический альманах «Числа», о котором тоже услышал впервые.
Я сидел в каком-то почтовом отделении, куда контракт пришел заказным письмом, и подписывал. И собирался позвонить в Белгород, чтобы порадоваться за себя и за них особенно, когда меня арестовали и стали тут же, на лестнице допрашивать сначала один, сперва притворившийся дворником и знатоком фантастики, а потом второй, а дальше и третий.
Оказалась, что сотрудница журнала, приславшая мне письмо, шпионит в пользу Кипра. И знакома с моим московским дядей, который работал раньше на секретном объекте. Теперь остается выяснить, какую роль во всем этом играю я.
Мне пришлось долго оправдываться, и меня мрачно слушали. Потом главный поманил меня пальцем и нарисовал на листочке бумаги стрелочку с двумя разнонаправленными ключами, что означало: свободен. Сказать это словами ему было стыдно.
Я молча вышел на улицу и оказался где-то на окраине с незнакомыми автобусами.
Чжуану Чжоу снилась бабочка: Бабочка стала Чжуаном Чжоу. (Ли Бо в переводе В. Алексеева).
Кто кому снится?
Ребенок болеет, и кот озаботился: принесли много лекарств.
Сидит, ошеломленно втягивает воздух и по ночам лижет пустую тарелку из-под блина.
Жена кричит мне:
– Иди, иди сюда!
Иду. Она развлекает кота пузырьком календулы. Кот содрогается, тянется, отвращение борется в нем с неутолимым желанием. Он не уверен в себе, как семиклассник на дискотеке для выпускников.
– Смотри, смотри…
Подносит пузырек к коту. Кот хрипит, закатывает глаза, трется.
В голосе жены обозначается горькая мстительность, ибо календулы коту никто не даст, и это приятно – не дать:
– Смотри, смотри. Твоя кровь! Календулы хочет. Сволочь алкоголическая, токсикоманище…
Когда Монтекки и Капулетти начинают делить внучатое потомство, мне всегда хочется отмочить какой-нибудь фортель, чтобы отвлечь внимание на себя. Напиться, выбросить в окно мебель, уехать жить к падшим женщинам.
К Новому Году борьба за влияние обостряется.
На сегодняшний день побеждает тесть, которому я готов присвоить звание Капулетти, но только при замене «а» на «о». Известное дело – у него и машина, и домик в деревне. Это соблазняет и растлевает, ибо само по себе предпочтение неприлично.
Помню единственный случай, когда противоборствующие дома объединились.
Это случилось в цирке несколько лет назад. Дочке было годиков пять. Или четыре.
Маменька моя приобрела билеты и повела в цирк внучку, а заодно и тестя моего, в качестве бонуса.
Бонус сфотографировался со слоном, в фойе. К сожалению, не догадался его подразнить. А потом купил ребенку Нос.
Это был тонкий ход, которым тесть свел на нет культуртрегерские старания моей маменьки. Потому что на протяжении всего представления ребенок был занят этим Носом, на резиночке, красным, клоунским, размером с дедушкин мозг. И не смотрел на арену.
Это довольно длинная и замысловатая история, положившая начало многим отвратительным вещам, о которых я либо напишу, либо нет.
Новый, 2007, год мне пришлось встречать в одиночестве, на заснеженном проспекте, без животворящего контакта с телекурантами и телекурятами. Я даже не знал, наступил ли он, или еще длится старый. Я настолько расстроился, что мгновенно напился в ближайшем казино и дальше пил с переменными просветлениями. То есть день – да, пил, а два – тоже. В очередной понедельник матушка моя, которую я попросил купить молочка, чтобы она ушла, а я без помехи выпил спрятанной водочки, нашла меня лежащим на полу без сознания, при включенном компьютере с ЖЖ на мониторе и с лицом, залитым кровью.
На этом вираж оборвался, и далее я несколько дней приходил в себя.
Правая бровь моя была рассечена и заклеена. Это важно.
Дома я радостно сварил себе кофейку и сел писать в ЖЖ. Но мне помешал звонок в дверь.
– Кто там? – спросил я не без достоинства.
– Милиция, – ответили из-за двери.
– А чем же вы докажете?
– А вам видны мои документы?
Глазок я вешал сам, поэтому увидеть в него нельзя было ничего.
– Тогда вот вам моя фамилия, и позвоните в РУВД.
В РУВД мне поклялись, что гость говорит чистую правду.
Милиционер отказался от кофейку и даже от последних анекдотов из ЖЖ. Он начал расспрашивать меня, где я был днем. На счастье, у меня была справка от доктора. Днем меня дома не было. Потом он начал необоснованно, на мой взгляд, интересоваться старушкой снизу, которая жаловалась на нас, что мы летом перегнали к ней мышей, и она гоняет их ночью такой палкой, которую специально завела и там держит.
Кривя лицо, я сказал, что так себе соседка. Вредная.
– Убили соседку-то, – сказал следователь. – По голове. И что же нехорошее вы о ней знаете?
И тут я все понял! я увидел, что он глядит на мою заклеенную бровь!
Следователь криво усмехнулся.
– Нет! – закричал я, прижимая руки к груди. – Нет, нет, нет! Вот же, у меня есть справка! Там сказано, где я был днем!…
– А кто же был здесь днем? – прищурился тот.
Взгляд мой упад на стремянку, мешавшую мне ходить туда и сюда.
– Тесть, – шепнул я. – Здесь был мой тесть.
– А как его зовут?
– А так-то.
– И где же он сейчас?
– А не знаю, – я пятился, безумные мысли роились в моем сознании.
– Он-то с утра ее и нашел, – со значением молвил милиционер.
– Телефончик, его телефончик, – засуетился я. – У него синий баклажан-москвич.
– Ну, спасибо, – гости встали и пошли к выходу.
– Арестуйте его! – заорал я им в спины. – Задержите его!…
Ответом мне был дьявольский хохот, но не без понимания.
…Сейчас все дома, на кухне идет допрос, тесть рисует тело, мне мешают пить кофе.
Когда Писатель Пишет, домочадцы передвигаются на цыпочках и молча приносят ему чай.
Софья Андреевна уже запаслась пачкой бумаги и присела в углу, готовая стенографировать. А если ее заменяет Наталья Николаевна, которой наплевать на литературу, то Наталья Николаевна уезжает на блядки, чтобы не мешать.
Это идиллические картины.
Действительность грубее.
Только что я сочинял замысловатую рецензию. И вдруг тонкое словесное кружево порвалось, и девственность литературного процесса погибла под натиском машинно-тракторной елды. Жена попросила меня удалиться и села искать какую-то нужную вещь по заказу тестя. В Интернете. И вот уже литературный портал сменился сайтом «Автозаправки».
Сам тесть с видом новогоднего орангутанга похаживает во дворе, подметает щеточкой автомобиль системы «баклажан». Чинно беседует с дворником, которому так интересно, что он даже перестал сгребать снег.
О чем бы таком рассказать?
Чтобы отвлечься.
Все какие-то винно-водочные темы лезут в голову, хотя в голове нету ни грамма. Эту последнюю приписку вы как хотите понимайте.
Жил да был человек по прозвищу Акула. Покидая Афганистан, он сумел вывезти – уж не знаю, под двухсотым или трехсотым номером груза – триста литров спирта.
Наверное, груз был все-таки «триста».
Дело было в ноябре, и сели пить. Уже на Родине. Сели в доме и пили, а баба бегала за закуской.
Итак, с ноября.
До июля.
Непонимание пришло, когда вышли зачем-то на улицу, одетые по-ноябрьски.
Вот опять. Былое, полузабытое, но снова нетрезвое.
В пятницу вечером ленинградское объединение «Светлана» расписалось в получении канистры-цистерны. Пригнали тридцать тонн спирта.
В понедельник утром канистры не было. Ни тридцати тонн, ни тридцати граммов.
Как? Как?!
На выходные все было опечатано.
Локомотива нет. Не предусмотрен.
Да к тому же – количество. Тридцать тонн!
ИСКАЛИ НЕДЕЛЮ. Везде. В подвалах. На чердаках. Под землей. В небесах. Пока не нашли.
Пока не поймали на проходной несуна, который и нес-то себе на ужин маленькую канистрочку.
Что же было?
А был штабель досок, за углом, на каких-то задворках империи.
Итак, мы получаем: 30 тонн спирта плюс 12 тонн платформы толкали вручную. Штабель немножко разобрали, повынимали оттуда лишние доски, изнутри. И в штабель закатили спирт.
Токари выточили кран попроще и ввернули, так что стало: закрыл – открыл. Без крана там было никак не попить, какие-то инженерные помехи.
Подсчитали убытки: осталось 10—12 тонн.
Во всем уместно обнаружить плюс.
Поскольку документы на развод уже подготовлены, жена открыла мне высокую истину и возвела на очередную ступень посвящения. Я был инициирован в операторы стиральной машины.
Теперь, вообразите, я в состоянии ею пользоваться, и в настоящий момент она стирает мой носок.
Машина немецкая и делает это безропотно, со смирением тирольской коровы. Кроме того, мне объяснили, что возможны стиральные порошки для цветного и белого белья. Но самое сверхъестественное заключалось в том, что не всякое цветное белье является таковым. А вот разницу от меня скрыли. Очевидно, мне предстоит еще один, заключительный этап.
Пока что я тупо держу в одной руке ярко-красные штаны, а в другой – полосатое кухонное полотенце. Я пытаюсь проникнуть в их микроструктуру и увидеть астральное различие, но взор затуманивается, а разум пятится.
Только что в универмаге я сделал открытие: для всякого самопознания и самосознания нужно пить чай.
Долго стоял и рассматривал чай «Алексей».
Все замечательные качества Алексея перечислялись ниже мелким шрифтом. И они, разумеется, передаются каждому, кто выпьет этот чай, особенно Алексею.
Рядом стояли ничуть не худшие Борисы и Николаи, но в каждом была своя положительная изюминка.
А вот на лицо они были все одинаковые: Аполлоны. Классические древнегреческие.
Поэтому я не стал покупать чай.
Осознавать наличие в себе аполлонического начала, конечно, очень приятно, но я хотел бы, чтобы отразилось еще и дионисийское.
А иначе это розовая водица, а не самоуглубленный чай.
Поэтому самоуглубленные сорта чая с дионисийской составляющей продают в другом отделе.
В продовольственном магазине – конфликт.
Повод и суть: ливерная колбаса, если ее завернуть в целлофан, становится не такой зеленой. Или не такой белой. В общем, меняет цвет.
– Нет! мне в упаковке не надо! вон, вы этому дали…
Кивает на огромного деда в маленькой кепочке с микроскопическими подъемными ушами.
– Господи! Да я нарочно завернула заранее, чтобы легче было!…
– Нет! Не надо мне… Она вон цвета другая.
Продавщицы, между собой: «Побереги мозги, Света».
– Вот! Держите…
На весах – обнаженная колбаса. Без целлофана.
– Я же вижу, совсем другой цвет!
Одобренную колбасу заворачивают в целлофан, вручают.
– Ну не такая же она! Смотрите, цвет совершенно не тот! Вон, вы этому какую дали…
– Идите, идите! В чужих руках всегда толще!
Господи, господи.
Сновидениями я делюсь довольно редко, ибо это дело частное, но сегодня случилось очень показательное.
Я даже проснулся, ужасно расстроенный, но потом ничего. Самообладание вернулось, хотя я не очень понимаю это слово и его смысл.
Во сне мне должны были удалить печень, чтобы пересадить ее моей больной тете. Печень моя, как я подозреваю, не подарок, и может только наделать дополнительных бед, но окружающие решили, что ничего.
Я и сам на это согласился, и бумаги подписал. И все вокруг, включая друзей и близких, нисколько не возражали и даже активно участвовали.
То, что со мной придется проститься, вызывало у всех сожаление, но не больше.
И вот мне сделали укол наркоты, которая не подействовала. И стол уже подготовили операционный. Но отпустили ровно на сорок минут погулять и проститься с друзьями.
О проекте
О подписке