На одном из тематических форумов ветеран советских военно-воздушных сил, глубоко уязвленный описанием операции «хоум ран» в этом исследовании, посетовал на то, что автор совершенно не разбирается ни в авиации, ни в истории. И авторитетно заявил, что операция «хоум ран» была сорвана умелыми действиями советских ПВО, которые своевременно перебросили гвардейский полк истребительной авиации на базу в поселок Амдерма на берегу Карского моря. Выражаясь метафорически, этот полк и закрыл своей широкой грудью весь север Советского Союза! Ветеран искренне гневался на то, что Ракитин взялся писать о славной истории отечественной авиации, не имея понятия о выдающихся заслугах героев нашего неба.

Ветерана можно успокоить: о выдающихся заслугах лётчиков-гвардейцев по разгону полчищ американских стратегических разведчиков неизвестно не только Ракитину. Об этом ничего не знали ни в Политбюро ЦК КПСС, ни в МИДе, ни даже в Министерстве обороны СССР. 21 апреля 1958 г. по настоянию Советского Союза было проведено заседание Совета безопасности ООН, посвященное проблеме массовых нарушений американскими воздушными судами северных границ СССР. Советское политическое руководство расписалось в своём полном бессилии и неспособности бороться с американцами «на равных». Иллюзий относительно того, что наши военные вот-вот начнут пресекать американские поползновения, уже не осталось – Хрущёв понял, что пора начинать «бить челом» дипломатам. Так что мой изобличитель несколько поспешил с высокими оценками заслуг летчиков-гвардейцев. Ни в 1956 г., ни в последующие годы наличие гвардейского истребительного полка в Амдерме ничуть не мешало супостату нарушать границы СССР по собственному желанию. Золотопогонные советские маршалы могли выстроить крылом к крылу полчища МиГов от Мурманска до мыса Дежнева, но даже это не позволило бы помешать американцам летать там, где они хотели.

Увы, такова нелицеприятная правда Истории…

Всем интересующимся военно-дипломатической историей Советского Союза будет небезынтересно узнать, что МИД СССР, насколько известно автору, вручал американской стороне по меньшей мере 3 (!) ноты протеста, связанные с «грубыми», «вопиющими», «циничными» или «групповыми» нарушениями воздушного пространства страны самолетами США. Вручение нот происходило 10 июля 1956 г., 8 марта 1958 г. и 21 апреля 1958 г. В этом перечне нет упомянутой ранее ноты протеста от 10 мая 1956 г., вызванной американской операцией «хоум ран», и специального заседания Совета безопасности ООН. Вполне возможно, что документов подобного рода много больше, только они покуда закопаны глубоко в недра МИДовской переписки и остаются скрыты от глаз общественности.

Впрочем, вернемся к противовоздушной обороне дол и небес родины социализма. Никакого щита советская ПВО в 1950—1960-х гг. из себя – увы! – не представляла. В особенности с северных направлений. Советский авиаконструктор Леонид Львович Кербер, много лет проработавший в КБ Туполева, весьма выразительно описал это в своих воспоминаниях: «Северные границы страны не были достаточно прикрыты от проникновения к нам чужих бомбардировщиков через Арктику. Причина заключалась в недостаточной дальности действия наземных радиолокационных станций ПВО. <…> Имелись альтернативные решения: вынести РЛС на лёд, ближе к полюсу, либо поднять антенны на высокие башни. Первый отвергал опыт Папанина – ледяные поля центральной Арктики дрейфовали в сторону Атлантики. Второе вызывало сомнение: возможно ли соорудить вдоль побережья десятки эйфелевых башен?»

Фотография, дающая представление об экипировке американского десантника. Это снимки из коллекции «зеленого берета», инструктора по парашютной подготовке Луиса Смита. Забрасываемые американцами разведчики использовали элементы штатного десантного комплекта: шлем с защитными очками, комбинезон, два парашюта, грузовые прорезиненные мешки (в зависимости от вместимости 2—5 штук), прыжковые ботинки. Почти всегда «транзитеры» применяли устройства принудительного раскрытия парашюта, что повышало безопасность при десантировании в тёмное время суток. Опционально, в зависимости от сложности десантирования, придавался дыхательный комплект. Первая задача агента после приземления заключалась в том, чтобы переодеться и спрятать десантное снаряжение, передать по радиостанции условный сигнал о благополучном приземлении, затем, если задание предусматривало совместные действия членов группы, следовал их поиск.

Поскольку построить десятки Эйфелевых башен за полярным кругом не мог даже такой сумасшедший прожектёр, как Никита Сергеевич Хрущёв, в июле 1958 г. было принято решение проектировать и строить первый советский самолет дальнего радиолокационного обнаружения, получивший впоследствии обозначение Ту-126. Интересное совпадение, не правда ли – в конце апреля 1958 г. советские дипломаты устроили скандал в Совете безопасности ООН, сетуя на полную безнаказанность американских вторжений, а через три месяца политическое руководство страны приняло решение строить самолет дальнего радиолокационного обнаружения.

Высоколобые знатоки марксистско-ленинской теории наконец-то осознали, что на практике без такого самолета никакого «щита ПВО» у СССР на севере не будет никогда. Работали над Ту-126 довольно долго, первый полёт прототипа состоялся через четыре года, а принятие на вооружение – в 1965 г. Все самолеты этого типа (в количестве 9 штук), базировались на Кольском полуострове. Нам история Ту-126 интересна постольку, поскольку ярко и выпукло демонстрирует истинное положение с радиотехническим обеспечением ПВО того времени.

Такова историческая правда, хотя, понимаю, она очень неприятна заслуженному «ветерану-разоблачителю» Ракитина.

Кстати, уже во время операции «хоум ран» разведывательные «стратоджеты» стали использовать осветительные авиабомбы крупного калибра (1 т) и убедились в их высокой эффективности. В носовой части RВ-47 устанавливалась мощная фототехника, позволявшая делать как фотоснимки высокого разрешения непосредственно над целью, так и панорамные с большого удаления. «Подвесив» осветительную бомбу в темное время суток в районе интересующего объекта и сделав с некоторым интервалом фотоснимки при разной высоте источника освещения, разведчики получали возможность весьма точно определить высоту практически любого объекта на местности по длине отбрасываемой тени (и изменению этой длины).

Описанный способ подходил для определения высоты опор ЛЭП (и соответственно, их мощности), труб, корпусов промышленных объектов и т. п. «Самодеятельные исследователи» трагедии группы Игоря Дятлова перепробовали на роль «огненных шаров» всю небывальщину, до какой только смогли додуматься – от инопланетных кораблей до баллистических ракет, прилетающих из ниоткуда и улетающих в никуда, – однако почему-то не задумались о таком очевидном источнике яркого свечения, как осветительная авиабомба большого калибра.

Этот боеприпас удовлетворяет поведению «огненных шаров» по всем параметрам. Горение светового состава давало форс пламени много ярче лунного света, светимость таких бомб исчислялась миллионными кандел (немецкая авиабомба образца 1942 г. калибром 950 кг давала, например, светимость в 2 млн. кандел, что соответствовало примерно 20 тыс. 100-ваттных лампочек!). Одной авиабомбы было достаточно для того, чтобы осветить объект размером с крупную железнодорожную станцию. Опускавшаяся на парашюте со скоростью ~5—8 м/с осветительная авиабомба крупного калибра начинала гореть на высотах около 5 км и горела почти до самой земли (около 1000 с., т. е. 16—17 мин.!). Упомянутая выше немецкая бомба образца 1942 г. имела корпус с нанесенным снаружи алюминиево-магниевым покрытием (вроде хорошо всем знакомой детской игрушки «бенгальский огонь»); в конце рабочего цикла корпус авиабомбы выгорал не только изнутри, но и снаружи, так что на землю падала металлическая труха, порой рассыпавшаяся в воздухе. По остаткам полностью выгоревшей бомбы было практически невозможно понять, что же именно светилось в небе. В принципе, самыми демаскирующими деталями такой бомбы являлись парашют и жаропрочные сопла, которые служили источником форса пламени в полете, но даже будучи найденными где-нибудь в тайге или степи, они никак не могли являться доказательством проведения в этой местности секретной операции. Другими словами, упавшая бомба ничем не изобличала того, кто её сбросил.

Американцы уделяли исключительное внимание обучению своих разведчиков навыкам десантирования. Для прохождения парашютной подготовки будущие «транзитёры» обычно перевозились из Европы в США, где занимались в Форт-Брэгг, главной базе воздушно-десантных сил. Применение устройств по автоматическому раскрытию парашютов существенно повышало безопасность десантирования. А использование осветительных авиабомб позволяло осуществлять выброску десантников в тёмное время суток, в основном в предрассветные часы. Скорость снижения парашютиста гораздо ниже скорости осветительной авиабомбы (~2 м/с), так что он всё время оставался выше светового конуса и не был виден с земли. При спуске десантируемые агенты могли выбрать оптимальное место посадки (в стороне от водоемов, скал, жилых строений и т. п.). Зачастую «транзитеры» высаживались в нескольких десятках метров друг от друга, не теряя даже голосового контакта. При десантировании все они были облачены в штатные комбинезоны, обувь и шлемы, применявшиеся в американских воздушно-десантных силах, поэтому агенты перво-наперво переодевались в обычную для советских людей одежду.

После этого в максимально возможном темпе они скрывали демаскирующие их признаки и покидали район высадки. К моменту восхода солнца агенты должны были уже двигаться по заданному маршруту. Имевшийся в их распоряжении целый световой день они обычно использовали для безостановочного движения, дабы оторваться от возможного преследования. Понятно, что десантирование в предрассветные часы давало разведчикам столь нужную им фору в несколько часов, благодаря которой эффективность возможного противодействия правоохранительных органов резко снижалась.

Остается добавить, что время от времени советской госбезопасности удавалось отыскать устроенные «транзитёрами» тайники с десантной амуницией, порой заминированные. Обнаруженные там парашюты и детали одежды иногда даже предъявлялись журналистам – в том случае, если принималось политическое решение предать случившееся гласности. Одна из таких пресс-конференций для советских и иностранных корреспондентов, сопровождавшаяся демонстрацией изъятой из тайников десантной амуниции, имела место, например, 6 февраля 1957 г. в Москве, в Центральном Доме журналиста. (Напомним, что годом ранее – 9 февраля 1956 г. – в Москве была устроена другая примечательная пресс-конференция, на которой были представлены детали 50 американских разведывательных аэростатов, сбитых к тому времени в воздушном пространстве СССР. Их гондолы были выставлены в шеренгу перед зданием, а огромные разорванные баллоны занимали часть автостоянки ЦДЖ; впрочем, об этом в настоящем исследовании уже упоминалось).

Темнота предрассветных часов служила отличной маскировкой десантирования транзитных агентов. Большинство людей в 4—5 часов утра крепко спят, и даже если кто-то из немногочисленных местных жителей видел в небе яркое пятно, он вряд ли мог понять природу таинственного свечения. Парашют авиабомбы во время ее горения оставался невидим, незначительная скорость снижения авиабомбы практически не изменялась, а потому наблюдателю с Земли долгое время должно было казаться, что объект летит горизонтально либо вообще висит в небе неподвижно. Никаких специфических, узнаваемых звуков в процессе планирования такой авиабомбы не генерировалось. Если человек не наблюдал ранее подобной картины, он просто не мог сообразить, с чем же имеет дело. Примечательный нюанс: солдаты и офицеры на фронте, как правило, сталкивались с осветительными снарядами, имевшими и меньшую светосилу, и меньшее время горения (несколько десятков секунд). Так что боевой опыт даже воевавших людей мало мог им помочь. Осветительные бомбы крупных калибров использовались для нанесения авиационных ударов по площадным целям, прежде всего городам. Однако шанс, что житель Москвы, Смоленска или Ленинграда, переживший бомбежки времен Великой Отечественной войны, окажется где-нибудь в районе Отортена (или в какой-либо другой глухомани), был ускользающе мал. Поэтому, каким бы парадоксальным ни казалось высказанное автором предположение, американцы, используя осветительные бомбы во время разведывательных рейдов «стратоджетов», практически ничем не рисковали. (Во избежание неправильного толкования автор считает нужным уточнить, что сказанное касается не использования осветительных бомб, ибо это исторический факт, а того, что подобная практика не нарушала скрытности полётов.)

В секретной информационно-аналитической записке, направленной Председателем КГБ при Совете министров СССР А. Серовым в ЦК КПСС в июне 1957 г., о нелегальной заброске агентуры иностранных разведок на территорию СССР сообщалось в следующих выражениях (цит. по книге О. М. Хлобустова «Госбезопасность России от Александра 1 до Путина»): «За последние три года органами безопасности при активной помощи советского народа были пойманы на советской территории десятки шпионов, проникших нелегальным путём (морем, воздухом, через сухопутные границы), у которых были изъяты радиостанции, оружие, фотоаппараты, средства тайнописи, яды, фиктивные документы и значительные суммы советских денег и иностранной валюты. По изъятым у этих шпионов документам и по их личным показаниям, а также по материалам, полученным нами из других источников, видно, что разведки капиталистических государств всеми силами стремятся добывать сведения о наших вооруженных силах, о новой технике и достижениях советской науки, пытаются проникнуть в важные промышленные центры страны и объекты оборонного значения и атомной промышленности». С одной стороны, написанное выглядит вроде бы расплывчато, нос другой – исчерпывающе. В общем, как говорили древние, умному – достаточно…

Для полноты картины приведем весьма красноречивую цитату, выражающую отношение противников СССР к их действиям в тот период. Принадлежит сказанное Аллену Даллесу, главе ЦРУ США, своего рода антиподу Серова и человеку не менее, а возможно и более информированному, чем Председатель КГБ. Эта цитата ставит выразительную точку в наших рассуждениях: «Тайная добыча секретной информации – прежде всего действенное средство по преодолению препятствий для подхода к объекту. Мы выбираем тот или иной объект. Дело противной стороны возвести преграды, чтобы мы не проникли туда. Обычно противник знает, какие объекты более всего интересуют нас. Их он охраняет особенно тщательно. <…> Поэтому разведке США приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы выявить эти важнейшие военные сооружения, скрытые нередко за тысячи миль от проторенных дорог. Для тайного сбора информации используются люди – агенты, информаторы, связники. В этих целях привлекается и техника: ныне имеются такие технические средства, которые могут увидеть то, что неспособен заметить человек. <…> Суть шпионажа, его альфа и омега – создать возможности для подхода к объекту, получить к нему доступ. И, конечно, сделать это так, чтобы не привлечь внимания лиц, которые охраняют этот объект. Тайный агент находит путь к нему, устанавливает за ним наблюдение, затем возвращается и докладывает о том, что увидел» (Даллес А. «ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа.» М.: 2000. С. 98—99). Как говорится, ни прибавить, ни отнять. Хотя написаны эти азбучные истины были аж в 1962 г., они и в 2010 г. прозвучали совершеннейшим откровением для подавляющего большинства «самодеятельных исследователей», узнавших лишь от автора настоящего исследования о продолжительном присутствии американских нелегалов на Урале. В головах малообразованных людей не укладывалась мысль о том, что во второй половине 1950-х гг. по Уралу вовсю ходили американские «транзитники», а в небесах десятками летали самолеты-разведчики. Да притом как летали – через Северный полюс! Диво дивное… Воистину, нельзя не поражаться такой наивности и простодушию.

Полёты американской разведывательной авиации над территорией Советского Союза продолжались на протяжении всего 1957 года и продолжились в следующем 1958 году. Очередной инцидент, вызвавший серьёзный дипломатический скандал, произошёл 2 марта в 11:05 по местному времени. Тогда американский военный реактивный самолет, появившись со стороны Японского моря, нарушил государственную границу Советского Союза над малонаселенным районом Приморского края неподалёку от посёлка Великая Кема и проник глубоко в воздушное пространство Советского Союза, после чего безнаказанно ушёл в сторону Японского моря в районе южнее бухты Ольга. Расстояние между точками пересечения государственной границы на вход и выход превысило 230 км.

Через несколько дней – 6 марта – Чрезвычайный и полномочный посол СССР в США Михаил Александрович Меньшиков вручил Государственному секретарю Даллесу памятную записку, выдержанную в весьма раздраженном тоне (хотя и вполне корректную по форме). На следующий день госсекретарь в ходе личной беседы довёл содержание этой записки до сведения Президента Эйзенхауэра. В меморандуме по итогам последовавшего обсуждения, написанном Даллесом и хранящемся в архиве Государственного департамента, содержится примечательная фраза: «Президент выразил твердое мнение, что такие нарушения должны быть прекращены» («The President indicated a strong view that such infractions should be discontinued.»).

Американская сторона провела внутреннее расследование инцидента, вернее, сделала вид, что провела и 31 марта уведомила советский МИД, что никакой ясности в разрешении возникшей проблемы не добилась. Дескать, Соединенные Штаты не могут определить, находились ли какие-либо военные самолеты США в непосредственной близости от Советского Союза 2 марта. Эта отговорка выглядела совершенно возмутительно и неудивительно 21 апреля советская сторона уведомила Госдеп, что считает полученный 31 марта ответ «неудовлетворительным». Американские партнёры в ответ, если выражаться метафорически, лишь пожали плечами, дескать, проблемы индейцев шерифа не волнуют.

Через несколько дней – 24 апреля 1958 года – генерал Эндрю Гудпастер (Andrew Jackson Goodpaster), офицер связи по вопросам обороны при Президенте Эйзенхауэре, встретился с главой ЦРУ Алленом Даллесом. В меморандуме, составленном по результатам этой встречи, Гудпастер написал: «AD [имеется в виду Аллен Даллес – прим. Ракитина] спросил, можно ли послать [в Советский Союз] человека на низколетящем самолете. После проверки я сказал ему «хорошо». " (дословно на языке оригинала: «A.D. asked if OK to send a man in by low-flying a/c. After checking I told him OK.»)

Перед нами весьма примечательная перемена мнений – 7 марта президент требует прекратить разведывательные полёты над территорией Советского Союза, а через 6 недель – 24 апреля – его офицер связи даёт главе разведывательного ведомства карт-бланш на заброску агента с низколетящего самолёта.

Уже 5 мая Государственный департамент направил в советское посольство в Вашингтоне лаконичную ноту, в которой повторил высказанное 31 марта отрицание советских обвинений, а сам инцидент с глубоким прорывом самолёта-разведчика, имевший место 2 марта, назвал «предполагаемым» («the alleged incident»).