"Неужели нельзя никак, чтобы нам было легко?"
С отчаяньем в голосе спрашивает хрупкая сероглазая девушка.
"Любовь нагрянула - как, впрочем, часто и случается - внезапно, не спросив и не предупредив, оставив нараспашку окна и двери, распинав по углам всё, что она считает отныне старым ненужным хламом и, взяв двоих растерянных за шкирку, ставит их бок о бок и знаменитым Ленинским жестом указывает: "Вам туда, товарищи!Вперёд и только вперёд, вдвоём и только вдвоём!"И стоят, растерянно озираясь по сторонам, двое таких уютно-родных, нежно-косолапых, мило-неуклюжих и пытаются понять: как им жить теперь с ощущением нового мира и сменой планеты, с иным дыханием над ухом и другим цветом подушки.
"Легче паутинки рвутся старые связи, а ощущение, что отрывается своя рука или нога - больно бьют чужие слова и слёзы. Поневоле будешь прятаться за воображаемый щит - иначе размякнешь, вслушаешься, впадешь в уныние, испугаешься, развернешься назад.
"Удивительно искусен автор в подборе слов - рассказ на несколько страничек крепко-накрепко западает в сердце.... и о чем, казалось бы, новом? Да всё о ней же, о ней. О жестокой и милосердной, о великодушной и эгоистичной, гостеприимной и неприветливой, внимательной и рассеянной Любви. Одарившей очередных Двоих, сокрушившей и унесшей их в дальние дали. Наверное, слишком мал наш мир для чьей-то необъятной нежности, потому и уносят иных с хрупкой планеты Земля туда, где стены крепче и несокрушимы своды.
С отчаяньем в голосе спрашивает хрупкая сероглазая девушка.
"Любовь нагрянула - как, впрочем, часто и случается - внезапно, не спросив и не предупредив, оставив нараспашку окна и двери, распинав по углам всё, что она считает отныне старым ненужным хламом и, взяв двоих растерянных за шкирку, ставит их бок о бок и знаменитым Ленинским жестом указывает: "Вам туда, товарищи!Вперёд и только вперёд, вдвоём и только вдвоём!"И стоят, растерянно озираясь по сторонам, двое таких уютно-родных, нежно-косолапых, мило-неуклюжих и пытаются понять: как им жить теперь с ощущением нового мира и сменой планеты, с иным дыханием над ухом и другим цветом подушки.
>"- Жизнь для меня - это Маша. Вы понимаете, как это можно почувствовать в одну секунду... Сразу вое, все бывшее со мной - отхлынуло, все связи порвались, как паутина... Я ни о чем не жалею... Если Маша захочет жить со мной - будет хорошо... если не захочет, я буду ждать, я буду терпеть...
"- Чужой человек, а до чего близкий. Поссорился с женой, оторвал на себе пуговицу, пришел жаловаться. Люблю, честное слово...
"- Мне тридцать семь лет. У меня два ордена и чин, собственный дом, жена и служба. Зюм, все полетело к черту! Странно? Когда я сейчас уходил из дома - было легко и свободно: вот - вторая жизнь, а та кончена. Кто такой я сейчас, не знаю! Меня все время холодок бьет, вот это верно.
"Легче паутинки рвутся старые связи, а ощущение, что отрывается своя рука или нога - больно бьют чужие слова и слёзы. Поневоле будешь прятаться за воображаемый щит - иначе размякнешь, вслушаешься, впадешь в уныние, испугаешься, развернешься назад.
"Удивительно искусен автор в подборе слов - рассказ на несколько страничек крепко-накрепко западает в сердце.... и о чем, казалось бы, новом? Да всё о ней же, о ней. О жестокой и милосердной, о великодушной и эгоистичной, гостеприимной и неприветливой, внимательной и рассеянной Любви. Одарившей очередных Двоих, сокрушившей и унесшей их в дальние дали. Наверное, слишком мал наш мир для чьей-то необъятной нежности, потому и уносят иных с хрупкой планеты Земля туда, где стены крепче и несокрушимы своды.
....да будет царствовать она в мирах и сердцах!