Глава 6

В школу я явился за пять минут до звонка, в форме, тщательно выглаженной мамой, новых кроссовках и с кожаным портфелем под мышкой. Наверно, впервые за последний год тот был не пустым или набитым всяким мусором, а хранил учебники и тетради. Ощущение от возвращения в школу было необычным, но мне понравилось.

На входе дежурные проверяли наличие сменной обуви у учеников, но сделали вид, что меня не заметили. Да, я ее не брал, потому что просто не хотел. Начать учиться и завязать с криминалом – это одно, но подчиняться тупым правилам я не собирался. На улице уже месяц как сухо и никакой грязи, так на фига таскать лишнюю тяжесть. Так что, нагло ухмыльнувшись дежурным, старавшимся на меня не смотреть, я прошел в здание, поднялся на третий этаж и зашел в класс, швырнув портфель на заднюю парту.

– Ты гляди, Чобот, как настоящий, – удивился Ромка Еремин, наш лидер комсомольской ячейки, активист и один из пяти Юниоров в классе, которого посадили за соседнюю парту, чтобы он меня контролировал. – А я слышал, тебя таки отправили по этапу.

– Брешут. – Я потянулся и зевнул. – Это происки завистников.

– Какие у тебя завистники, Чобот? – рассмеялась Машка Полякова, сидящая передо мной. – Чему там завидовать-то можно? Что ты из ментовки не вылезаешь? Или что тебя из школы скоро выпнут со справкой?

– Как чему, – удивился я, не обращая внимания на издевательства. – Умищу, конечно. Я ж почему не учился, потому что вас жалко было. Чтобы вы на фоне моей гениальности не казались полными бездарями.

Теперь от смеха покатились не только эти двое, но и большинство, кто слышал мои слова. Точнее, многие старались скрыть, что смеются надо мной, фыркая в кулаки, но я-то видел, что происходит. И если раньше меня бы это дико выбесило, и я, не задумываясь, кинулся бы в драку, ну и опять получил, само собой, потому как против Юниора у меня не было никаких шансов, то сейчас даже посмеялся вместе со всеми.

– Ты какой-то не такой, Чобот, – удивленно осмотрел меня Роман. – Реально, что ли, в СИЗО из тебя человека сделали? А еще говорят, менты у нас плохо работают.

– Да не был я в СИЗО, – я поморщился. – Кто такую хрень городит? Что приняли меня, да, было, ночь в нулевке отсидел. Но потом разобрались, отпустили и даже извинились.

– Ты прям сегодня юморист, – согнулась пополам от хохота Машка, которая тоже была Юниором и меня ни капли не боялась, учитывая ее занятия тхэквондо. – Штепсель без Тарапуньки просто. Может, номер какой исполнишь на концерте в честь Первомая? А то нам как раз от класса не хватает. И облажаться нельзя, говорят, космонавты приедут. Ром, правда или брешут?

– Правда, – послышался голос с первой парты, и все повернулись к первой красавице класса Софии Сикорской, комсомолке, спортсменке, тоже Юниору и дочке родителей гэбистов. – Я от Натальи Юрьевны слышала. Но концертную программу, скорее всего, урежут, чтобы было время с ними пообщаться, так что не торопитесь с остальными номерами. Да и вряд ли Чеботарев сумеет сделать что-то достойное. Не в этой жизни. А показывать космонавтам сценки из жизни городской шантрапы директор не позволит.

– Не любишь ты меня, Софочка, – я ехидно улыбнулся. – А ведь я, может, натура чувственная, творческая. А ты прямо на лету все душевные порывы в клочья рвешь.

– А за что тебя любить? – удивилась беловолосая красавица, от такого заявления даже повернувшаяся ко мне. – Ты хулиган, вор и пьяница, пена человеческая. Прыщ на теле нашего социалистического общества. Как по мне, тебя давно надо на зону упечь, чтобы другим жить не мешал, но с тобой носятся, нянчатся, перевоспитывают.

– А ты, значит, не веришь, что человек может измениться? – Меня вдруг такое зло взяло, что я, сжав кулаки, скрипнул зубами. – Или любой, кто хоть раз оступился, не достоин с тобой даже на одном гектаре гадить? Конечно, хорошо быть святее папы римского, когда тебя с самого детства оберегают, охраняют, учат, воспитывают, сопельки утирают. Возят в школу и из школы. Водят на кружки и секции, кормят, все что угодно покупают, лишь бы доченька училась. А те, кому каждую кроху буквально выгрызать приходится, на двух работах корячиться, для тебя уже не люди, да?!

– Чобот, осади! – нахмурился Еремин. – Чего разошелся?

– Да нет, пусть говорит, – поднялась София. – Пусть расскажет про трудное детство, деревянные игрушки. Как он недоедал, поэтому и воровать пошел. Только вот все мы знаем, что не было этого. А ты просто бандит, трусливый и мерзкий, покрывающий свою гнилую натуру сказками про нужду.

– Ах вот в чем дело! – я зло рассмеялся. – Принцесса привыкла жить в высокой башне со сторожевым драконом и не верит, что в нашей стране, почти построившей коммунизм, бывают бедные люди! Я-то думал, что ты просто надменная сука, а ты еще и наивная надменная сука. Надо же, какой конфуз. Так вот, детка, хочешь совет? Сходи посмотри, как живут обычные люди. Не партийная номенклатура, сотрудники комитета или менты в высоких чинах. А простые рабочие. Те, кому не повезло родиться с золотой ложкой в заднице!

– Чобот, ты меня достал!!! – Надо мной навис Ромка, буквально кипевший от злости. – Закрой пасть, или я…

– Что ты? – Я поднялся, легко сбрасывая его руку с плеча. – Хочешь по морде получить? Так давай!

– Что происходит?! – В этот момент в класс вошла Людмила Петровна, наш учитель по алгебре и геометрии. – Чеботарев! Ты опять хулиганишь?! Тебя давно к директору не вызывали?! Что за драку ты тут устроил?!

– Ну что вы, Людмила Петровна, какая драка? – Я улыбнулся и поправил воротник пиджака Еремина. – Мы просто спорили о неоднозначности семантики в стихах Фета.

– Как будто ты его читал, – фыркнула женщина, сбитая с толку моей фразой и тем, что я не проявлял агрессии. – Садитесь! Сегодня мы продолжаем изучение тригонометрических функций. Открывайте учебники. Упражнение номер восемьсот тридцать два. А к доске его решать пойдет… Есть желающие? Чеботарев! Урок только начался, а ты уже выйти хочешь?