Тишина, которая наступила, показалась Дэйту вязкой и тяжелой, словно он взвалил себе на плечи всю казну герцога. Воин повернул голову направо и через смотровую щель шлема в отблесках пламени увидел, что мастер Рилли довольно усмехается.

Огненная цепь из факелов на мосту внезапно вздрогнула, а затем ухнула вниз, вместе с людьми, оружием и камнями, которые когда-то были одним из чудес прошлой эпохи.

Они упали в полной тишине, и Дэйт понял, что оглох от рева рога у себя над ухом. Но все равно заорал, поднимая забрало и надрывая севший голос, надеясь, что его услышат:

– Щи-и-и-ты-ы-ы!

Услышали.

Оббитые сталью дубовые квадраты сложились в одну сплошную стену, и на левое плечо Дэйта легло тяжеленное древко длинной пики, которую удерживал стоявший позади него солдат. И все остальные бойцы третьей линии повторили движение.

Противник, оставшийся на этой стороне и отрезанный от своих основных сил, оказался удручен и растерян, и Дэйт был не тем человеком, кто собирался дарить врагу передышку.

– Шагом!

Медленно стальной еж двинулся вперед.

– Давай! Дави! Давай! Дави! – раздавалось с каждым шагом.

Те из фихшейзцев, кто сообразил, к чему все идет, бросились вперед. Их атака была разрозненной и слабой, она не смогла поколебать защитников, и пики встретили угрозу слаженным ударом, а те, кто выжил, откатились назад.

– Давай! Дави! Давай! Дави!

Вновь атака, теперь уже куда более осмысленная. Враги, которые все еще были в большинстве, сбивали пики щитами, и второй шеренге с алебардами нашлась работа. Дэйт ударил поверх голов впереди стоящих, крюком зацепил кого-то за наплечник, повалил, и солдата добили уже без его участия. Скоротечная свалка закончилась щедрой кровью и мощным ударом.

– Давай! Дави! Давай! Дави!

Фихшейзцы бросали оружие, находясь на самом краю Улыбки Шаутта, там, где теперь не было моста. Они сдавались, так и не поняв, что баталия не берет пленных.

– Ускорить шаг! – закричал Дэйт.

И его люди не мешкали. Не испытывали жалости. И не остановились, пока последний из врагов не был сброшен в пропасть.

Пещера была их домом. Крепостью. Спальней. Храмом. Лазаретом. И кладбищем.

Их единственным миром.

Казалось, что они родились в нем, прожили бесконечную жизнь среди мрака, разгоняемого робким пламенем редких костров.

Появились среди влажных острых камней, с первым своим криком вобрав весь холод, что царил здесь, загрубевшей кожей чувствуя каждый сквозняк, которым дышала бездонная пропасть.

Они засыпали под стук молотков и кирок, под него же и просыпались, ждали чуда, а потом снова засыпали. Иногда ожидание сменялось боем, и он давал им тепло, а тепло разжигало ярость и злость. Заставляло кровь быстрее бежать по сосудам, ощущать жизнь среди потерянного времени.

Тогда они били. Кололи. Рубили. Распарывали. Сминали. Протыкали. Кричали. Убивали. И умирали.

А потом все повторялось. Словно в кошмаре.

Дэйт потерялся во времени. В сердце горы не было ни дня, ни ночи, ни заката, ни рассвета. Они пытались отмерять сутки по количеству смен, по расходу пищи и топлива, по хоть чему-то привычному, но конечно же в итоге могли лишь предполагать, сколько на самом деле отряд провел под землей.

По расчетам Дэйта получалось, что два месяца. Еды оставалось чуть меньше половины, и командир, поговорив с каменщиками, приказал интендантам урезать ежедневные пайки на четверть. А расход топлива взять под жесткий контроль, выделяя его лишь для двух лагерных костров, на часовых, «крепости» и для рабочих.

– Люди не ропщут? – спросил он у Тавера.

Тот, потеряв правую руку в первой же стычке, сидел на пустом ящике, потягивая горячий отвар, и его лицо было едва различимо во мраке, отчего почти никто не замечал, как лихорадка постепенно выпивает из него жизнь.

– Все понимают, что мы не сможем идти на ощупь и грызть камни вместо ужина. Я бы на вашем месте, милорд, сократил порции еды еще сильнее. Дело двигается медленно.

– Четверть мы можем себе позволить. А вот половину – нет, – отверг Дэйт. – Воины начнут слабеть, а слабый солдат мало пригоден в бою. Пока еды, спасибо барону, нам хватает.

– Дело движется слишком медленно, – повторил его лейтенант. – Уверен, что им-то постоянно спускают припасы. Время играет против нас, особенно после того как не стало Скворца.

Дэйт лишь стиснул зубы. Потеря главного каменщика привела к тому, что работы замедлились, хотя все и выкладывались на полную. Это была ошибка командира, его ошибка, что он прислушался к просьбе Скворца и разрешил тому самостоятельно обрушить мост.

Можно было лишиться любого другого, но не мастера, от чьего опыта зависел успех всего мероприятия. Каменщик погиб под обломками.

– Сегодня рабочие обещают сломать второй мост. Опоры едва держатся. – Дэйт встал. – Отдыхай.

– Скоро моя смена.

– Ее разделят Зидва и Харги. Ты едва стоишь на ногах, так что слышать не хочу о том, что ты здоров. И пусть врач поменяет повязку. Это приказ.

Тавер, тихо ругнувшись, лег на матрас из отсыревшей соломы:

– Проклятье! Угораздило же меня!

Дэйт оставил его и в сопровождении Дикая, держащего факел, прошел вдоль берега маслянистого озера, где располагался их лагерь, а после направился к Улыбке Шаутта.

Оруженосец в накинутом на латный доспех теплом плаще казался громоздким и неуклюжим. На его обросшем щетиной молодом лице явственно читалось выражение недовольства.

– Что еще? – буркнул Дэйт.

– Ваша безопасность, милорд. Я должен быть рядом с вами. Моя обязанность защищать вас.

– Теперь понимаю, как я доставал его светлость теми же самыми словами, – с напускным смирением произнес начальник охраны. – Парень, если начнется свалка, я в состоянии о себе позаботиться. Выживал же я как-то раньше, до того, как ты вообще появился на свет!

– Я…

Дэйт остановил собиравшийся обрушиться на него водопад слов движением ладони:

– Довольно! Право, когда ты по моему приказу «паниковал» на мосту, мне это больше нравилось. Зачем ты попросился в мой отряд, Дикай?

– Милорд?

– Совершенно простой вопрос, парень.

– Я защищаю свою страну. И ради славы. Не буду врать.

– Защищать страну можно сотней разных способов. Если ты хотел славы, титулов, земель, благосклонности герцога – надо было отправляться вместе с ним на запад, туда, где сейчас идут основные бои. Быть у него перед глазами, стяжать эту самую славу. Ведь понимаешь же ты разницу между мной и герцогом?

– Мой дед погиб на Брокаванском перешейке в прошлую войну. Я не мог… боюсь, милорд, не смогу объяснить. Но… страну надо защищать не только ради золота и титула, как думают многие. Как говорила моя матушка: есть рыцари на белом коне, а есть те, кто помогают им на этом коне удержаться.

– То есть в отличие от остальной молодежи ты не планируешь стать героем?

– О нет, милорд. Еще как планирую. Хочу быть как воины прошлого. Чтобы обо мне пели песни потомки. Вам разве такого не хотелось, милорд?

– Хотелось, – признал Дэйт. – Но очень давно.

– А теперь, милорд?

– С годами, парень, многие вещи, которые ты ценил раньше, внезапно становятся совершенно не важны.

– А что же важно?

– Сохранить жизни своим людям, например. Закончить дело, из-за которого мы здесь. Увидеть солнечный свет. Вернуться к дочерям. Дождаться внуков. Важных вещей в мире бесконечное количество, мой оруженосец. А песня, в которой тебя будут помнить лет через триста… песня это лишь песня.

– Вы не любите легенды, милорд?

Дэйт протянул свой факел к горевшему факелу Дикая, зажег его.

– Легенды рассказывают нам о прошлом, парень. И я люблю слушать их. Но не желаю лишь превратиться в миф, точно герой из прошлого. Это необязательно – самому становиться легендой.

– Иногда такое происходит вопреки нашему желанию, милорд. Думаете, Тион, Лавьенда или Арила этого так уж хотели?

Дэйт задумчиво посмотрел на оруженосца:

– Не поспоришь. Сегодня обрушивают второй мост, отправляйся к нему, найди Харги, скажи, что Тавер еще не оправился от раны и сегодня я оставил его в лагере. Я проверю посты на первом, у Зидвы и Рилли, а потом приду к вам.

На их стороне Улыбки, там, где находилась вторая линия обороны, горел лишь один костер, пускай и достаточно большой, чтобы солдаты смогли собраться вокруг него. Рядом стояли прислоненные друг к другу алебарды, пики и протазаны, точно застывший стальной смертельный лес, только и ждущий, чтобы его вырвали из земли и дали напиться крови.

Здесь же находился флаг отряда. Это был старый баронский штандарт, который солдаты изменили, получив разрешение Дэйта.

Когда с этим предложением от своих людей пришел Харги, Тавер только нахмурился:

– Рисовать на полотнище поверх герба его милости? Да они сдурели!

– Пусть рисуют, – промолвил Дэйт, все взвесив. – Но не на гербе. На поле. Герб не уродовать!

– Эта вольность может дорого обойтись, когда мы вернемся, – предупредил Тавер.

– Если, – выделил слово Дэйт, – мы вернемся, мой друг. И не обойдется, потому что уж я-то смогу доказать свояку, что никто не желал оскорбить его стяг. Сейчас всем нужно ощущение сопричастности, так как в нашей «армии» собрались слишком разные люди. Гвардейцы Шаруда, белая кость, лучшие столичные воины. Ребята барона, охранники рубежей, рабочие мулы баталии. Наемники из Треттини. Мастеровые… Все они должны быть едины. И чувствовать это. Испортить флаг краской и дать название нашему отряду, раз так хочется простым солдатам – это та малость, на которую я легко готов согласиться ради поднятия морального духа. Хотят быть «Дубовыми кольями», пусть напишут это на ткани. Я только за.

Дэйт похлопал себя по поясу, где рядом с кинжалом в кожаной петле висела короткая, остро заточенная с одного конца дубовая палка. Многие, прибывшие с ним из Шаруда, носили такую на случай встречи с шауттами.

Так у их маленького подземного отряда появилось свое название.

Заметив командира, воины начали вставать, но Дэйт махнул им, чтобы отдыхали, пока есть возможность, и прошел дальше, к мосту, где дежурили несколько стрелков.

Сержант, тот самый, что трубил в рог, поприветствовал его. На нем, как и на большинстве арбалетчиков, был легкий доспех из толстой кожи и нашитых на нее стальных полосок.

– Где твой капитан? – спросил Дэйт.

– На другом «берегу», сиор. С Зидвой. Сегодня там было жарко.

– А новый мастер каменщиков?

– Ушел к третьему мосту. Ждет вашего приказа, чтобы обрушить его. Здесь работает лишь несколько человек.

Дэйт перегнулся через перила, посмотрел на мерцающие огоньки масляных фонарей бригады каменщиков, а затем направился по каменной дороге через пропасть. И сержант присоединился к нему, не ожидая приглашения.

– Мне не нужно сопровождение. – Начальник охраны герцога недовольно покосился на него.

– Если вы против моей компании, возьмите кого-то другого, сиор. Времена нынче опасные, чтобы ходить в одиночку, – не смутился треттинец.

– Даже когда мы удерживаем оба рубежа?

– Но, сиор. Разве вы не слышали о наемных убийцах, способных уничтожать полководцев, даже запертых в крепостях, стоит только охране отвернуться?

– Ты о сойках?

– Сойки, сиор? – Сержант пожал плечами. – Они скорее миф, чем реальность. Если они действительно существуют, то служат Ночному Клану, а тот не участвует в войнах герцогств и не отдает своих убийц в аренду любому желающему. Кроме соек есть и обычные люди, способные стрелять из арбалетов и владеть мечом и кинжалом. Простите, сиор, но я не желаю, чтобы такое произошло с вами, особенно когда я старший в карауле.

– Личная заинтересованность?

– Конечно, – не стал отрицать треттинец. – Во-первых, капитан спустит с меня шкуру, а я того не желаю. Во-вторых, вы гарантировали «Виноградным шершням» щедрую плату за бои в подземелье. И с вашей смертью получить деньги будет сложнее.

– Герцог выполнит обязательства, а барон да Мере подтвердит все договоренности, если со мной что-то случится.

– Конечно. Но, как говорится, барон тоже смертен, а в прошлом происходили досадные неприятности, когда наемным солдатам было крайне непросто получить выплаты, даже имея на руках заключенный контракт. Так что позвольте довести вас до следующего поста.

Дэйт усмехнулся такой дерзости и задал давно занимавший его вопрос:

– Твой рог. Он странный. Что с ним не так?

– Это артефакт прошлой эпохи, сиор. Во всяком случае, так говорят летописи отряда. Он у «Шершней» с момента основания, уже несколько веков. Ребята считают, что этот талисман приносит удачу.

– Волшебная вещь? – хмыкнул Дэйт, вспоминая, что нормальный слух после того сигнала к нему вернулся только к вечеру.

Сержант рассмеялся:

– Ну, волшебные вещи в нашем мире до сих пор встречаются, сиор. Обычно они приносят одну беду, особенно если принадлежали некромантам. Но, по счастью, очень редки. Это просто рог, который создал хороший мастер. Как и эти мосты.

– Мосты создали волшебники.

Сержант улыбнулся, пожал плечами.

Большая площадка на месте первого лагеря отряда была ограничена подковообразной стеной из камней высотой почти в два ярда. За этой преградой солдаты чувствовали себя куда в большей безопасности, и благодаря сложенной ступени, на которую можно подниматься, они могли бить пиками и алебардами сверху вниз в тех, кто уже несколько раз пытался взять укрепление штурмом.

Зидва вышел к ним, по привычке отвесив легкий поклон Дэйту.

– Сколько здесь людей? – спросил да Лэнг.

– Сорок семь и двадцать стрелков, милорд. Мы готовы, если они полезут.

– Капитан Рилли?

Зидва покрутил головой, глядя на тени в отблесках факелов:

– Вон, на стене.

Вместе с сержантом-южанином Дэйт поднялся на укрепление. Капитан наемников вглядывался во мрак за стеной укрепления и, как всегда, грыз зубочистку.

– Как обстановка?

– Тихо, сиор. Нападающие не спешат получать в десятый раз. Но у нас беда с арбалетами. Тетивы отсыревают даже в чехлах. Мы потеряли где-то четверть из того, что взяли с собой. Я к тому, что через какое-то время эффективность моих ребят довольно сильно понизится, и придется менять арбалеты на топоры, тесаки и фальчионы.

– И тебе это не нравится? – подытожил Дэйт.

Он перекинул зубочистку на другую сторону рта:

– Лишние потери, сиор. Какой командир их любит? К тому же у меня еще одна проблема. Нашлась крыса, что крадет у своих. В моем отряде это не приветствуется, и у нас однозначное решение, когда подобное случается. Мне придется казнить солдата.

– Твой солдат?

– Конечно, сиор. Ваших я трогать не смею.

– А сказал ты мне это…

– Вы командир, сиор. Не хочу недопонимания между нами.

Дэйт нахмурился, обдумывая ситуацию.

– Внутренние дела «Виноградных шершней» сейчас касаются всех. Казнь ослабит моральный дух простых солдат. К тому же сейчас каждый человек на счету. Даже вор.

– И как вы предлагаете мне поступить, сиор? – усмехнулся арбалетчик. – Простить его? Выдать ему премию?

– Лишите выплаты. Назначьте двадцать дежурств подряд. Изгоните с позором. Дайте кнута. Но сейчас не время для убийства своих.

Мастер Рилли вытащил зубочистку, изучил ее во мраке, точно она должна была дать ему подсказку для правильного ответа:

– Мне надо обсудить ваше предложение с ветеранами отряда. Хоть я и капитан, но столь серьезные вещи решаются большинством голосов.

Дэйт хотел ответить, но пронзительный, пусть и слабый крик из пропасти заставил его осечься. Мост мягко, едва слышно потрескивал, и он вспомнил, как мальчишкой выбежал на тонкий лед горного озера и как под подошвами его ботинок тот трещал точно так же.