Цитаты из книги «Кадавры»

Тут болото, коготок увяз – и все, пизда рулю. Посмотри на Романыча, он двадцать лет назад пришел «подзаработать» – и с тех пор торчит.

Даше было семнадцать, после школы она брала у матери деньги «на репетиторов», но вместо занятий тратила их на развлечения и на бухло. Пить она не любила, ей важен был сам процесс конвертации материнского доверия в бунт, в пустоту.

Иметь машину – даже такую – в их краях и в те времена было привилегией, и, разъезжая по местным дорогам, Матвей чувствовал себя первым парнем на деревне. Он и был первым парнем. Своего ниндзю он совершенствовал как мог: установил ксеноновые фары, «чтобы слепить лохов», наглухо затонировал все стекла, включая лобовуху, «чтобы лохи не оскверняли роскошный салон своим плебейским любопытством», и засобачил самую мощную акустическую систему, сабвуферы которой, если выкрутить тумблер громкости на максимум, «были способны вызвать тахикардию у всех лохов в округе».

Водить машину Дашу научил Матвей. В восемнадцать он купил себе «жигуль», «семерку», черного цвета. Когда машина вела себя хорошо и заводилась с первого раза, он называл ее «ниндзя», но если она барахлила или не заводилась – он грустно вздыхал и спрашивал: «ну шо, говнимся сегодня, да?» и весь день называл ее «говниндзя».

– Здесь буквально написано: «Двадцать кило отборных экскрементов!» С днем рождения, любимая мамочка!

Доносчиков, как серийных убийц, совершенно невозможно распознать в толпе – с виду нормальные, даже, может, приятные люди; а на деле – носят в душе неизбывную тягу к причинению вреда.

Ментов Даша делила на два подвида: «вальяжный» и «сердобольный». Первый ходил вразвалочку, позевывая, заломив фуражку на затылок; такой обычно проблем не создавал, разве что бывал груб и сально шутил, приезжал по доносу, проверял документы, быстро понимал, что поживиться тут нечем, выгоды никакой, и отпускал. Второй тип был гораздо хуже: сердобольный ходил отглаженный, был застегнут на все пуговицы и докапывался до всего, просил пройти/проехать с ним в отделение для «уточнения данных», где Даша с Матвеем два/три/четыре часа сидели на неудобных стульях и ждали, пока блюститель закона звонил начальству, а его начальство звонило своему начальству, а то – своему, и так – пока наконец не упадет последняя доминошка начальственных звонков; и, узнав, что формально Даша работает на Китай и защищена договором ОРКА, удивленный и немного огорченный мент подвида «сердобольный» отдавал Даше документы и неискренне желал счастливого пути.

«замечательно, одна мысль о маме – и у тебя уже тахикардия. То ли еще будет, когда приедешь!»

А еще художник явно просчитался с пропорциями: у Аладдина был слишком большой рот и маленькие глаза, и все лицо его как будто съехало набок и чуть вниз, отчего он выглядел ужасно недовольным. «Возможно, он недоволен тем, как его нарисовали»

На ней Аладдин из старого диснеевского мультфильма летел верхом на мешке с удобрениями, а внизу была подпись: «Биофосфор-азот от забот унесет на восток, куда сказка зовет» – пузатым шрифтом comic sans. Все это выглядело дико еще и потому, что, как помнилось Даше, действие мультика буквально разворачивалось в пустыне, то есть в месте, где ни черта не растет.