Она не хотела быть просто очередной «дочерью влиятельных родителей», чей путь предрешён с рождения. Не хотела, чтобы её воспринимали как продолжение фамильного имени, очередную марионетку в дипломатических играх. Она хотела доказать, что способна чего-то добиться сама, без чьей-либо протекции, без заранее расстеленного перед ней красного ковра.

Выбор Академии стал вызовом, брошенным не только миру, но и своим же родителям.

Они не возражали открыто – слишком умные для этого, слишком хорошо знавшие, как работает психология. Отец лишь скептически поднял бровь, мать многозначительно пожала плечами, но оба, казалось, ждали момента, когда она осознает свою ошибку и вернётся на заранее проложенный для неё путь.

Но она не вернулась. С первых же дней в Академии Лиана поняла, что её ждёт совсем другой мир. Здесь не было приёмов, политических манёвров и намёков. Здесь ценили не фамилии, а результаты. И если ты не мог показать, на что способен, тебя не считали ровней.

Она быстро усвоила новые правила: не показывать слабость, не давать повода усомниться в своей компетентности, не уступать, даже если кажется, что уступить проще.

Ей пришлось стать жёстче, амбициознее. Если кто-то пытался задеть её за богатое происхождение – она доказывала, что богатство в знаниях и в её собственной силе. Если кто-то намекал, что её место здесь куплено, она доводила себя до изнеможения на тренировках, пока даже самые скептически настроенные курсанты не признавали: она заслужила быть здесь.

Она держала дистанцию, не сближалась ни с кем по-настоящему. Дружба могла стать слабостью, а слабостей она не прощала даже себе.

Но был один человек, с которым эта схема не работала. Иван Артемьев. Он никогда не смотрел на неё снизу вверх, как те, кто завидовал её происхождению.

Но он и не смотрел сверху вниз, как те, кто считал её просто красивой девочкой с хорошими связями. Ему было плевать, кто её родители. Он видел в ней не дочь дипломатов, а конкурента. И это одновременно раздражало её и восхищало.

Ночь была тихой, безветренной, и даже город за окнами казался застывшим, будто затаил дыхание. Иван лежал на спине, глядя в потолок, в темноту, в пустоту, в которую не спешили приходить сны. Сон в такие моменты был роскошью, недоступной тем, кто ждал неизвестности. Он уже знал, что впереди – шаг в пустоту, но не знал, какой именно.

Он давно привык к этому состоянию. Границы между днём и ночью стирались в его жизни ещё в Академии, когда он часами сидел перед голографическими моделями тактических симуляций, изучая схемы, анализируя вероятности, просчитывая ходы наперёд. Тогда он часто просыпался среди ночи, потому что мозг продолжал работать, даже когда тело требовало отдыха.

Но сейчас это было другое. Это было ощущение, которое появлялось не просто так.

Коммуникатор вздрогнул на прикроватной тумбе, разрезая тишину коротким, но настойчивым сигналом. Не было ни отбоя, ни повтора, только одна, безапелляционная вспышка на экране. Иван протянул руку, нажал кнопку и увидел лаконичный текст:

«Лейтенант Артемьев, немедленно прибыть в диспетчерский центр. Код: Срочно.».

Глаза пробежали по словам ещё раз, как будто второй взгляд мог что-то изменить, дать другое значение приказу. Но смысл оставался прежним. Это был не просто вызов, а первый самый настоящий боевой приказ.

Он сел, провёл ладонями по лицу, смахивая остатки сна, которого и так почти не было. Сердце билось ровно, без скачков, без напряжения, но внутри уже что-то собиралось в плотный, холодный комок.

Такое не могло быть обычным переводом. Не могло быть просто очередной проверкой.

В Академии он видел, как срочно отправляли людей в разведку, как меняли расписание миссий, как делали срочные переводы, но всегда была хоть какая-то ясность. Сейчас же в этом приказе не было ничего, кроме срочности.

Он быстро выдохнул, встал и направился к шкафу, чтобы достать форму.

За стеной послышалось движение – лёгкое, почти неслышное, но всё же уловимое. В следующую секунду дверь приоткрылась, и мать, уже в халате, но с таким видом, будто не спала давно, появилась в проёме.

– Иван?

Её голос был тихим, но в нём сквозило напряжение. Он не удивился – мать всегда умела чувствовать такие моменты, угадывать их раньше, чем они становились явными.

– Мне надо идти, – коротко ответил он, не оборачиваясь, и продолжил застёгивать китель.

Она молчала несколько секунд, но он чувствовал её взгляд – изучающий, оценивающий, пытающийся уловить хотя бы малейший намёк на то, что происходит.

– Это что-то серьёзное?

– Не знаю.

Иван застегнул ремень, развернулся, встретился с её глазами.

Она не выглядела испуганной, но в её взгляде было что-то, что всегда присутствовало в такие моменты – то, что нельзя назвать словами. Лёгкая, почти невидимая тревога, которую она никогда не высказывала вслух, но которая всегда жила в ней.

В коридоре раздались шаги.

Отец появился в дверном проёме – высокий, чуть взъерошенный, в простой тёмной футболке. Он не выглядел сонным, как будто ожидал чего-то подобного. Окинул сына быстрым взглядом, потом взглянул на экран его коммуникатора и кивнул.

– Иди.

Он не спросил, в чём дело. Не поинтересовался, что случилось. Просто сказал это так, будто заранее знал, что этот момент настанет.

Иван медленно выдохнул, кивнул в ответ.

– Я скоро вернусь.

Но понимал, что, скорее всего, лжёт: сказать правду было невозможно, потому что её никто не знал.

Он не был тем, кто легко поддаётся тревоге, но сейчас, когда он застёгивал ремень, когда последний раз проводил ладонью по плечу кителя, проверяя, чтобы всё сидело идеально, он чувствовал, что внутри него было что-то не так.

Комната казалась привычной, даже слишком. Всё стояло на своих местах, книги, голографические дисплеи, несколько личных вещей, которые мать всё равно пыталась держать в порядке. Но он никогда не чувствовал эту комнату «своей».

Теперь он понял почему. Потому что это место, в которое он, возможно, больше не вернётся. Отец посмотрел на него ещё раз.

– Ты готов?

– Я всегда готов.

Он не стал прощаться. Просто шагнул в коридор, зная, что за ним закроется дверь, и что ночь больше не будет такой же, как прежде.

Воздух снаружи был холодным, но Иван почти не замечал этого, двигаясь быстрым шагом по пустым улицам, освещённым ровным светом голографических ламп. Город спал, а он шёл сквозь тишину, понимая, что не знает, куда именно его приведёт эта ночь.

Диспетчерский центр находился в нескольких километрах от жилого района, за периметром Академии, в закрытом комплексе, доступ к которому был строго ограничен. Иван бывал здесь раньше, но всегда в рамках учебных заданий, во время экскурсий по стратегическим объектам, когда преподаватели рассказывали о структуре командования и принципах работы военных систем.

Но сейчас это было другое.

Когда он приблизился к воротам, они открылись автоматически, будто его уже ждали. Иван вошёл в длинный коридор, освещённый холодным белым светом. Камеры вдоль стен следили за каждым его шагом.

За очередным поворотом показался вход в главный зал.

Охранник, стоявший у поста, даже не спросил документов. Просто коротко взглянул на его лицо, затем склонился над терминалом и кивнул:

– Проходите.

Иван сделал шаг вперёд и сразу почувствовал напряжение в воздухе. В помещении уже находилось несколько человек. Он сразу отметил среди них двух курсантов из Академии – их лица казались ему знакомыми, но имена не всплывали в памяти. Кроме них, в зале стояли более опытные офицеры, некоторые в форме, другие в гражданской одежде, но с той же выправкой, по которой сразу можно было понять, что они военные.

Никто не разговаривал, и в этом молчании было что-то настораживающее. Обычно в подобных ситуациях звучали вопросы, обсуждения, предположения, но сейчас – только тяжёлая, плотная тишина, в которой каждый мог только ждать.

Иван огляделся. Вдоль стен стояли офицеры высшего командования. Их лица были бесстрастными, отстранённые, словно они не до конца сами понимали происходящее. Это был не просто ночной сбор, не экстренное заседание. Здесь было что-то более серьёзное.

Он почувствовал, как внутри нарастает беспокойство, но не подал виду, а только лишь подошёл ближе к группе курсантов, встал рядом так же, как и все, дожидаясь объяснений. Время шло.

Кто-то переминался с ноги на ногу, кто-то держал руки за спиной, кто-то – скрестив на груди. Но все молчали. Иван понял, что никто ничего не понимает.

С каждой секундой атмосфера сгущалась. Люди ждали, но не понимали, чего именно. Он решился задать вопрос.

– Что происходит?

Его голос прозвучал ровно, без напряжения, но достаточно чётко, чтобы его услышали те, кто стоял рядом. Один из офицеров, невысокий мужчина с резкими чертами лица, посмотрел на него без особого интереса:

– Вам всё объяснят на месте.

Иван стиснул челюсти. Эта фраза ничего не значила, но именно она подтверждала худшее предположение: здесь собрали людей, не давая им информации, потому что она была слишком важной или слишком опасной, чтобы её раскрывать раньше времени.

Но где это место, о котором шла речь? Иван бросил взгляд на остальных. Они тоже слышали этот ответ, но никто не решился задать ещё один вопрос. Не потому, что не хотели, а потому, что понимали: смысла нет.

В этот момент двери открылись. Вошли несколько человек в серых мундирах – военные инженеры, если судить по знакам отличия. Один из них подошёл к офицеру, который ответил Ивану, наклонился и что-то быстро ему сказал. Тот коротко кивнул, затем поднял взгляд на собравшихся:

– Следуйте за мной.

Иван не стал задавать больше вопросов. За годы обучения он уяснил, что единственный способ узнать правду – идти дальше.

Они двинулись через коридоры диспетчерского центра – узкие, с приглушённым освещением, чистые, но без каких-либо знаков отличия. Ивану казалось, что каждый их шаг отзывается гулким эхом. Никто не говорил, не смея нарушал молчание.

Впереди шли офицеры, по бокам двигались двое охранников, будто кто-то всерьёз полагал, что среди них может оказаться человек, который попытается сбежать. Но от чего? От того, чего они ещё даже не узнали?

Коридоры уходили вниз, плавно переходя в тоннели подземного комплекса. Иван знал, что под Академией существовали секретные объекты: скрытые ангары, транспортные системы – но никогда не видел их.

Теперь же они шли именно туда. Ещё один поворот, ещё один пролёт лестницы вниз. Холодный воздух стал гуще, тяжелее, он насыщался запахом металла и машинного масла. За очередной дверью открылся гигантский ангар. Иван остановился на секунду.

Внутри, под огромным куполом, уходящим в темноту, стояли корабли. Не шаттлы Академии, не тренировочные катера – военные транспортники. Их носовые части сверкали в свете галогеновых ламп, тогда как корпуса были выкрашены в тёмно-серый, почти чёрный цвет.

Их отправляют не куда-то. Их отправляют далеко. Очень далеко. Иван почувствовал, как внутри что-то переворачивается, но лицо его осталось бесстрастным.

Офицер, шедший впереди, остановился, развернулся к ним, окинул взглядом собравшихся:

– Все на борт. Инструкции получите позже.

Это было последнее подтверждение того, что они ничего не узнают до того, как покинут родную планету. Иван коротко выдохнул, задержал дыхание на секунду, затем шагнул вперёд. Он не знал, куда его отправляют, но теперь у него не было пути назад.

Лейтенант шагнул вперёд, и взгляд его тут же приковала громадная ракета «Энергия». Она возвышалась над стартовой площадкой, гигантская, монументальная, словно памятник величию земной космонавтики. Двести пятьдесят метров инженерного совершенства, покрытые сверхпрочным сплавом, созданным для защиты от адских температур и чудовищных нагрузок. Символ могущества российской ракетостроительной школы, гордость всей Земли – эта машина не знала себе равных.

«Энергия» использовалась только для особых миссий – её не тратили на рутинные полёты. Она была связующим звеном между планетой и дальним космосом, транспортируя экипажи и грузы к орбитальным платформам, а затем – к гигантским межзвёздным кораблям, слишком массивным, чтобы стартовать с поверхности. Вся структура космической экспансии Земли держалась на таких ракетах: без них даже самые совершенные звездолёты оставались бы бесполезной грудой металла, неспособной вырваться из гравитационной ловушки.

Иван понимал: их отправляют не на рутинную станцию. В ангаре царила напряжённая тишина: слишком много было людей, слишком мало объяснений.

Вокруг сновали техники, доводя машину до идеала: одни сканировали корпус, проверяя герметичность, другие следили за топливными магистралями, третьи возились с системами управления. Где-то над головами гремел голос диспетчера, отдающего сухие, отчётливые команды.

Среди экипажа никто не говорил. Иван видел в их лицах сосредоточенность, но в коротких движениях, в выверенных жестах угадывалось скрытое напряжение. Каждый понимал: если задействовали «Энергию», миссия будет не просто сложной – она станет исторической.

– Подготовка к посадке, – раздалось по громкой связи.

Иван глубоко вдохнул, отгоняя дурное предчувствие. Думать было поздно. Он шагнул к капсуле с той же решимостью, с какой когда-то впервые садился в учебный истребитель.

Капсула представляла собой небольшой герметичный модуль, который должен был вместить экипаж и пережить старт, выдержав колоссальные перегрузки. Она крепилась к носовой части ракеты, становясь её частью на время полёта. После выхода на орбиту, когда «Энергия» выполнит свою задачу, капсула отделится, и экипаж продолжит путь уже на другом корабле.

– Завершаем стыковку, – донёсся голос техника.

По сути, это означало, что капсула полностью зафиксирована на ракете, соединена с её системами, получает питание и связь, а механизмы отделения готовы к срабатыванию в нужный момент.

Иван занял своё место, зафиксировал ремни, проверил индикаторы. Запах металла, пластика, слабый аромат озона от приборов – всё привычное, но сейчас оно казалось другим.

– Стыковка завершена, система в норме, – подтвердил оператор.

Голоса в наушниках сменились короткими командами, цифры начали уменьшаться, проносясь на экране перед глазами.

– Десять.

В недрах «Энергии» пробуждалось нечто огромное, неумолимое, способное разорвать путы гравитации.

– Девять.

Корпус ракеты будто затаил дыхание.

– Восемь.

Капсула оставалась неподвижной, но в воздухе уже ощущалась вибрация.

– Семь.

Гравитационные стабилизаторы вошли в работу.

– Шесть.

Всё, что происходило, было частью неизбежного.

– Пять.

Все, кто здесь, должны полететь.

– Четыре.

Что-то важное ждёт их там, куда их отправляют.

– Три.

Последний миг перед тем, как мир изменится.

– Два.

Остановиться уже нельзя.

– Один.

Ракета взревела, вспыхнув огнём, и мир вокруг рухнул.

Перегрузка вдавила в кресло. Казалось, будто тело сжалось в монолит, рёбра напряглись, лёгкие сопротивлялись давлению. Всё нутро протестовало против скачка, но разум оставался холодным.

Силовая тяга рванула вверх, разгоняя «Энергию» до предела. Корпус дрожал, стены вибрировали, мышцы напрягались, сопротивляясь нагрузке. За иллюминаторами стремительно сменялись картины: ослепительные вспышки стартовой площадки, густая облачная завеса, темнеющее небо.

Пространство вокруг сжималось, но в какой-то момент, когда перегрузка достигла предела, всё резко изменилось. Вес исчез.

Гравитация ослабла, позволив телу чуть приподняться над креслом, словно его отпустила неведомая сила. Вспышки за иллюминаторами угасли, уступая место бесконечному пространству, испещрённому серебристыми точками звёзд.

Они вышли на орбиту.

Иван вглядывался в тьму, раскинувшуюся за пределами иллюминатора. Там, где ещё секунду назад была Земля, теперь простирался космос – безмолвный, бесконечный, наполненный холодными точками далёких звёзд. Вакуум поглощал все звуки, но внутри капсулы царило тяжёлое напряжение. Вибрация стихала, системы стабилизировались, а приборы подтверждали, что переход прошёл без сбоев.

Ракета выполнила свою задачу. Теперь оставалось последнее – стыковка с орбитальной платформой, откуда их, судя по всему, ждал дальнейший путь.

– Капсула зафиксирована на орбитальной траектории, – донёсся голос оператора.

Иван бросил взгляд на панель. Схема на экране показывала приближение к массивной конструкции, висящей в невесомости. Орбитальная платформа – монументальный узел, соединяющий Землю с дальними звездолётами. Здесь не было излишков: модульные отсеки, стыковочные шлюзы, массивные антенны связи и доки, в которых парили корабли, готовые к межзвёздным переходам.

Внутри модуля раздался приглушённый звук – капсула начала маневрировать. Манёвровые двигатели тонко корректировали курс, выводя их точно к месту стыковки. В иллюминаторе вырос корпус платформы – глухая стальная громада, исчерченная линиями ангаров и технических тоннелей.

– Стыковка через двадцать секунд, – сообщил компьютер ровным голосом.

В невесомости не ощущалось движения, но приборы показывали, что их модуль замедляется, подстраиваясь под скорость платформы. Затем лёгкий толчок – стыковочный механизм захватил капсулу.

– Магнитные фиксаторы активированы, герметизация завершена.

Затем короткая пауза, затем слабый, почти неслышный щелчок – шлюзы выровняли давление.

– Открываю доступ, – раздался голос оператора.

Дверь отъехала в сторону. Иван ожидал чего угодно – офицеров в форме, командование, техников с планшетами. Но уж точно не её. Лиана.

Девушка стояла в шлюзе, и её лицо в первые секунды выражало ту же степень шока, что и его собственное. Они оба знали, что работают в одном секторе, что после Академии их пути неизбежно могли пересечься, но вероятность оказаться в одной миссии слишком мала.

Лиана быстро взяла себя в руки – её лицо мгновенно приобрело привычное выражение лёгкой иронии, но Иван успел уловить этот первый миг удивления и скрестил руки на груди.

– Серьёзно?

Губы Лианы дрогнули в насмешливой полуулыбке, но глаза остались холодными.

– Не думай, что я в восторге.

Иван медленно выдохнул, позволяя этой информации окончательно уложиться в голове. Всё становилось хуже с каждой минутой.

– Если нас обоих сюда взяли, значит, происходит что-то очень плохое.

Лиана наклонила голову чуть вбок, оглядела его, как будто оценивая, насколько быстро он дошёл до этого вывода.

– Ну, хоть одно умное замечание от тебя за день.

Иван почувствовал, как угол его губ чуть дёрнулся вверх, но он вовремя себя остановил. Задача предстояла и без того серьёзная. А теперь ещё и усложнённая до предела.