Сталь звенела со скоростью лошади, чьи подковы выбивали искры из мостовой во время галопа. Рубящие удары, уколы, финты, шаги и отшаги. Смена стоек, использование всех известных фехтовальных школ, постоянное движение, бесконечное уклонение.

Они были двумя тенями на пустом ночном мосту, среди умирающего города.

Шрев был сильнее в мастерстве меча. Вир быстро это понял, а потому не снижал свой натиск, нападал без остановки, чтобы не потерять преимущество. А еще использовал таланты. Один за одним.

Сойка словно бы предугадывал их и избегал, лишь единожды применив свою способность, отразив пламя, расколовшееся о его воздушный щит, двумя рыжими лисьими хвостами ударившее в берег, поджегшее таверну, где некогда Вир любил посидеть.

Шрев разорвал дистанцию, отступая, поднимая свой клинок над головой, в высокой защитной стойке.

– Жаль, – сказал он, и в его голосе слышалось это самое сожаление. И не только. Разочарование. Раздражение. Даже злость. – Десять талантов. Слишком много. Со временем ты станешь слишком опасен.

– Не удержишь в мешке? – рассмеялся Вир, хотя ему и было не до смеха. Он пытался придумать хоть что-то, чтобы прорвать защиту. Но уже через секунду забыл о нападении, так как сойка принялся за него всерьез.

Без дураков.

Казалось, странный клинок в руках Шрева не растроился, а расдесятерился, стальным павлиньим хвостом раскрылся вокруг него и ринулся в атаку, упав одновременно со всех сторон.

Виру пришлось нейтрализовать этот необычный талант своими. Ускорившись и превратив кожу на левой руке в непробиваемую броню, используя ее вместо щита. Он едва касался земли ногами, так быстро приходилось ему перемещаться, чтобы не попадать под острые лопасти, несущиеся со всех сторон.

Те, встречи с которыми не удалось избежать, Вир ловил на плоскость клинка или предплечье левой руки и вышел из смертельной вьюги лишь с несколькими болезненными глубокими порезами на боках и спине.

Шрев с задумчивым видом облизал губы, заметив, что плохонький меч Вира слабо дымится, а на его кромке сами по себе появляются щербины.

– Я выдою тебя, малыш. Точно крестьянка упрямую корову. И когда ты растеряешь все рисунки… – сойка пожал плечами, предлагая самому догадаться, что тогда будет.

– Как быстро я стал не нужен Ночному клану… тебе. Тревожный звоночек для меня, – Вир поднял зажатый в левой руке колокольчик, так, чтобы его увидел противник, покачал артефактом, заставив его издать насмешливый мелодичный звон.

– Так ты еще и воришка, – протянул сойка, не скрывая досаду на то, как ловко у него забрали вещь, которую он уже счел своей. И забрали не абы как, а во время рубки на мечах.

Колокольчик трансформировался в щит и Вир ринулся в отчаянную атаку, понимая, что только бесконечный натиск и закидывание талантами, коих осталась половина, хоть как-то повысят шансы выстоять в схватке.

Все завертелось, он не понял, как долгий обмен ударами превратился в мгновение, и выбила его из этого наваждения лишь потеря клинка.

Шрев стал прозрачным, пропуская меч сквозь себя, а затем схватил его голой рукой и сломал, оставив в ладони Вира только рукоять. Удар ногой в щит, который едва не влетел ученику Нэ в подбородок, и мощный прямой укол под щит, в самый низ открывшегося живота.

Теперь уже Вир стал прозрачным, а после сделал то, что подсказали ему инстинкты таувинов прошлого. И из артефакта в его руках, из самого центра, вырвался ослепительный алый луч.

Ради вошел тихо, но не потому, что таился. Бланка уже успела понять, насколько незаметно тот двигается. Он негромко кашлянул, на всякий случай обозначая свое присутствие, скорее из вежливости, чем боясь ее напугать. Был уверен, что слепая прекрасно знает о его присутствии.

– Твой друг циркач уснул прямо в столовой, госпожа. Он необычный.

– В чем же?

Ради сел прямо на траву, возле ее ног. Точно собака, которой дали сложную команду, и она не знает, как ее выполнить.

– У меня нет ответа, – наконец произнес он. – Ответит ли богиня за меня?

– Богини здесь нет, а я промолчу.

Повисла тишина, которая, впрочем, ничуть ее не тяготила.

– Твой второй друг ушел. Расписной. Он тоже странный. Зачем выходить в окно, когда есть дверь?

– Возможно, я на пути из этой двери, и Вир решил меня не беспокоить. – Бланка немного встревожилась оттого, что парень оставил ее столь внезапно. И задумалась над этим.

В саду вновь растеклось молчание. Говорило лишь пламя на единственном факеле, воткнутом в скобу колонны, уже почти догоревшем.

– О чем ты мечтаешь, госпожа?

Странный вопрос. Бланка чуть склонила голову, услышав его, и Ради замешкался, стараясь ненароком не коснуться ее.

– Какая мечта тебя интересует? Маленькая? Большая? Сиюминутная? А может быть та, которую я несу в своем сердце с самого детства? Бесконечно-долгая? Реальная мечта, способная осуществиться или которая никогда не сбудется, как бы я к ней ни стремилась? Мечта женщины или мечта богини?

– Просто мечта, – дэво ничуть ни смутился ее насмешливой иронии.

– Хочу знать, куда ты ведешь меня. Или… хочу знать, почему согласилась пойти с тобой? Стоит подумать о правильной формулировке.

– Это не мечта, о милосердная. У мечты иное сердце. О чем ты мечтаешь, госпожа? Прямо в эту минуту?

– Хочу увидеть звезды, – это первое, что пришло ей на ум, и внезапно Бланка поняла, что сказала правду. Да. Действительно хочет. Она уже несколько лет не видела ночное небо.

– Мечта достойная Мири. Я восхищен красотой твоих помыслов.

Ее не тронуло его восхищение.

– Ты ведь не случайно задал мне такой вопрос?

– Ты прозорлива, как и говорит Медная книга.

– Скажи, Ради. В Храме считают, если будут льстить Мири по поводу и без, та одарит вас своей любовью? – на этот раз она не стала скрывать раздражение. – Я уж точно не одобрю мед, что льется на каждый мой чих. Так в чем причина твоего вопроса о мечтах?

– Тебя терзает тревога, о милосердная. Я хотел отвлечь тебя.

Госпожа Эребет чуть приподняла брови. Она была удивлена. Сильно. Мало кто мог понять и заметить, что ее что-то беспокоит или волнует. Братья могли. Даже – Кельг. Они слишком хорошо ее знали. А вот остальные – нет. Не замечали, как чуть поджимаются губы, или приподнимается подбородок.

– Почти получилось. А что насчет звезд, Ради? Сейчас они есть?

– Нет, госпожа. Все небо в странных облаках. Это длится уже почти неделю. Ни одной звезды.

– Жаль. Впрочем, я все равно не могу видеть так далеко.

– Ты видишь гораздо дальше. Через века.

– Опять никчемный мед.

– Прости меня за мою слабость. Я до сих пор не могу заставить себя говорить с тобой так, как ты этого хочешь. Как с обычным человеком. …Итак?..

Вопрос был адресован дэво, вошедшим в сад.

– Да. Это случилось, – быстро ответил Ремс, самый молодой из троицы. – Я выследил их. Надо торопиться.

Ради перевел вопросительный взгляд на второго.

– Все так, – подтвердил Саби, опираясь на окованный металлом посох. Он сутулился и казался больным. – Все так.

– Зреет предчувствие, мне не понравится то, что я услышу сейчас, – проронила Бланка. – И оно настолько сильное, что я бы пожелала заткнуть уши, но это уж слишком по-детски. Говори, Ради.

– Мы не сделали ничего, кроме того, чего ты желала.

– Я желала увидеть звезды, как ты помнишь. Ты собираешься мне их показать? Если нет, то хватит ходить вокруг да около.

– В твоем пророчестве о той, что разорвет мир, было несколько непонятных строф. Что сшить его можно, если рядом будут краб и светлячок. Один из них даст нитку.

– Так… Светлячок это Вир. Его рисунки. Краб? – И прошептала едва слышно: – Проклятый тьмой краб.

Она знала, у кого татуировки с изображением крабов. Крабов, ползущих по песку.

Шрев.

Это было невозможно. Он умер в Туманном лесу. Убит Тэо. Сгнил на дне канала. И память о нем осталась лишь в ее ночных кошмарах.

Потребовалась огромная воля, немыслимая, чтобы заставить себя сделать шаг вперед, скинуть оцепенение, прогнать липкие пальцы паники.

А если Шрев нашел Вира… Варианты выходили совсем мрачными. Она порывисто встала со скамейки:

– Я там нужна?

– Так ты сказала. В Медной книге. Взять нить, – Саби смотрел в пол, словно ему было больно глядеть на нее прямо.

Она помнила слова Ради о том, что в прошлом с бедой, случившейся в Рионе, уже справлялись, и для этого им потребовался таувин.

– Кто даст эту нить? Краб или светлячок?

– Прости, госпожа. Сие неведомо. Мы можем узнать, лишь придя туда. Ремс покажет дорогу. Его ведет запах.

Путь она запомнила плохо. Ради и Саби подхватили ее под руки, чтобы Бланка шла быстрее. Тревога нарастала, женщина несколько раз теряла важную мысль, затем вычленила ее, сказав:

– Тот, другой. Он очень опасен.

– Мы тоже, милосердная, – ответил Саби равнодушно. – И ты. Ты опасна не меньше. Если он может, то пусть страшится.

Внезапно она увидела, как нити на до этого недостижимом для ее взгляда небосводе пошли волнами, закачались и погасли точно также, как и зажглись. Теплый ветер, пронесшийся мимо, взметнул ее локоны, лизнул шершавым языком щеки.

– Что это было? – спросила она. – Что вы увидели?!

– Вспышка, о милосердная. Алая вспышка до облаков!

Моста Арбалетчиков больше у Рионы не было. На месте крутых берегов лишь дым, а внизу, перекрывая обмельчавшее русло, дымилась груда каменных блоков, которая погребла под собой памятник Родриго Первому.

Ноги Вира по колено погружались в вонючий жирный речной ил, смердящий протухшей рыбой. Он с трудом делал медленные шаги, едва не падая в эту грязь, прежде чем добрался до завала.

Обод его щита все еще оставался раскаленным и металл светился бледным розовым светом, медленно остывая. Вир ощущал опустошение от того, что потратил все таланты, вложив их в артефакт Нэ столь бездумно и недальновидно.

Он видел, как Шрев, словно змея, уклонился от луча, врезавшегося в ближайшие дома, а после, когда Вир повел щитом следом за сойкой, в мост, спрыгнул вниз прежде, чем вся конструкция обрушилась.

Конечно, можно надеяться, что постройка рухнула на голову противнику, но отчего-то Вир сомневался в своей удаче и верил в удачу Шрева.

И все равно он не собирался отступать. Поэтому не стал убегать. Начал искать.

На этой стороне завала сойки не было, и Вир, карабкаясь по горячим камням, начал подъем вверх, на «хребет», чтобы перевалить через него и спуститься с другой стороны. Все равно ему пришлось бы это сделать, по столь отвесным берегам вернуться в город уже не получится, надо идти по руслу на запад.

Путь занял неожиданно много времени. От некоторых каменных блоков, которые не подняли бы и десять человек, остались лишь лужицы остывающей лавы, уже покрытые черной коркой, но все еще обжигающие. Приходилось искать новый путь, ломая ногти и рискуя сорваться.

Наконец, он оказался наверху, но прежде, чем начать спуск, внимательно осмотрел дно, затянутое дымом, который не спешил рассеиваться.

Ничего не увидел, и шел с осторожностью, слушая, как потрескивают остывающие камни, как внизу рассерженно журчит вода, которая не может найти выход. Ожидал, что затаившийся противник использует талант или, на худой конец, бросит нож, но ничего такого не случилось.

Он спрыгнул в воду, где было мелко, пока еще по щиколотку – и увидел Шрева.

Тот лежал у самого берега, на боку, наполовину погруженный в грязь. Его ноги были придавлены каменным блоком и, как понял Вир, от них вряд ли осталось хоть что-то. Но меч до сих пор был в его руке. Он чуть приподнял голову, зло сверкнул глазами, с усилием, не удержав стона, бросил клинок Виру.

– В тебе до шаутта сюрпризов… – едва слышно проронил сойка, затем скрипнул зубами, сдержав стон.

– И что мне с ним делать? – Вир поднял меч. – Прикончить тебя?

– А ты этого не хочешь?

– Хочу, – прямо ответил он.

Усмешка на обезображенном лице была слабой.

– Знавал я одного человека… куда лучшего, чем мы с тобой. Он сомневался и проиграл. Мы с тобой выкованы из другого металла, парень.

– Нас ковали разные кузнецы.

– Тоже верно, – по краю его рта потекла кровь. – Шаутты рано или поздно прикончат тебя.

Можно было не делать ничего. Вода прибывала и уже поднялась по щиколотку. Река, пускай от нее остался один ручеек, упиралась во внезапную плотину и пока безуспешно искала проход. Не пройдет и получаса, как она просто скроет под собой Шрева. Если тот не умрет раньше.

Легкий, пускай и малодушный способ не испачкать руки.

Вновь вспомнились слова Нэ о неприятных вещах, которые ты вынужден совершать время от времени, хочешь того или нет.

Он шагнул к сойке, глаза которого уже туманились, и резко обернулся, когда услышал приближение нескольких человек. Те шли, черпая ногами воду, не скрываясь, и Вир с изумлением узнал трех дэво и госпожу Эрбет, которую они вели.

– В сторону, Расписной! – самый старший из служителей Мири выставил перед собой посох, который концом уперся в грудь Виру, когда он хотел подойти к Бланке. – Не мешай. Не сейчас.

Вир покосился на женщину, но не стал задавать вопросов или спорить. Остановился, опустив меч.

– Мы едва успели, – с явным облегчением выдохнул Ремс, держащий фонарь. – Едва. Сделай, как мы сказали, госпожа.

Бланка словно бы его и не слышала. Смотрела на сойку, прямая, как палка, с закушенной нижней губой и сжатыми кулаками. Вир прекрасно понимал ее состояние и каким-то внутренним чувством предполагал, к чему подталкивают ее дэво.

Он не знал, правильно ли это или нет, то, что она собиралась сделать, но не сказать не мог:

– Эй. Ты ничего никому не должна. Я закончу начатое.

Она повернулась к нему, немного печально ответила:

– Увы. Некоторые грязные дела мы должны делать сами, нравится нам это или нет.

Она сказала почти те же слова, что когда-то Нэ, и сделала решительный шаг к Шреву. Тот все еще дышал, но уже мало что видел вокруг, его глаза стекленели.

Действовала Бланка быстро и хладнокровно. Кинжал из ее рукава, тонкий, совершенно игрушечный, вошел Шреву в шею. Ранка оказалась небольшой, но кровь ударила вверх упругой струйкой.

Бланка отсекла длинный рыжий локон собственных волос, свернув жгутом, прижала его к ране. Тот потемнел, а затем, насытившись кровью, начал пропускать ее сквозь себя и та потекла между пальцев госпожи Эрбет.

Прошла минута, другая. Наконец, когда глаза сойки окончательно застыли, женщина тихо вздохнула, выпрямляясь.

– Иногда ты думаешь, что убила кошмар, но сердце знает правду, – в голосе ее звучала обреченность. – Она состоит в том, что, даже убив кошмар в реальности, все равно встретишь его во сне.

Протянув испачканный кровью жгут волос Саби, который принял его с поклоном и стал заворачивать в льняную ткань, расписанную символом Мири – кругом, заключенным в круг, Бланка сказала:

– Так и знала, что это не принесет мне никакого облегчения. А жаль… Надеюсь, вы не ошиблись.

– Мы можем ошибаться, о милосердная. Но Мири не ошибается никогда.

– Милосердная… – ее губы произнесли это слово, точно оно отдавало гнилью. – И ты здесь. При дурных обстоятельствах мы встречаемся этой ночью.

Сверху посыпались мелкие камешки, и Лавиани спрыгнула вниз, совсем рядом с Виром. Покосилась на него, словно выискивая раны, затем посмотрела на Шрева.

Вода уже наполовину скрыла его.

На лице сойки проступила неприкрытая ненависть. Но она справилась с собой, несколько раз глубоко вдохнув, запрокинув голову к облачному небу.

– Где же ты ошибся, мальчик? – сказала она мертвецу со странной печалью. – Или я?

А после закрыла его глаза.