А сам он замешкался на нижней ступеньке по весьма уважительной причине – предусмотрительно бросив взгляд вверх, зоркие глаза Акаписта ясно увидели в небесах «Золотой Шершень», на огромной скорости бесшумно приближавшийся к верхушке Чудо-Дерева Жизни из морозной тьмы ночного неба, оставляя за собой инверсионный след, состоявший из мириадов, многоцветно вспыхивавших заиндевевших человеческих душ, так и не нашедших надежного потустороннего прибежища после гибели своих физических оболочек… Это летели «Василиски», неслышно и незаметно сумевшие, все-таки, проскользнуть в человеческий мир из своей неведомой Астральной Бездны…

– Проклятье!!! – не сдержался Дед Мороз и ударил посохом о золотую ступеньку, отчего в ночном воздухе родился протяжный огорчительный звон, возвестивший о том, что в земном мире произошла ужасная катастрофа, масштабы отдаленных последствий которой трудно, пока еще, было себе представить, даже – самому Деду Морозу…

Таинственный миг Межвременья вспыхнул и погас, отозвавшись острой болью в сердце Деда Мороза – тайный лаз из Несуществующего Пространства и Сгнившего Времени раскрылся и тут же захлопнулся, но «Василиски» все же сумели успеть проскользнуть в мир Живых Людей, примостившись на краешке одной из Ветвей Древа Жизни!…

Дед Мороз быстро начал подниматься вверх по золотой лестнице и вскоре стоял рядом с Внучкой и Рагнером Снежным – командиром своей личной Морозной Дружины.

– Враг – на верхних Ветвях Дерева Жизни! – коротко сообщил Дед Мороз. – И это смертельно опасно! Они со временем захотят захватить все Дерево Земной Жизни – Священную Перво-Ель, Душу всего Человечества! И Новый Год скоро сделается самым опасным праздником на Земле, если ничего не попытаться предпринять! Кто-то или Что-то навело их на Цель – эти твари запеленговали биение пульса Земного Дерева Жизни…

…Самый красивый мираж в жизни провалихинцев очаровывал изумленные взоры жителей села очень недолго – по истечении минуты, с небольшим секундным довеском, фантастическое видение гигантской златоствольной Ели, усыпанной сотнями гигантских сверкающих новогодних игрушек, бесследно исчезло-растворилось в привычной однотонной черно-синей морозной мгле зимней ночи. Растаял и полностью выветрился густой хвойный запах, тесно перемешанный с незнакомыми волшебными цветочными ароматами. Новогодняя Сказка закончилась, едва успев начаться. В Провалиху вернулась жестокая реальность в виде дымившихся развалин белокаменного Храма Архистратига Михаила, только что взорванного настоящими «чертями», которым от человеческого достался лишь внешний облик…

Но Сказка, по-прежнему, не закончилась лишь для одного человека и, кроме него самого, об этом никто не узнал. Дело в том, что Курдюкину и его подручным только так показалось, что они взорвали Храм. На самом деле, Храм нельзя взорвать или уничтожить каким-либо иным насильственным способом – все Храмы в мире могут умереть лишь естественной смертью вместе с теми Богами, которым и были они посвящены в момент своего создания…

За мгновенье до испепеляющего и разрушающего взрыва каменной церкви в Провалихе, к колокольне, где священнодействовал протодьякон Никита Перегудов, от самой вершины, выросшего на кладбищенской горке, Чудо-Дерева протянулась световая золотая лента, кончик которой обрывался прямо у ног Никиты. Ударив в колокол последний раз, Никита сделал шаг вперед и ступил на поверхность невидимой для окружающих, но вполне материальной и очень прочной, золотой ленты, являвшейся перекидным спасательным мостиком-катапультой. Мощное пружинное устройство высоко подбросило Никиту в ночной зимний воздух и по огромной дуге, наперегонки с последним эхом бессмертного колокольного звона, зашвырнуло протодьякона на густые Ветви Дерева Жизни, где он и совершил безопасную мягкую посадку – прямо перед входом в точную копию, только что взорванного в Провалихе, белокаменного Храма Архистратига Михаила. Храм материализовался за мгновенье до появления перед его широко раскрытыми вратами, героя-протодьякона… Все еще только начиналось… Навстречу Никите, широко приветственно раскрыв в стороны руки вышел высокий широкоплечий воин, закованный в ослепительно сверкавшую серебряную кольчугу. Ангельски прекрасное лицо воина выражало непреклонную решимость противостоять «всем силам Преисподней». Он крепко приобнял Никиту за плечи и сообщил ему:

– Отныне тебя зовут Гоэй, и ты принят в ряды Небесного Воинства – Бессмертную Когорту Настоящих Мужчин! Я назначаю тебя Хранителем и Стражем этого Храма! Тьма опустилась на наш Мир, но ты должен сохранять мужество и силы до минуты начала решающей битвы, которая еще не наступила, но наступит – о ней возвестит удар колокола, который зазвенит в твоем сердце, Гоэй и ты услышишь его, и сразу поймешь, что надо делать! А теперь – прощай! – и с этими словами Архистратиг Михаил превратился в огромного белого сокола (ослепительно белого сокола) и улетел куда-то во мрак долгой наступающей Ночи… А Храм и его Страж и Хранитель, Никита-Гоэй окутались невидимой, но прочной, маскировочной сферой, превратившись для посторонних вражеских глаз в огромный сверкающий шар, внешне ничем не отличавшийся от обычной стеклянной новогодней игрушки, наполненной неслышным снаружи пульсом биения живого горячего Православного сердца в замерзающем организме Мирового Дерева Жизни…

…Внучка крепко держалась за руку Деда все время, пока вокруг царила кромешная тьма, тоскливо выли злые нездешние вьюги и мелькали россыпями холодных искорок далекие огни в высоких узких окнах причудливо построенных дворцов надменных и жестоких властелинов могучих и богатых государств, где земного человека не ждало ничего, кроме невообразимо ужасных страданий и куда, ни в коем случае, нельзя было попасть им с Дедом… Но она не боялась, твердо веря в почти безграничные возможности своего Дедушки. Даже тогда, когда им пришлось покинуть спасительные Ветви Дерева Жизни…

…Яросвитка (так звали девушку) точно не помнила, сколько они здесь пробыли и о чем разговаривали Дед и Рагнер Снежный. Они говорили быстро и негромко о чем-то чрезвычайно важном – о какой-то нежданной Большой Беде, о Дереве, которое могут срубить, об обнажившейся и открывшейся, сделавшись легко ранимой и беззащитной перед коварными сквозняками Вечности, Душе Дерева… А, затем, в какой-то момент Дерево дрогнуло от основания до самой верхушки. На нем стали раскачиваться и ударяться друг об дружку сотни огромных сверкающих плодов. Дед Мороз и Рагнер немедленно прекратили тревожный разговор между собой и неподвижно замерли, к чему-то прислушиваясь – к тому, что здесь не должно было звучать ни при каких обстоятельствах.

– Ты сохранил семена?! – ясно расслышала Яросвитка вопрос, заданный Дедом Рагнеру.

– Да! – твердо ответил Рагнер. – Они в Заветной Шишке! Шишка – в Дупле! Дупло – на среднем Ярусе!

Дед ничего не ответил Рагнеру, а лишь легонько присвистнул. А Яросвитке почему-то стало немного смешно… Но затем Дерево в очередной раз сильно вздрогнуло и девушке сделалось не до смеха – ей стало плохо и свет померк в ее глазах…

…Она очнулась в сильных руках своего великого Деда, долго с изумлением смотрела на огромную круглую луну в ночном небе, полыхавшую раскаленным голубым светом, на высокие заснеженные ели и глубокие сугробы; освещенные изнутри не особенно уютным красноватым светом квадратные окошки длинного приземистого строения под двускатной тесовой крышей. Из двух труб, торчавших по обоим скатам крыши, валили густые клубы дыма. Цвет дыма этого под воздействием света луны отдавал нездоровой желтизной.

– Чем, интересно, они топят?! – послышался рядом мужской насмешливый голос.

Девушка повернула голову на голос и метрах в трех от себя увидела огромного заиндевевшего тяжеловоза – настоящего великана лошадиного племени, впряженного в длинные широкие розвальни. На розвальнях, занимая едва ли не всю их площадь, полулежал, подмяв под свое огромное тело приличную охапку сена, былинный русский богатырь в изрубленной кольчуге и с разбитым остроконечным шлемом, откровенно криво державшимся на макушке окровавленной кудрявой головы. От богатыря ощутимо несло густым сивушным перегаром, и только что прозвучавший вопрос задал именно он – и не кому-нибудь, а – самому себе. На его широком краснощеком лице блуждала добродушная, но крайне неуверенная улыбка. То есть за нарочито беспечной манерой поведения, раненый или просто контуженый богатырь пытался замаскировать полную растерянность, поселившуюся какое-то время назад в его широкой былинной славянской душе. Видимо, ему пришлось побывать в достаточно замысловатом переплете на какой-то дальней погранзаставе возле кромки Дикого Поля, и он остался в живых благодаря, лишь, своим необычайным силе и сообразительности, многократно воспетым в русском народном эпосе.

– Судя по цвету и запаху дыма – сушеными щуками! – уверенно ответил на заданный по неопределенному адресу вопрос богатыря дед, широко расставивший в стороны усталые ноги и заботливо продолжавший держать на руках постепенно приходившую в себя золотоволосую внучку.

– Дедушка – где мы??? – спросила она, недоуменно разглядывая приветливо улыбавшегося ей раненого богатыря.

– На таможенном постоялом дворе! – невесело произнес дедушка, внимательно разглядывая множество простых открытых саней и причудливых карет, и экипажей, почти целиком заполонивших густо занавоженное, сплошь изрытое лошадиными, бычьими, верблюжьими копытами пространство обширного двора. – И судя по всему, нам с тобой, внучка, навряд ли будут сильно рады хозяева!

Кстати, двери низкого приземистого строения, отапливавшегося, по словам Деда, сушеными щуками, без конца открывались и закрывались, оттуда выходили, а туда, соответственно, входили, громко и зло хлопая дверями какие-то «разномастные» люди. Во всем дворе чувствовалось нездоровое лихорадочное оживление.

– Великий Перун!!! Кого я лицезрею – Дед Мороз, Снегурочка!!! – раздался за спинами Деда и Внучки страшно обрадованный простуженный голос. – Какими злыми судьбами занесло Вас сюда, в это гиблое мерзкое место?!

Дед Мороз, по-прежнему, не выпуская Снегурочку из рук, резко повернул голову через плечо и воскликнул, скорее – озадаченно, чем радостно:

– Мать моя Снежная Баба – Даждьбог?!?!?! Тебя-то вот сюда, какой грозой занесло?!?!?! Говорили же, что тебя давно на «дождевую сеянку» пустили!!!

– Как видишь – не пустили! – намного уже тише произнес Даждьбог, изобразив на худом, небрежно выбритом, помятом, испитом, несвежем, в общем, лице, выражение крайней обескураженности. – Я скрывался все эти века в Потаенных Дубравах, до куда не достал беспощадный топор христианина! Нас много здесь из нашего, когда-то светлого и радостного, Сонма, оказавшихся в этой Подлой Корчме на Границе! – горестный вздох вырвался из груди Даждьбога, а в больших светлых глазах погасли веселые искорки, замелькавшие там несколько минут назад при виде Деда Мороза и его неразлучной спутницы Снегурочки.

Суровые черты Деда Мороза смягчились, и он осторожно поставил внучку на ноги рядом с собой, немедленно взяв в правую руку посох, а левой бережно приобняв за хрупкое плечико Снегурочку, спросил у нее:

– Ты можешь самостоятельно стоять, золотце мое?

– Да, дедушка – я уже хорошо себя чувствую.

– Ну и прекрасно! – с нотками глубокого удовлетворения в голосе произнес Дед и со следующим вопросом обратился к Даждьбогу:

– Чья это корчма?

– Я же говорил! – опасливым шепотом ответил Даждьбог. – Это – Подлая Корчма и корчмарь в ней – Ушастый Губан, который молится крылатому быку с головой птицы-падальщика!

– Да?! – изумленно переспросил Дед Мороз и даже слегка сдвинул богато украшенную самоцветами шапку на затылок, обнажив густой чуб из совершенно седых кудрей. – Неужели мы попали в отстойник к Шумерийским Отступникам?!

– Похоже на то! – угрюмым кивком подтвердил Даждьбог мрачное предположение Деда Мороза. – Я и остальные здесь уже живем третий день и у всех у нас впечатление, что эти твари что-то затевают!

– В смысле?! – не понял Дед.

– Мой старший брат Ярило уверен, что Губаны заключили договор с Бездной Василисков и собираются всех старых славянских Богов и лесовиков-подбожков с первого по пятый разряд сдать Василискам оптом!

– Ты как-будто заранее согласился с Губанами, Даждьбог! – строго и укоризненно сказал Дед Мороз. – Неужели Славяне не смогут достойно постоять за себя?!

– Ты сам знаешь, что Шумерийские Боги оказались достаточно прозорливыми и сумели в свое время зарезервировать для себя много места в Истинном Мире. А мы, как видишь, после крушения Сказочной Руси, оказались ненужными ни в одном, из более или менее, приличных Секторов Истинного Мира! Лично ни у меня, ни у Ярилы, ни у кого-то из даже самых злых Лесовиков, включая Бабу-Ягу, нет сил прорываться куда-либо дальше из Подлой Корчмы.

– А что – и Баба-Яга здесь?

– Здесь! Расхворалась старуха – второй день уже не встает. Зубы, говорит, разболелись и желудок барахлить стал.

– И поделом ей! – неожиданно вступила в разговор Снегурочка.

Но, ни тот, ни другой из собеседников, не обратили на ремарку несдержанной молокососки ни малейшего внимания, продолжив свой серьезный разговор.

– А вы пытались прорываться? – спросил Дед Мороз.

– А ты вон лучше у него спроси – у Ильи! – кивнул на контуженного богатыря Даждьбог. – Он сделал такую попытку…

– Что случилось, Илья?! – сочувственным голосом поинтересовался у богатыря Дед Мороз.

– Тут за лесом… – нехотя прокряхтел богатырь (видно хорошо было, что разговор этот ему неприятен), с трудом поворачивая раненую голову к Деду Морозу. – Стоит рать несметная Губанов – я бился с ними от рассвета до заката, но ничего сделать не смог – насилу жив остался! Мне бы Добрыню сюда с Алешей – мы бы показали этим чертям ушастым… – и богатырь без сил уронил голову обратно в сено, не в силах продолжать рассказ о состоявшейся неудачной боевой схватки с Губанами.

– Примерно восемь тысяч, тяжело вооруженных баирумов, на крылатых единорогах стоят плотным полукольцом вокруг Корчмы, перекрыв все основные дороги в Истинный Мир. Илья пьяный поехал с ними драться – в Корчме сикера крепкая и дешевая, бился с дозорной полуротой, убил двенадцать человек, может быть, и прорвался бы, но какой-то ловкий «избухандер» попал ему по башке тяжелым бумерангом. От бумеранга этого наш Илюша и отключился, его связали, избили и привезли сюда. Но раз не убили, значит, зачем-то, он еще нужен. На холоде, правда, видишь, держат – Корчмарь так велел.

А, вообще, плохи дела, сам видишь – какая уйма народу здесь набилась, и все на что-то надеются, а надеяться-то, как раз, и не на что!

Собранный дисциплинированный и мужественный Дед Мороз никак не прокомментировал последнее предложение, склонного впадать в беспросветную панику Даждьбога, а, не теряя времени, принялся придумывать планы спасения, одновременно рассматривая публику, сновавшую туда-сюда по грязному снегу обширного двора Подлой Корчмы, надеясь найти среди них потенциальных союзников в предстоящей борьбе против Губанов и Василисков.

Но судя даже просто по одному внешнему виду – мало на кого можно было положиться в пестрой, морально подавленной и физически полуразбитой толпе отправленных за ненадобностью на пенсию многочисленных языческих богов и божков, собранных едва ли не со всего света и безжалостно выдернутых суровыми религиозно-политическими катаклизмами из многих исторических эпох. Лишенные почти всех своих сверхъестественных возможностей и, вследствие этого, сделавшиеся лишними, ненужными и даже вредными, и потому обреченными на неминуемое уничтожение в земном мире, они вынуждены были бежать через предоставлявшиеся им их Волшебными Хранителями спасительные лазейки в Истинный Мир, бросая в Земных Храмах все свои богатства и без остатка развенчивая веру людей в себя. И наблюдая сейчас эту «пеструю жалкую свалку» низринутых и поверженных богов, с точки зрения христианской идеологической доктрины, превратившихся в демонических идолов, не потерявший веры в себя и в свою вечную востребованность людьми, Дед Мороз испытывал сильные противоречивые, но в целом, печальные эмоции…

Вот неподалеку, среди покорно лежавших на снегу белоснежных грациозных лам и гуанако, грустно сверкавших под луной огромными влажными глазами, сидел на расстеленном, тоже, прямо по грязному снегу, толстом цветастом ковре, обхватив понуро склонившуюся голову обеими руками, какой-то несчастный, никому неизвестный на территории Подлой Корчмы, центрально-американский бог, судя по покрою и расцветке костюма, входивший в ближайшее окружение великого и грозного Кецалькоатля (Пернатого Змея), повелевавшего когда-то в непроходимых джунглях Юкатана умами миллионов таинственных индейцев-майя. И наверняка сидевший сейчас посреди двора Подлой Корчмы, в безнадежном отчаянии обхвативший голову Индеец, занимал какое-то почетное место в иерархии божественного пантеона древних майя или инков-кечуа, являясь объектом поклонения суеверных индейцев на протяжении многих веков. И что творилось в бесконечно чужой и непонятной душе уроженца далеких южно-американских тропиков или снежных Анд, Дед Мороз постарался особенно не задумываться, переключив внимание на каких-то бедуинов, суетившихся вокруг огромного, видимо, необычайно старого верблюда с облезлой во многих местах шкурой, отдававшей под светом ярко-голубой луны совсем несвойственным обычным представителям верблюжьего племени рубиново-красным цветом. Но, наверное, это был не простой верблюд, а – созданный специально для той провиденциальной задачи, чтобы на нем ездили по бескрайним пустыням древние аравийские боги, так как у него, кроме необычного цвета шерсти, на спине насчитывалось целых три горба. Божественное животное, пришел к выводу Дед Мороз, лишилось священных свойств вместе со своими хозяевами во дворе Подлой Корчмы – оно беспокойно било по снегу растрескавшимися от общей ветхости копытами, мотало из стороны в сторону большой головой на могучей шее и время от времени тревожно взревывало-взблевывало, роняя из пасти хлопья неприятной темно-желтой пены. Судя по нервным движениям Аравийцев, они серьезно опасались за состояние здоровья красного верблюда и заранее уже начали этого бояться, не представляя, что будут без него делать, если он вдруг возьмет и сдохнет.

Длиннобородые лесные гномы в широкополых шляпах одинакового фасона, низко надвинутых на глаза, сидели вокруг небольшого, возможно, что украдкой разведенного костерка, жадно протягивали к языкам пламени маленькие озябшие ручки и опасливо озирались по сторонам зоркими глазками.

Мимо гномов продефилировала группка завернутых в драные меха чумазых пьяненьких божков северных народов: якутов, ненцев, камчадалов, эскимосов и чукчей. Они весело о чем-то переговаривались между собой, вполне, судя по их поведению, довольные тем, что очутились не где-нибудь, а именно в Подлой Корчме.

– Посмотри вон на этих «инородцев»! – обратился к Деду Морозу Даждьбог, показывая пальцем на засаленных потрепанных северных божков.

– Ну и что? – индифферентно спросил Дед.

– Один из них – тот, что впереди остальных, по имени Сабалу – бывший бог охоты и рыбной ловли у ненцев Ямала, как-то ухитрился провезти с собой двадцать тонн сушеной щуки и продал ее корчмарю за десять литров сикеры и право ночлега в течение десяти дней. Всей его компании выделили крысиный чулан с двумя нарами друг над дружкой… – Даждьбог резко умолк и, хлопнув себя по лбу, с досадой воскликнул:

– Прости, брат Акапист (у Деда Мороза, как выяснилось, были еще и другие имена), что я кормлю тебя с внучкой бесплодными разговорами во дворе и до сих пор не догадался пригласить в наши «славянские хоромы»! Пойдемте скорее туда – Вы не представляете, как Вам все наши будут рады!

– Что-ж – спасибо, брат! – растроганно сказал Акапист. – Если сохранилось в каждом из нас хотя бы по капле от лучших свойств Славянской Души, это означает, что у нас у всех еще остался шанс выжить!

– Илью Муромца мы здесь не бросим! – звонкий голосок Снегурочки наверняка услышали в самых дальних уголках двора.