– Да, это был коллектив. Но именно папа написал код, который лёг в основу всей программы. Его формула расчёта возможных реакций человека на внешние импульсы стала основным законом построения систем с искусственным интеллектом. Он разделил все входящие сигналы на те, которые требовали изменения существующей реальности, и те, которые требовали описательных действий. Эти два типа сигналов и стали отправными точками для дальнейших вычислений и формул. Отец сконцентрировался на тех сигналах, которые требовали изменения реальности. Его формула оценки таких сигналов, их обработки и выполнения стала основой работы искусственного интеллекта. Только после изысканий отца группа инженеров усовершенствовала систему и довела её до идеала в моделях Джеймс и Кити.

– Вы упомянули код, разделяющий все входящие импульсы на требующие действия и требующие описания, – с неподдельной заинтересованностью начал Киэй. – Ваш отец, как вы сказали, детально разрабатывал импульсы действия. А как проходила работа с импульсами описательными?

– В искусственном интеллекте код – это самое главное, – начала Астора не без того удовольствия, которое присуще всем рассказчикам, кому выпадает счастье поведать слушателям нечто неизвестное. – Но если в обычных вычислительных машинах код – это алгоритм действия, то в случае с интеллектом код совершенно иной. Представьте себе малыша, запертого в комнате с определённым набором деталей конструктора. Он может собрать из этих деталей всё что угодно. Но выбор поделок всё равно ограничен количеством деталей и комбинациями соединения. Так работала вся наша техника до появления искусственного интеллекта. А теперь представьте себе такого же ребёнка с такими же деталями конструктора, в такой же комнате, однако добавьте ещё станок, способный печатать самые разные детали. Когда количество и варианты деталей безграничны, а точнее, ограничены только фантазией ребёнка, что возможно построить из этих деталей? Код интеллекта – это не заданный заранее набор команд. Это и код, и клавиатура, с помощью которой можно этот код переписать.

Она задумалась. Киэй и Атир, не нарушая её молчания, наблюдали, как старуха впёрла свой взгляд в пространство и еле заметно покусывала мундштук.

– Вы, Атир Деянович, столь молоды и не можете помнить тех времён, когда каждый второй робототехник экспериментировал с этими кодами, в особенности с кодами описательных импульсов! А вы, Киэй Лиуанович, напротив, человек опытный и, вероятно, застали времена, когда люди с ума сходили от всяческих роботизированных собачек и кошечек. Какой восторг испытывал городской житель, стеснённый бетонными стенами, когда приобретал очередную игрушку, почти неотличимую от живого существа. Ах! Все эти игуаны, сервалы и манулы! Сколько искусственной шерсти продавали наши дочерние компании! Деньги текли рекой!

– У нас это выражалось менее ярко, чем в Америке, – сказал Киэй.

– Невероятные времена! Множество контор соревновались между собой в функциональности и красоте этих искусственных питомцев. Золотой век предпринимательства! Наука дала им возможность творить, а свободная конкуренция заставила довести своё творчество до идеала!

– Такая свобода была вам на руку, – заметил Киэй. – Ваша корпорация «Галах» не вмешивалась в конкуренцию до тех пор, пока мелкие лавочники набивали руку, обкатывали технологии, прощупывали потребности рынка за свой счёт.

– Мне казалось, что в СКПД изучают «Систему» минувшего столетия, а не запад, где располагалась «Галах», – заметила Астора.

– Изучая «Систему», неизбежно изучаешь весь мир, – ответил Киэй. – И всё же «Галах» сидели и наблюдали за развитием техники, собирали данные, анализировали спрос и предложение, потребности и чаяния потребителей. А потом выкатили своих унифицированных питомцев Джеймса и Кити. Они стоили в разы дешевле всех моделей, предлагаемых на рынке, имели превосходные функции и были созданы с возможностью бесконечных модификаций по желанию владельца. Когда ваши роботы-питомцы вышли на рынок, все частные компании разорились, потому что их дорогой штучный товар перестали брать!

– Это суть конкуренции, товарищ, – заметила Астора.

– Это называется «неизбежная монополизация»! – возразил Киэй.

– Как угодно! Всё равно мы победили! Наш товар разлетался, как горячие пирожки!

– Ваш товар и близко не стоял с тем, что предлагали некоторые маленькие конторы. Они торговали шедеврами. Да, они не являлись совершенством с точки зрения техники и запросов массового потребителя. Но в них была душа! Ваши серийные роботы-питомцы – просто мультяшная пародия на природу и её красоту.

– А что вы удивляетесь, дорогой друг?! – развела руками Астора. – Исследования рынка показали, что людям требовались не копии живой природы, а мультяшная пародия! Природу создал творец, но человек убежал из леса, подальше от этих божественных зверей и насекомых. Мы создали банальность, но весь мир нёс нам деньги, только чтобы заполучить частичку этого новшества! Людям вовсе не нужна настоящая жизнь, мой дорогой гость. Им нужна именно пародия на жизнь. И если все грани чётко очерчены, как в мультфильме, – оно и лучше. Жизнь слишком сложна. В ней много неожиданностей, шероховатостей. Постоянно приходится сталкиваться с новыми, незнакомыми вещами. Куда проще иметь набор давно известных образов, из которых создано всё окружение. Это вселяет бесценное чувство защищённости.

Атир продолжил разговор, а Киэй снова закрыл рот, борясь с нахлынувшей хандрой. Ему стало печально от того, что он говорил несдержанно, как юный идеалист, и вообще находился в унизительном положении по отношению к этой особе.

Знавший наперёд все доводы умной, но всё же предсказуемой Асторы, Киэй ощущал нестерпимую тоску от той бесконечной перепалки мировоззрений, с которой работал в СКПД. В конце концов он решил смириться со своей участью «лишнего человека». И, как ни странно, ему стало легче. Он начал думать о роботах, о двойственной природе импульсов. Мало-помалу начала вырисовываться истинная картина происходящего: роботы с искусственным интеллектом повсеместно выходили из строя, нарушая привычный ход вещей. Люди стали жаловаться в корпорацию «Галах», но эффективные менеджеры ничем не могли им помочь. И когда ситуация начала выходить из-под контроля, «Галах» сами обратились в полицию. Полицейские сначала пытались заниматься этим вопросом «в порядке общей очереди». Однако скоро выяснилось, что требуются решительные действия. «Галах» заплатили полиции некую сумму, чтобы дело перешло в отдел Расследований Особой Важности. Матёрые шишки засучили рукава. Но требовалось, чтобы кто-то званием пониже взял лопату и «покопался в старых бумагах». Тут и появился Атир Деянович Маворский, вероятно, самый перспективный сотрудник из молодых. Видимо, он хорошо копнул, раз попросил себе в помощники того, кто понимает в языках; ведь программирование роботов – тоже вопрос языка. А программирование роботов с искусственным интеллектом – особенно. Атир серьёзно отнёсся к тому, что программный код разделили на две части: на ту, что обрабатывает импульсы, требующие действий, и ту, что обрабатывает импульсы, требующие описательной, или, как сказал бы сам Киэй, вербальной, реакции. Несомненно, Атир понял, что в этой вербальной части он сам не разберётся, и запросил на помощь языковеда. Киэй не обольщался тем, послужной список пятидесятипятилетнего безработного языковеда удивил кого-то в отделе кадров полиции. Единственное объяснение того, что на эту работу взяли именно его, Киэй видел в случайном стечении обстоятельств. Вероятно, он оказался единственным уволенным в тот день языковедом. Его социальный профиль попал в первые строки списка доступных к найму лиц.

Что из всего из этого следовало? Только то, что рано или поздно полиция разберётся с этим делом. Молодой полицейский Атир будет, конечно же, стараться изо всех сил, но ничего толкового не найдёт. Если же расследование затянется и ситуация усугубится, «Галах» внедрит какой-нибудь «План Б» и вырубит всех роботов.

«В любом случае я получу свою зарплату, – размышлял Киэй, не замечая разговора Атира и Асторы. – Если повезёт, ещё успею на день рождения Жданы».

В этот момент мысли Киэя сбились. Он заметил что-то странное на этом квадратном куске дёрна, парящем в воздухе над журнальным столиком. Луч света бил прямо на сочную траву, и Киэю удалось различить еле заметное движение среди зелёных стебельков. Медленно по одной из травинок вверх поднялась бабочка. Она сидела на самом кончике и двигала синими крыльями, будто бы разминая их перед полётом. Потом она резко взмыла в воздух и стала порхать по комнате, среди пыльных книг и шестигранных подвесок люстр. Бабочка пролетала сквозь лучи света, закручивая в воздушные воронки застывшие в пространстве пылинки, горящие золотом солнца. С волшебной лёгкостью насекомое перемещалось, не понимая речи старой женщины и юного мужчины. Киэй вытянул руку, и бабочка, описав ещё несколько кругов по комнате, опустилась ему на пальцы. Киэй стал рассматривать это дивное создание с голубыми крыльями, а потом позволил улететь. Насекомое исчезло где-то в коридоре.

Киэй огляделся: Атир и Астора ушли на балкон. Там старуха села в кресло-качалку и закурила. Атир опёрся локтем на каменную балюстраду и что-то увлечённо рассказывал; через приотворённую балконную дверь до Киэя доносились лишь обрывки фраз и редкий смех молодого человека.

– У них много общего, – услышал Киэй позади. В комнату вошла длинноногая женщина. Киэй тут же поднялся из своего кресла.

– Вы мне нравитесь, – произнесла она с глубоким западнофризским акцентом, придававшим соблазнительность каждому слову. – Сегодня редко встречаются люди с хорошими манерами.

Она подошла к дивану и грациозно опустилась на него, сдвинув длинные ноги, обтянутые мини-юбкой, чуть влево и положив на них руки. Она сидела с ровной спиной и высоко поднятым подбородком. Киэй снова сел.

– Вы хорошо говорите по-русски, – похвалил он собеседницу.

– Моё имя – Бендида, – представилась она и стала пристально смотреть на гостя.

Киэй пребывал в том возрасте, когда интерес к женщинам не столь велик, как интерес к жизни, но он всё же смутился: слишком шикарно выглядела эта особа. Он попытался смотреть в другую сторону, но её фигура притягивала внимание.

– Вам не по себе? – поинтересовалась она.

Несмотря на весь жизненный опыт, Киэй не нашёл что ответить и глупо смолчал. Бендида посмотрела на парящий в воздухе квадратик дёрна над журнальным столиком, протянула к нему руку и надавила на траву, прижав странную вещь к серебряному подносу. Дёрн обратно в воздух не поднялся.

– Так лучше? – спросила она.

– Признаться, когда он летал, комната выглядела не такой мёртвой, – ответил Киэй. – Но теперь, когда пришли вы…

– Оставьте, – перебила его Бендида. – Мне не нравятся комплименты. Они не делают мне приятно.

– Скажите, а почему он летал? – сменил тему Киэй, которому тоже не нравились ситуации, в которых комплименты – единственный выход из неловкого молчания.

– Я так делаю.

– Это своеобразный робот?

– Нет, – ответила Бендида, – это не робот. Я заставляю траву летать. Это моя врождённая особенность. Очень бесполезная.

– Как занимательно! Я никогда о таком не слышал! – удивился Киэй.

Бендида глянула на дёрн. Он шелохнулся, а затем поднялся в воздух, остановившись сантиметрах в пятидесяти от журнального столика. Мелкие песчинки и кусочки сухой земли тихим звоном упали на серебряный поднос.

– Невероятно! – восхищённо заметил Киэй, впрочем, излишне не демонстрируя свои эмоции. – Вряд ли я готов так сразу судить о пользе такой способности, но вот денег на этом можно было бы заработать немало. Даже попросту показывая это в сети, на разных развлекательных каналах.

– Некоторые вещи не продаются, – с грустью в голосе ответила Бендида.

И как только она это сказала, Киэй вдруг увидел её не как женщину с идеальной фигурой, а как девушку, старше его дочери Жданы на каких-то лет пять.

– Я рад это слышать, – улыбнулся Киэй. – Вы уж простите меня за то, что перевёл всё на деньги. В наше время сложно освободиться от этой клетки кредитов и страха за будущее. Ваша позиция достойна уважения. Не каждому это дано. И вот такой дар по-настоящему редок.

– Благодарю, – смутилась Бендида. – Будем считать, что это не было комплиментом.

Балконная дверь скрипнула, и Астора с Атиром вернулись в кабинет. Все четверо поговорили ещё минут с десять. Расстались на том, что завтра Атир и Киэй снова зайдут, на случай, если Астора что-нибудь вспомнит или найдёт «зацепки» в старых файлах и документах.

Коллеги вышли из дома номер двести пятьдесят четыре по Второй улице Восточного парка. Темнеющая синева неба тушила алый закат, опускающийся за кубические силуэты городских стен. Поужинали Киэй и Атир тут же, на углу, в местечке, где скромные порции компенсировались дешевизной и отменным вкусом.

– Расскажите мне об этих алгоритмах, – попросил Киэй Атира, когда они допивали чай, после ужина.

– Зачем? – спросил Атир, уставившись в коммуникатор. – Вы ведь не думаете, что мы сможем «раскрыть это дело»?

– А вам неинтересно разобраться?

– Интересно, но я устал, – вздохнул молодой человек. – Дело раскроют те, кто копает по горячим следам, а не сидит на старых документах. Вся слава достанется им. А если я что-то дельное и раскопаю, то передовики пришьют это к своим делам. Меня похлопают по плечу и направят на другое задание.

– Но вы ведь для чего-то попросили себе в помощь языковеда!

– Попросил, – зевнул парень. – Да что толку?! Мимолётная слабость в момент невероятного предположения. Теории, домыслы и версии вскружили голову. Всё это тлен.

– Циничный, уставший от жизни сыщик, – подытожил Киэй.

– Сыщик?! – оторвался от коммуникатора Атир. – Я детектив!

– Ах, вот оно как! – подколол его Киэй. – Позвольте тогда старому лингвисту дать вам совет, господин детектив: если вам не по душе то, что вы делаете, то попробуйте делать это ради веселья.

– Какое же тут веселье? – удивился Атир.

– Самое настоящее. Разве не весело сидеть в амстердамском кафе и рассказывать об алгоритмах искусственного интеллекта старому лингвисту, который ничего не смыслит в технике?

– Что тут весёлого? – не понимал Атир.

– Всё, дружище! – обрадовался Киэй. – Вы, я, этот стол, наш чай, свет этой жёлтой лампы и тёмный вечер за окном. Дым от кофейного аппарата и робот-официант с чепчиком на пластиковой пирамидальной голове. Всё это весело. Вы просто не понимаете этого, потому что молоды. Вы думаете, что завтра будет каждый день. Что завтра будет всегда. Но посмотрите с другой стороны: завтра может и не быть. Вы можете умереть и лишиться всего этого. Не будет возможности пить чай, смотреть в коммуникатор, говорить, слышать запахи, испытывать дискомфорт из-за того, что у вас чешется нос. Всё, что вас раздражает, всё, что вам не нравится, – навсегда исчезнет, оставив взамен тьму и пустоту.

Атир с минуту молча смотрел в окно. Потом он выключил коммуникатор и убрал его во внутренний карман пиджака.

– А вы умеете поднять настроение, – сказал он и выпил наконец чаю, который до этого стоял нетронутым. – Алгоритмы… Это просто название процессов, происходящих по заданному сценарию в процессоре машины. Просто этот сценарий предполагает свободу выбора машины в том, что делать после обработки информации. Представьте себе, что отдаёте команду роботу. Это может быть любая команда.

– Хорошо, – включился в обсуждение Киэй. – К примеру, я решил похвалить робота-помощника за то, что он сообщил мне прогноз погоды. Я говорю ему: «Молодец, возьми с полки пирожок».

– Что? – удивился Атир. – Что это за команда такая? Вы так говорили своему роботу-помощнику?

– А что в этом такого?

– Это странно! – смутился Атир. – Хотя погодите! Вот ведь оно! Великолепно!

Атир залпом осушил кружку чаю и с грохотом шлёпнул её об стол. Люди за соседними столиками обернулись.

– Давайте отмотаем немного назад, к тому моменту, когда вы попросили у робота сообщить прогноз, – воодушевлённо начал молодой сыщик. – Ваша просьба для робота – сигнал. Процессор преобразовывает его в импульс. Импульс должен быть обработан. Представьте, что из процессора выходит одна условная труба, по которой этот импульс отправляется на обработку. Обрабатывается он во втором процессоре. Но там уже два отсека. В одном отсеке обрабатываются импульсы, требующие каких-либо действий, а в другом – требующие вербальных, поведенческих или эмоциональных реакций.

– Разве вербальный ответ нельзя считать действием? – спросил Киэй.

– Можно. Но только в том случае, если этот ответ передаёт вам какую-нибудь информацию. Если ответ информативен. Если же ответ не будет нести смысла или информации, то робот не посчитает его полезным действием.

– Если я спросил о погоде, то от робота требуется устный ответ, – предположил Киэй.

– Не совсем так. От робота просто требуется ответ. А какой ответ он даст, зависит от развилки. Что такое развилка? Это как раз место между трубой, выходящей из первого процессора, и двумя трубами, входящими в два отсека второго процессора. В этом месте происходит парадокс выбора. Условный процесс, при котором активируется тот самый искусственный интеллект. Первая его фаза. Здесь на основе изначальной программы и впоследствии – на основе полученного опыта интеллект создаёт связь между возможной реакцией из базы данных и импульсом. Робот знает, что должен дать вам ответ. Он выбирает действие – и тогда импульс попадает в отдел, отвечающий за конкретные действия. Импульс обрабатывается, и в итоге мы имеем результат: робот рассказывает вам о погоде.

– В этом случае вербальный ответ робота – это конкретное действие? – переспросил Киэй.