Детективы подошли к стене дома, обогнули крохотный палисадник, за которым ухаживало местное туристическое агентство «Немо», вот уже лет десять живущее в цокольном этаже. Владельцы турагентства отличались редким интересом к ландшафтному дизайну, поэтому палисадник украшали артефакты садовой архитектуры.

– Ужас какой! – содрогнулся Клим, обходя по широкой дуге поросёнка, вырезанного из пятилитровой пластиковой бутылки и покрашенного в розовый цвет. Задорные его глазки сверкали бессмысленной голубизной. – Такое ночью придёт – топором не отмахаешься.

Тут он подошёл к стене и застыл.

– Ну давай, – подбодрила Ева. – Лезь. Я про тебя потом подкаст выпущу. Мемориальный.

Клим интенсивно подёргал косичку.

– Кажется, тут не хватает лестницы, – признал он наконец.

– Неужели! – всплеснула руками Ева. – Какая проницательность!

– Вообще странно. – Клим нахмурился. – Кто её убрал? Смотрите, следы свежие. Нижнюю секцию срезали.

Действительно, нижняя часть лестницы отсутствовала, и железные балки блестели свежими срезами.

– Ну всё! – констатировала Ева. – Можем расходиться. Тупик!

– Ну можно же что-то придумать, – неуверенно сказал Клим. – Ань, что думаешь?

Аня не ответила. Она напряжённо вслушивалась в звуки осеннего города: шум машин, шелест листьев, которые несёт ветер, смутные крики детей, играющих во дворе. И песню Тани Булановой «Ясный мой свет», звуки которой долетали откуда-то с детской площадки.

– Гриша… – пробормотала она, перепрыгнула бутылочную свинью и бросилась к источнику звука. Инстинкт старшей сестры подсказывал ей, что корабль Григория стремительно движется на рифы, отмели или айсберги. В общем, сейчас будет плохо всем, но особенно её непутёвому брату.

Она успела к кульминации. Детская площадка перед их домом была полна благодарной публики. Маленькая девочка, бросив лепить куличики, заворожённо смотрела на крышу замка, который стоял в центре детской площадки. Маленький мальчик, отвлёкшись от поедания песка, смотрел туда же. Их мамы, перестав обсуждать насущные проблемы воспитания малолетних детей, тоже глазели на крышу замка. Проходящий мимо мужик в кепке затормозил возле урны, чтобы выбросить пустую бутылку, да там и застыл. Тётя Надя из второго подъезда, выгуливавшая болонку Настю, подхватила её на руки и остолбенела. Две бабушки на скамейке, перестав кормить голубей, уставились туда же. Да что там – сами голуби, забыв о золотом пшене под лапами, ритмично покачивали головами.

У края крыши, балансируя на пластиковом ограждении, стоял Григорий Алтынов. В правой руке у него была открытая бутылка, в левой – пакет с чипсами. На скате крыши он умудрился установить два блюдечка – с кофейно-имбирной комбучей и чипсами. Под ногами у него голосом Тани Булановой надрывалась блютуз-колонка. Аня ревниво заметила, что это была её колонка. Гриша вертел головой, как зенитная установка, и высматривал попугая.

Аня рванулась на площадку, чтобы стащить этого… этого… слишком предприимчивого ребёнка, но беда пришла, откуда не ждали.

Уже подбегая, она вдруг заметила, что на площадке появился ещё один мужчина – в сером пальто и кепке. Мужчина держал наперевес ярко-рыжий кожаный портфель с голубыми вставками, и Аня резко сбавила темп. Сердце у неё упало. Такой портфель был во дворе у одного человека, и это был их папа.

Пока Григорий, пританцовывая на ограде, папа задумчиво наблюдал за происходящим. Аня притаилась за деревом. Сзади подоспели Клим и Ева, но, повинуясь её жесту, скрылись за машиной. Такой катастрофы она не ожидала. Что же теперь будет с Гришей? С ней? С бедным попугаем Тирионом Ланнистером?

– Мальчик, ты там осторожнее, – неуверенно сказала одна из бабушек.

– Да, ты давай слезай, – поддержала вторая.

– А то упадёшь, – добавила первая мама.

– И разобьёшься, – сказала вторая.

– Насмелть! – сурово закончила девочка и расплющила куличик совочком.

– А вот и нет! – протанцевал Гриша с торжеством. – Я тут крепко стою! Смотрите!

Для убедительности он пошатал ногами хлипкий заборчик.

– Слезал бы ты, мальчик, – мрачно сказал папа.

– О, папа! – обрадовался Гриша. – А я тут попугая ловлю! Не мешай!

– С комбучей? – уточнил папа.

– Ну да, он любит.

Папа прищурился.

– Попугай любит кофейно-имбирную комбучу? Серьёзно? И где ты его взял?

– Так в холодильнике было! Открываю – а там комбуча! Вот повезло! А мне как раз надо.

– А как она в холодильник попало? – развивал мысль папа.

Гриша пожал плечами.

– Купил кто-то…

– Я её купил, – сказал папа. – И я не хочу её отдавать какому-то попугаю! Ну-ка живо вниз!

– Но папа…

– Живо! – папа был похож на разгневанного дракона, и Григорий, который обычно спорил до посинения, на этот раз послушно спустился. Правда, при этом он изрядно пролил комбучу, что не сделало папу добрее.

– Ты до завтрашнего дня сидишь дома и делаешь уроки. – Папа отобрал бутылку у Гриши.

– Так ведь нет уроков! Нам ещё не задали!

– Я задам! – Дракон-папа лязгнул зубами. – И выключи уже эту песню!

Опустив голову, Григорий Алтынов покинул детскую площадку, унося в кармане голос Тани Булановой. Но в глазах его ещё горел огонь, а во рту хрустела чипсина, которую он тайком успел ухватить. Он проиграл этот бой, но война – то есть охота – ещё не проиграна. У него ещё есть верные соратники, которые…

– Начнём, пожалуй, с чтения, – задумчиво сказал папа, открывая дверь подъезда. – Давно ты, братец, басен не учил. «Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть кур красть?»

Григорий издал горестный вопль и скрылся во тьме подъезда.

– Не повезло твоему брату, – сочувственно сказал Клим.

– Что будем делать? – Ева оглядела команду. – Чего вы приуныли, а?

– А что мы можем… – начал Клим и вдруг осёкся и ткнул пальцем вверх. – Смотрите!

Высоко на тополе, над детской площадкой, сидел беглый Тирион Ланнистер. Аня навела телефон, щёлкнула, увеличила картинку.

Сомнений не было. Именно он. Средних размеров, оперение нежного желтовато-кремового оттенка, высокий узкий хохолок, розовые щёчки. Он взмахнул крыльями и спланировал на крышу замка, где до сих пор стояли два блюдца, забытые Гришей. Прошёлся, царапая по пластику когтями, склонил голову, поглядел на блюдце и наклонился к нему.

– Обалдеть! – Клим потёр нос. – А Гриша не дурак. Приманил ведь.

– Не дурак, – с гордостью сказала Аня. – Я ж тебе говорю: он зверей любит больше, чем ты свои микросхемы… Стоп, Ева, ты куда?!

– Ты его спугнёшь! – замахал руками Клим.

Но Ева, приседая за кустами, уже перебежками подобралась к краю площадки, подлезла под лесенку, перевалилась через перила и медленно, как хамелеон, начала подбираться к попугаю. Но тот скосился, проорал что-то неприличное и исчез. Клим был готов поклясться, что он залетел в чердачное окно их дома.

– Он точно под крышей прячется, – убеждённо сказал мальчик. – Надо туда попасть! Любой ценой.

– А как?

– Есть у меня варианты, – загадочно сказал Клим.

Ева вернулась, ничуть не расстроенная.

– Завтра продолжим, – заявила она. – Это точно Тирион, я его сфотографировала.

– А почему завтра? – спросил Клим.

– Потому что я есть хочу, – сказала Ева. – И досмотреть «Кланнад». У меня были большие планы на этот карантин.

Клим захлопал глазами.

– Аниме такое, – пояснила девочка. – Ты знаешь, что такое аниме?

Клим покосился на Аню.

– Я сама в шоке, – сказала та. – Не поверишь: плоские рисованные персонажи с огромными глазами! А она смотрит часами!

– Я вас прощаю, – надменно заявила Ева. – Ваш разум не в силах постичь красоту японской анимации.

– Тогда я тоже домой, – решил Клим. – Надо подготовить «Сокола», поставить на зарядку.

– Какого «Сокола»?

– Тысячелетнего, – пояснил Клим. – Ну, Хан Соло. Чубакка, нет? Джедаи, ситхи? Я так свой дрон назвал, в честь «Тысячелетнего сокола». В смысле квадрокоптер.

Ева захлопала глазами, покосилась на Аню.

– Сама в шоке, – сказала девочка. – Огромные корабли, чудовища в астероидах, роботы, клоны, экстрасенсы с мечами. А ему нравится. Что?

Теперь и Ева, и Клим сверлили её глазами.

– Ну давай-давай, – зловеще сказал Клим. – Скажи, какую вселенную ты любишь? Скажи, чтобы мы могли растоптать её своими безжалостными кроссовками.

Он продемонстрировал подошву сорокового размера.

– Тоже мне загадка! – сказала Ева. – Мальчик, который выжил, волшебные палочки, болтливая шляпа и…

– Авада кедавра! – закончил за неё Клим.

– Ну я хотя бы не называю свой квадрокоптер в честь феникса Дамблдора, – с достоинством ответила Аня, запахнулась в шарф цветов Гриффиндора и гордо пошла. – До завтра!

– Опасайся магглов, – нагнал её голос Клима. – Эти хитрые гады повсюду!

Но пошла Аня не домой, а в парк. Дома наверняка был скандал, трагедия в трёх действиях и четырёх лицах – Гришу ругали и грозили наказать, он, как водится, рыдал и грозил всем всяческими карами, в общем, всё как обычно. Она мимоходом глянула в телефон – так и есть, мама спрашивает, где она и когда будет. Знала ли она, что Гриша стащил комбучу? Ха.

Аня быстро набрала – «Конечно нет!»

Подумала, добавила ещё два восклицательных знака.

«Буду через час, гуляю».

Мама прислала короткое «ОК, из двора не уходи».

А она и не собиралась. Всё, что ей нужно, было во дворе. Вот тут, прямо перед ней.

– Всё-таки страшная ты штуковина, – с чувством сказала она. И верно – внизу это был сарай из тонкого железа, выкрашенный наглухо зелёной краской, вверху – надстройка из железных прутьев и сетки-рабицы, раза в два шире, чем первый этаж. Там, в этом сетчатом загоне, толпились, взлетали и перепархивали голуби. Ещё здесь лежали какие-то штыри, палки и прочие голубиные приспособления.

Здесь, внизу – дверь, дымовая труба прямо из стены и небольшой палисадник с пожухлыми цветами. Аня грустно потыкала цветочки ногой. Увы, не май месяц. Голубятня на жухлой поляне. На стене страшной штуковины висела старая табличка с выцветшими буквами «Голубятня номер 16, ответственный Стрельцов Б. Н.» – это, наверное, Борис Николаевич.

Аня прислушалась. Внутри раздавались приглушённые голоса. Она постучалась в дверь. Подёргала ручку. Постучала ещё. Потом ещё – уже ногой. Ничего. Стукнула ещё раз.

Засов заскрежетал, дверь распахнулась. На Аню пахнуло густым запахом голубиного помёта. Девочка попятилась.

– Кого принесло? – грозно грохнул Борис Николаевич, но, увидев Аню, смягчился. – А, это ты…

Он в замешательстве пошевелил губами, повернул голову направо. На плече его сидел, как пиратский попугай, белый голубь с очень мохнатыми лапами. Голубь так же бессмысленно поглядел на него.

– Привет, Опал, я Аня, – пришла она на помощь голубеводу, как бы обращаясь к голубю.

– Анечка! – радостно воскликнул Борис Николаевич. – Что ты хотела, детка?

Мимо него на выход протиснулся старик в шляпе с ястребиным пером. Аня моргнула. Нет, точно с пером! Старичок был сухонький, невысокий, с аккуратной седой бородкой, в бежевом плаще и выглядел как персонаж какого-то советского фильма. Подозрительный персонаж старого советского фильма. Профессор, который потом окажется шпионом.

– Ну, тогда я пошёл, Борис Николаич! – Старичок похлопал его по плечу. – Спасибо, что послушал.

– Да не за что, Аркадий Петрович, – рассеянно сказал Борис Николаевич, потом спохватился, крикнул вслед: – Ты в управу-то зайди, может, у них довоенные чертежи есть.

– Это вряд ли, надо в архивах искать, – вздохнул старичок. – И то непонятно в каких. Ну, бывай!

Борис Николаевич проводил его взглядом.

– Это, между прочим, член Союза художников России Аркадий Петрович Драгобужский, – сказал он. – Большой человек. График, педагог.

Аня посмотрела на хрупкую спину большого человека.

– И где он живёт?

– В нашем дворе, в шестом доме. А что ты хотела?

– Нам нужно на чердак!

Аня – как могла короче – рассказала о том, что они уже узнали: и про привычки Тириона, и про неудачный эксперимент Гриши. Тут голубевода стал разбирать нехороший хохот, так что голубь на плече недовольно переступил своими мохнатыми штанами и даже разок клюнул его в щёку – слегка, но это отрезвило Бориса Николаевича, и он смог дослушать про то, что попугай, скорее всего, прячется на чердаке, куда их не пускает упрямый инженер Равиль.

Борис Николаевич покрутил головой.

– Знаю я этого Равиля, упёртый мужик. Попробую поговорить…

– Да как? – спросила Аня. – Он же инженер, а вы… Просто голубей разводите.

Борис Николаевич усмехнулся.

– Не только, дорогая, не только. – Он полез в карман и продемонстрировал красную книжечку. – Вот!

– Удостоверение народного дружинника, – прочла Аня. – Это как у Пушкина?

Борис Николаевич недоумённо крякнул, обиженно поднял густые брови.

– «С дружиной своей, в цареградской броне, князь по полю едет на белом коне», – процитировала она. – У вас есть броня?

– Я сам себе броня, и танки мои быстры, – гордо сказал старик. – Я поговорю с Равилем этим, не волнуйтесь, прямо завтра и поговорю. Думаю, что попадёте вы на чердак.

– Спасибо большое! – сказала Аня. – Ну, я пошла тогда.

– Грише привет! – крикнул старик. – Опал, ты куда? Опалушка!

Дверь хлопнула, и Аня, обернувшись, увидела, как Борис Николаевич машет руками и убегает вдаль по аллее, освещённой заходящим солнцем. Впереди него, озаряемый закатными лучами, летел белый голубь Опал. Это было красиво. Даже очень.

«Только бы он его поймал, – подумала Аня. – Иначе нам придётся искать ещё и этого голубя».