Цитаты из книги «Почти два килограмма слов»

Закончить я хотел бы вот чем: считается, что киберпанк родился в начале 80-х, ведь именно тогда появились одноименный рассказ Брюса Бетке и роман Уильяма Гибсона «Нейромант». Звучит логично, но у меня есть теория: я думаю, что у каждого вида искусства, у каждого медиума есть две точки отсчета: первая — момент рождения, вторая — момент признания, выхода из гетто. Так было, например, с театром или с комиксами — и то и другое начиналось как развлечение для простолюдинов. Примерно так же было с жанром «киберпанк». Гибсон, Рюкер, Уомак — все они пришли позже, на территорию, которую до них, работая на протяжении более 30 лет [23] с приемами «низкой литературы», вспахивали другие — Бестер, Баллард, Берроуз, Браннер, Пинчон. Об этом тоже нужно помнить.

Сегодня, спустя почти пятьдесят лет после создания Глобальной сети, стало предельно ясно, что почти все «освободительные» гипотезы оказались не более чем лозунгами, и с полной уверенностью об интернете можно сказать лишь одно: умного человека он делает умнее, глупого — глупее, злого — злее. Проблема в том, что мир в основном состоит из последних.

Знакомые видели талмуд и спрашивали: — Почему ты так хочешь прочитать эту книгу? Ответ был один (он всегда один): — Потому что она существует.

зачем штурмовать крепость, когда можно найти ворота и мирно в них постучать. Это было первое откровение: я понял, что у каждой книги есть своя архитектура, свои арки, залы, коридоры — и свои точки входа. Одни книги похожи на серию комнат, анфиладу — и в них довольно сложно заблудиться — ты просто входишь в открытую автором дверь и ступаешь из одной комнаты/главы в другую. Таких большинство. Но есть другие книги — они спланированы, спроектированы так, чтобы отпугивать читателя, они как дома с привидениями: сначала ты переселяешься в них, а потом они — в тебя.

главная проблема любой технологии в том, что ей пользуются люди; главная проблема людей в том, что у них нет чувства меры.

сегодня мало кто воспринимает «Героя…» как цельную историю, наполненную живыми характерами и грустью; роман Лермонтова у многих устойчиво ассоциируется со вторичными околошкольными воспоминаниями: с заметками Белинского о «лишнем человеке», «социальной критикой», отношениями с императором Николаем, с Пушкиным. Настоящие «лишние люди» — это дети на уроках литературы. Их интересами пренебрегают.

возмездию, которого нет, и равнодушию, которого слишком много

искусство — это единственная стихия, способная противостоять варварству.