Дорогой Полян говорил мало и часто впадал в какое-то тоскливое раздумье. Спутники его тоже не отличались словоохотливостью. Долговязый был нем, а коротышка если и открывал рот, то выплёвывал фразы так спешно, что смысл речей приходилось как бы вспоминать уже после того, как он замолкал.

Шли медленно. Слева виднелся просвет, и доносился шум прибоя. Временами зыбкая тропка забирала вправо, и тогда всё вокруг затихало, наполнялось низинным туманом и запахом прелой хвои. После рваных разговоров, Тим и Гиди выяснили, что семейных имён простолюдины в этих землях не имеют, но у каждого есть прозвище. Коренастого кликали Сбыва Дело, а долговязого – Улень Болтун.

– А я – Полян Красный, – без особой гордости заявил главарь шайки, жуя сухое мясо, которым Гиди и Тим поделились с голодными.

Как стало смеркаться, компания остановилась подле узкого ручья, пробившего себе путь на морской берег меж корней кривых сосен. Старые деревья нависли над каменным пляжем, а студёная водица из-под корней разливалась по гальке весёлым шелестом.

Подыскали укромное место, защищённое от ветра и быстро – на углях, прихваченных в заброшенной избе – развели добрый костёр. Когда спустилась ночь, шёпот ручья стих, а хлюпанье пенной волны, бьющей о валуны, усилилось. Изредка постукивал копытом ослик, привязанный где-то поблизости в кромешной тьме.

Тим жутко измотался. Он полулежал на покрытых дождевиками сосновых корнях и старался не заснуть под долгий рассказ Гиди о Лойнорикалисе. Сначала Тимбер всё следил за членами шайки и старался угадать, как именно эти разбойники собираются прикончить двух нерадивых странников. Тиму казалось, что долговязый Улень Болтун вонзит ему нож в сердце, как только все уснут. Потом воображение нуониэля нарисовало отчаянную фантазию о том, как коренастый Сбыва Дело проснётся в полночь, тихонько сходит к морю, найдёт там валун покрупнее и разобьёт этим холодным камнем головы Агидалю и ему. Сильнее всего Тимбер устал от мыслей о Поляне: как ни старался нуониэль, а придумать достоверный способ коварного убийства от этого типа так и не смог. Очень уж широколобый отличался от подельников. Сбыва Дело явно не одарён большим умом, а потому прост и понятен. Немой Болтун слаб и этим близок Тимберу своими мыслями, чаяниями, планами. Красный же много думал, смотрел пристально, почёсывал щетину, поднимал бровь, когда слушал собеседника. Он не был самым сильным человеком, которого встречал Тим, но не являлся и слабаком. Полян Красный на поверку оказывался обычным человеком. И этим пугал…

– Один единственный город на все леса? – спросил Полян, когда Гиди завершил рассказ о родине. – Прямо как у нас! Один Лироди и куча деревень вокруг.

– Скоро и деревень не станет, – протараторил Сбыва, а потом пояснил:

– Высасывает город людей из деревни. Всем торговать надо!

– Кто о чём, а вшивый… – отмахнулся Полян, а потом заметил, что Агидаль не понимает, о чём речь. – Мой друг раньше звался Сбыва Убёга. Ушёл из дома пытать счастье в Лироди. Подался в подмастерья к одному купечишке и служил у него на посылках. Вот как ты у того своего господина. А потом решил на стороне поторговать и целый воз со склада увёл!

– По недоумию, – потрясая пальцем в воздухе, пояснил Сбыва, – по недоумию увёл!

– То пустое! – отмахнулся Полян. – Увёл да был объегорен. Ни воза, ни денег. После оказался пойманным. Стража посчитала его глупым и не сильно охраняла.

– И я убёг! – расхохотался Сбыва.

– Был Убёга, а стал Дело, – хлопнув по плечу подельника, улыбнулся Полян. – До́бро мы сработались!

– А что Улень? – кивнув на немого, спросил Гиди.

– Тут целая история! – развёл руками Полян под одобрительное хмыканье Сбывы. Улень зашипел, лёг на свою циновку, отвернулся и зарылся поглубже в засаленные шкуры.

– Это он сейчас Болтун, – тише сказал главарь. – Раньше звался Улень Свитовай. У его семьи не самый маленький дом в Лироди.

– Не самый маленький. И не один! – вставил коренастый.

– В общем, не под красным фонарём портового района рождён, – заключил Полян. – Как годами вышел, подался в писари к его высокородию Брано Киниру. И дослужился там до того, что стал его дочь Ласкию…

Полян не смог закончить, потому что Сбыва ехидно загоготал и стал некрасиво подмигивать Агидалю, странно и неприятно при этом кособочась.

– Его высокородие прознало об том, – продолжил Полян, – и наняло кое-кого чтоб парнишке язык укоротить.

– Язык? – удивился Гиди.

– Брано Кинир – человек серьёзный, – пояснил главарь.

– Из-за бабы лишить человека языка? – переспросил Агидаль.

– Из-за дочери! – поправил Полян. – Единственной! Но Улень хоть и суховат, а в долгу не остался. Пробрался к ним в дом и отрезал его высокородию ухо. С тех пор вот…

Полян замолчал. Улыбка сошла с лица Сбывы. Гиди показалось, что последние слова главаря сказаны с некоторым почтением.

– Почему Красный? – решился спросить Агидаль.

– То горьце немилый сказ, – отмахнулся Полян.

– Сказ сказом! – пожал плечами Сбыва. – Ровен иному. С каждым случиться может.

Полян кашлянул, накрылся шкурами и закрыл глаза. Агидаль не настаивал на ответе, но главарь вдруг продолжил:

– Зашёл в одну конюшню, и косой всем лошадям по горлу! Опосля и конюху кишки на пол вынул.

Тимбер не участвовал в беседе, но всё слышал. Юный посол припомнил опушку с волчьими клетками, звериную кровь, стекающую по лицу, скрежет варварской речи.

– Человек, он как сухая глина, – не открывая глаз, произнёс вдруг Полян Красный. – И вроде крепок, а тронь – рассыпается.

***

Проснулся Тимбер от холода. Костёр погас ещё ночью, а земля так промёрзла, что не спасли и подостланные дождевики. Согрелся нуониэль лишь когда они зашагали дальше к городку. Сбыва Дело и немой Улень здорово выспались и теперь радостно шли за своим вожаком. Они подтрунивали друг над другом, Сбыва хихикал, Улень убого смеялся. Что-то светлое и даже кристальное закралось в душу Тимберу: то ли колкость морозного воздуха, то ли новая твёрдость остывающей земли заставили подумать о доме: «Сегодня наступил грудень! Месяц, когда земля превращается в стылые груды».

– Эй! – окликнул Тимбера главарь шайки и протянул полоску сушёного мяса.

Тим мясо взял, но есть не стал. Незаметно от остальных нуониэль чуть сошёл с тропы и выпустил полоску из рук. Еда исчезла в высокой траве.

– А женщины у вас там тоже с этими? – спросил Полян, указывая на веточки Тимбера.

– И с ветками, и с цветами, – ответил Гиди.

– Красота, небось! – улыбнулся главарь. – Али не хороши госпожи?

– Да уж хороши! – усмехнулся Гиди. – Так хороши, что нашего приятеля, – он кивнул на Тимбера, – из Школы за это дело попёрли.

Тут нуониэль резко подошёл к Агидалю и злобно посмотрел тому в глаза.

– Я сам ушёл! – рявкнул Тимбер, и быстро зашагал далее по тропинке. Гиди от неожиданности встал как вкопанный. Когда Сбыва и Убёга прошли дальше за нуониэлем, к Гиди обратился Полян.

– Не умеешь ты с ними, – сочувственно сказал главарь, глядя вслед удаляющимся подельникам и нуониэлю.

– Да что тут уметь?! Нуониэли, они совсем как люди!

– Я не про ветколобых, – ответил Полян, и зашагал дальше, но медленно, чтобы не сразу догнать остальных. – С господами ты не умеешь. А господа, это, брат, не совсем и люди. Оно конечно, слеплены все из одной глины. Токмо нас жизнь обожгла, и теперь мы какие есть, такие и помрём. А вот их не обжигали. Оттого и естество у них крепкое, только пока воды не коснётся. А как вода пойдёт, так форму свою они и потеряют. Изовьются!

– Выходит, нет у тебя веры господам? – спросил Гиди.

– Нет!

– А зачем тогда идёшь с нами в Лироди?

– Не знаю, – взгрустнул Полян. – То, как ты сказал об нём: понять хочу…

Вскорости отстающие нагнали остальных: Тимбер присел отдохнуть на ствол сосны, упавшей поперёк тропы, чем задержал идущих с ним Сбыву, Уленя и ослика. Нуониэль сидел с длинным самоцветником на коленях и наблюдал, как нерадивые разбойники уговаривают осла переступить через поваленное дерево.

– И что ты в этот ларец вцепился?! – громко спросил Полян у Тима, указывая на диковинный сундучок. – Грузи на животное! Не робей! Не убежит наш старый осёл. Гляди, он и сосну одолеть не в силах.

Главарь присел на корточки перед нуониэлем и стал рассматривать ларец.

– Любо! – искренне восхитился Полян. – Чудно́ свет переливается в самоцветах? И что же сокрыто в этих камнях?

– Подарки важным людям, – ответил за Тимбера Гиди.

– Уж не для посадника Лироди подарки? – поинтересовался главарь.

– Нет. Для одного правителя в Симпегалисе.

Сбыва и Улень резко перестали уговаривать ослика переступить сосну, а Полян молча встал и стал чесать пальцами щетинистый подбородок.

– Эк вы далече собрались! – сказал главарь после продолжительного молчания.

– Не бывал там? – спросил у него Гиди.

– Не пришлось. Да и Свет с ним! Места там странные.

– Чего ж там странного?

Главарь пожал плечами и произнёс лишь одно слово:

– Йосан…

Ослик неожиданно перемахнул через упавшее дерево и спокойно зашагал далее. Остальные молча пошли следом.

К полудню серая непогода сменилась голубым небом и холодными лучами низкого солнца. Тропа под ногами расширилась и превратилась в некогда мощёную дорогу. Полян Красный объяснил, что море давно закончилось и они идут вдоль берега реки Нирмиэн. Тимберу это название показалось похожим на слово из ланнийского языка, и он некоторое время шёл, размышляя о его возможном значении. Вскоре о древнем языке пришлось забыть: они вышли к воде. На другом берегу раскинулся заветный городок. Деревянные домики, подобно овечкам беспорядочно сбились в плотную отару у реки и чего-то ждали. Ждали столь долго, что посаженные жителями деревья выросли и бросили на крыши домов кружевные тени. Понять, где заканчивается берег с домами и начинаются доки с ладьями оказалось сложно: столь зыбок был этот переход. Так же загадочно выныривала из-за деревьев стена, ограждавшая часть городка от остального берега. В этой стене Тимбер заметил ворота, выходящие на отдельную пристань. Там у берега покачивались на волнах лодочки и паром, подле коего тёмными чёрточками суетились люди.

Через несколько минут компания вышла к причалу на левом берегу. Он больше смахивал на большую купальню, хотя здесь имелось несколько шалашей и огороженное булыжниками место для костра, с подвешенным над ним котелком.

Сбыва и Улень растянулись в шалашах, а Гиди и Полян сели на пеньки у котелка. Люди смотрели на городок, отдыхали. Тимбер чувствовал, что вот-вот что-то случиться. Что-то неразрешённое, тянущееся из заброшенной избушки готовилось прорваться. Кто-то должен был заговорить.

Внезапно, Улень, лежавший в шалаше на сене, вскочил и замер, будто прислушиваясь. Сбыва Дело что-то ему сказал, но тот замычал и поднял палец, приказывая молчать. Спустя минуту Тимбер ощутил дрожь земли, а до его ушей донеслась тяжёлая поступь спешащих коней.

Полян кинулся в кусты, но не успел спрятаться: к пристани выкатила дюжина всадников. Спины гнедых коней покрывали попоны из голубой шерсти. Тела ездоков были закованы в начищенные зерцала с гербом Лироди: ощетинившимся ежом, сидящим на пирамидке из девяти кружков. Из-под кожаных шлемов с железными оковками и заклёпками сурово взирали хмурые бородачи. К ногам у ратников были прикреплены маленькие деревянные щиты чем-то похожие на треугольные паруса. У каждого наездника за спиной висел большой колчан с метательными копьями. Один держал в руке голубой пра́пор с серебряным изображением герба.

Ведущий всадник скакал не в зерцале, а в многослойной кожаной кирасе, красиво выделанной под узор, схожий с рыбьей чешуёй. На груди у него лежала переплетением тысячи серебряных нитей увесистая пектораль – символ немалого достатка. Как только его конь остановился, всадник снял лёгкий кожаный шлем, напоминающий голову щуки.

Двое всадников спешились и немедленно подскочили к ведущему. Один из них поставил подле коня деревянную табуретку, а другой приподнял руки, застыв в странной позе. Начальник всадников привстал в стременах. Тот, что стоял неподвижно, быстро схватил ногу своего господина, перенёс её через круп коня и поставил на табуретку. Остальную часть спешивания, важный всадник удосужился завершить сам. Он не глядя подал снятый шлем помощнику, сделал несколько шагов вперёд, уткнул кулаками руки в боки и осмотрелся. Этот человек недовольно помял губами, отчего длинные кручёные усы его поочерёдно поднимались и опускались под большими пунцовыми щеками. Заметив у шалашей украшенный самоцветами длинный ларец, главный всадник вытянул шею, округлил свои маленькие глаза, а тело его как-то само стало приближаться к дорогой вещице. Кулаки отнялись от боков, раскрылись и поплыли вперёд, желая взять занятную находку.

Наперерез главному всаднику вышел Тим.

– Несите свет сквозь тьму, – произнёс нуониэль.

Усач оторопел. Он ещё раз осмотрел присутствующих, будто желал удостовериться в том, что ему не послышалось столь странное приветствие.

– Свет несёт меня, – не без подозрения ответил он и совершил какое-то едва-заметное движение телом, которое вероятно, должно было означать поклон. – Капитан гарнизона Лироди господин Изгимин Бастиан к вашим услугам.

– Посол Лойнорикалиса Тимбер Линггер, – поклонился в ответ нуониэль и протянул латунный футляр с назначением.

Капитан всмотрелся в веточки нуониэля. Нахмурившись и странно вывернув голову, он взглянул на футляр. Потом он снова перевёл взгляд на веточки Тима, а затем ещё раз глянул на окружающих.

– Простите, ваше высокородие, – мягче сказал капитан и поклонился Тимберу на этот раз довольно низко, – но давайте оставим все свитки писарям! Я рад нашей встрече. Полагаю, вы держите путь в город. С удовольствием разделю с вами оставшуюся дорогу, хоть она и ничтожна.

Тим отблагодарил капитана Изгимина поклоном, и тот сразу же приказал своим людям помочь затащить багаж посла на лодку. Тим позволил тащить им всё, кроме самоцветника и личной кипы пергаментов.

Пока грузились, Изгимин потихоньку присмотрелся к новым людям. Тим краем глаза заметил, что капитан пристальнее всех следил за Поляном.

– Готово! – объявил Изгимин, подойдя к Тимберу, стоявшему на причале у лодки. Зоркий взгляд капитана скользнул по ссадине, полученной Тимом в заброшенной избушке.

Усач приказал одному из помощников сесть на вёсла, а прочих оставил дожидаться парома и «приглядывать» за спутниками посла. Тимбер чувствовал, что Агидаль смотрит на него, но не поднял взора.

Нуониэль сел в лодку и вцепился в самоцветник и свою кипу с письменами. Капитан устроился на корме, спиной к левому берегу. После того, как судёнышко оттолкнули багром, а гребец заработал вёслами, Тимберу отчего-то стало легко и приятно внутри. Он расслабился, опустил руку за борт и коснулся пальцами прохладной речной воды.

– Господин посол, – серьёзным тоном обратился к нему Изгимин, – насколько я могу судить, ваш путь с далёкого полудня оказался полным неожиданностей. Но теперь вы под защитой посадника Лироди и его гарнизона. Можете спокойно рассказать мне всё.

Агидаль, наблюдавший за удаляющейся лодкой, видел, как Тимбер что-то отвечал капитану. Тот, подавшись вперёд, внимательно слушал собеседника, а потом обернулся и долго смотрел на людей, оставшихся на левом берегу. Агидаль ясно видел, как начальник гарнизона Лироди смотрит на Поляна Красного.

Глава 7 «Плинфа»

Подобных стен Тимберу ещё не доводилось видеть: тёмные плоские кирпичи, чем-то похожие на лежащие книги, один за другим тянулись от угла до угла комнаты. Толстый слой светлого раствора разделял эти дрожащие линии, отчего помещение казалось полосатым от пола до потолка. Нуониэль мысленно сравнил стены с разлинованным для письма пергаментом. Только разлинованным криво, жирными линиями, идущими столь близко, что между ними ничего и не напишешь.

Тим сидел на тёмном дубовом стуле с высокой спинкой, обитой чей-то рыжей шкурой. На столе перед ним – высокий латунный кувшин и перевёрнутый кубок. Затепленный каганец в углу одиноко похлопывал робким пламенем.

Тимбер срезал бечёвку с куля своих записей:

«…Далее на тропинке жухлая листва от молодого дубка, что растёт в десяти шагах одесную…» – прочитал про себя Тим первый попавшийся лист и задумался. Руки сами потянулись за ножницами, и вот молодой посол уже ритмично щёлкал резцами, отхватывая от пергамента маленькие кусочки.

В дверь постучали. Вошёл Агидаль. Посыльный отблагодарил человека, который провожал его и рухнул на кровать в углу.

– Зуб даю – ты сгораешь от любопытства, – сказал Гиди не самым дружелюбным тоном. – А ещё прикидываешь: отблагодарю али нет, за то, что ты не забыл сообщить этим громилам обо мне. Ведь могли и меня вслед за Поляном в темницу кинуть. И весёлый же ты парень! Красный это заметил.

– А ты, видимо, не заметил мёртвых волков, когда варварийцы ушли, – пробубнил Тим, продолжая чикать ножницами.

Агидаль встал с кровати и медленно подошёл к столу. Тим продолжил:

– Красный не сокрушался, когда рассказывал о своём «подвиге» в какой-то конюшне. Убил беззащитных животных, так же как варварийцы убили волков в клетках. А я всё ещё чувствую, как остывает кровь Белки на лице.

– Мы обещали ему! – вскрикнул Гиди.

– Я ничего не обещал этому убийце! – не оборачиваясь на посыльного, буркнул Тим.

– Не обещал? – ухмыльнулся Агидаль. – Чего же тогда листочки кромсаешь?

Тимбер перестал щёлкать ножницами, но в глаза собеседнику всё равно не посмотрел.

Снова постучали. Агидаль выждал с полминуты, и лишь потом медленно подошёл к двери.

– Сообщите господину послу, что его ждёт тёплая ванна и трапеза, – сказал Агидалю слуга. – Его превосходительство посадник Гириен желает, чтобы вы отдохнули перед встречей с ним сегодня вечером.

Гиди затворил дубовую дверь на скрипучих петлях и встал посреди комнаты, вперев руки в боки.

– Интересно, в здешней темнице есть баня? – спросил он, но ответа дожидаться не стал. – Иди, отдыхай, посол!

Последнее слово Агидаль произнёс с особливо-тошнотворным пренебрежением. Потом он громко потёр ладони, высморкался в рукав и вышел прочь.

Тимбера проводили в ванные помещения, где он привёл себя в порядок. Старые одежды забрали в стирку, облачив далёкого гостя в чистую льняную рубаху, штаны из мягкой кожи с подкладкой и в плотный кафтан бардового цвета с золотой нитью. Красные сапоги нуониэля починили и до блеска натёрли жиром. Слуги стали переживать, когда ни одна из предложенных ими шляп, не подошла гостю со столь пышной шевелюрой. Тогда появился ключник по имени Елажка – худой мужичок с прилизанной чёлкой и жиденькими усами. Он распорядился принести широкий папирусный зонтик. Прибежал измазанный сажей отрок и предложил три зонта на выбор. Елажка открыл каждый из них, понюхал, выбрал лучший, вручил его мальчишке и наказал неотступно следовать за высоким гостем. Требовалось держать зонтик наготове, если господин захочет выйти на улицу. Парень слушал указания раскрыв рот, не отрывая взора от веток на голове нелюдя.

Когда с мытьём и одеждой покончили, ключник вежливо поклонился Тимберу:

– Если вашему высокородию что потребуется разузнать, али дело какое выполнить – беспременно ко мне обращайтесь.

Тим еле-заметно кивнул и вернулся в комнату. Там его ждал накрытый стол. Связку личных записей гостя бережно переложили на кровать. Всё же Тим схватил кипу исписанных листов и спешно вернул на стол, бухнув их так, что серебряные тарелки и плошки сильно зазвенели. Ванна разморила нуониэля: молодой посол повалился на кровать и забылся сном.

Очнулся он оттого, что кто-то напряжённо шептался поблизости. Открыв глаза Тимбер увидел в дальнем углу Елажку и Агидаля. Последний примерял одежды, которые ключник доставал из большой корзины. Гиди жаловался на цвет, фасон и, что жмёт в плечах. Елажка уговаривал выбрать хоть что-нибудь, ибо негоже идти к посаднику на ужин оборванцем.

Тимбер сел на кровать и глянул в оконце: по вечерней улице городка шли прохожие с фонарями.

– Как хорошо, что вы проснулись, – вежливо заметил Елажка, подойдя к Тиму. – Посадник готов принять вас.

Нуониэль не ответил. Тогда Елажка откашлялся и шепнул ему на ухо: