Пушкинский Кот Ученый

 
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит.
 

Само слово «лукоморье» означает «лука моря». То есть, изогнутый берег, притом, изогнутый вовнутрь. Лукоморье омывается заливом.

Не удивительно, что в славянской традиции слово «лукоморье» означает какой-то конец географии. Где славяне, а где море со своими луками и заливами.

История этого стихотворения вообще довольно любопытна. Это своего рода предисловие, вступление к поэме «Руслан и Людмила», но, фактически, оно не связано с основным текстом поэмы ни сюжетно, ни стилистически. Совершенно инородный кусок. Больше того, основная часть поэмы была завершена в 1820 году, а вступление дописано позже, в 1825 году, во время знаменитой Михайловской ссылки.

Но это вступление, фактически, переворачивает всю поэму. Получается, что Пушкин ее вообще не сочинял. Ему ее надиктовал Ученый Кот (в отличие от Пушкина мы станем величать его с прописных букв)! Который даже не сидит на цепи, а ходит по ней! А это, кстати, очень больно. Представьте себе: грубые, плохо обработанные металлические звенья, нежные розовые лапки. Да, золото считается мягким металлом – но все равно не перина!

Многие исследователи утверждают, что причина скрыта в традиционной для русской культуры демонизации кота. Золотая цепь является прямым следствием этой демонизации, якобы, впитанной Пушкиным вместе со сказками няни, Арины Родионовны Яковлевой, во время этой пресловутой ссылки. Один из сквозных персонажей этих сказок – говорящий кот Баюн. Правда, сказочный Баюн коварен, он своими разговорами усыпляет бдительность людей, а после убивает и съедает их. Пушкинский же кот – не людоед, он добрый сказочник. Во всяком случае, сам Александр Сергеевич после общения с этим котом остался жив и даже сумел записать намурлыканные ему истории.

Таким образом у Кота Ученого появляется еще один прототип, и его родина – Псковская губерния.

Но третий – главный – прототип Кота Ученого все-таки был в Москве. Он находился в бывшей Огородной слободе, напротив знаменитого Юсуповского дворца. В этом дворце Александр Сергеевич жил в младенческом возрасте, с двух до четырех лет.

Тынянов писал:

«Князь разрешал ходить по саду знакомым и людям, которым хотел выказать ласковость; неохотно и редко допускал детей. Конечно, без людей сад был бы в большей сохранности, но нет ничего печальнее для суеверного человека, чем пустынный сад. Знакомые князя, сами того не зная, оживляли пейзаж».

А теперь самое важное:

«Сад был открыт для няньки Арины с барчуками.

Арина смело поднималась по лестнице и строго наблюдала, чтоб барчуки и барышня Ольга Сергеевна чего-нибудь не обронили или не поломали какой балясины. Вид у нее был озабоченный».

Среди «барчуков», ясное дело, выделялся Пушкин.

Так вот, из огромного числа затейливых приспособлений и фигур, которые здесь были установлены для развлечения публики, особое внимание обращал на себя механический кот на цепях.

Эту садовую игрушку вывез один из Юсуповых из Голландии. Кот с помощью цепей перемещался по большому дубу вверх и вниз. Он был пушистым, а глаза его горели. К тому же зверь при этом что-то напевал. К сожалению, по-голландски, и никто не мог понять, что именно.

Интересно, что в советское время возникла пародия на пушкинское стихотворение. И оно совершенно неожиданно рифмуется с уже упоминавшимся торгсином:

 
У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в торгсин снесли,
Кота в котлеты изрубили…
 

Можно сказать, что мы нашли еще одну связующую нить Ученого Кота с Москвой. Увы, достаточно трагичную.

А впрочем, не будем о грустном.

Аристарх Фалелеич Мурлыкин Антония Погорельского

Еще один московский кот – герой маленькой повести-былички Антония Погорельского «Лафертовская маковница». Антоний Погорельский – псевдоним. На самом деле это Алексей Алексеевич Перовский, внебрачный сын министра народного просвещения Алексея Кирилловича Разумовского, дядя писателей Алексея Константиновича Толстого и братьев Жемчужниковых. Эта повесть – его первое литературное произведение, написанное в 38 лет.

Ну а сама лафертовская маковница – лефортовская торговка маковыми медовыми лепешками, восьмидесятилетняя старуха-колдунья. У нее был черный кот (конечно, черный!) – на самом деле тоже котолак, как и булгаковский Бегемот. И после смерти старухи он явился к ее бедной внучке Маше в качестве жениха. Звали этого жениха Аристарх Фалелеич Мурлыкин. Он был невысок, очень сильно картавил – его речь напоминала кошачье мурлыканье – и выгибал свою круглую спину. Получил отказ от Маши и ушел, сказав, что явится позднее.

«Маша смотрела из окна и видела, как Аристарх Фалелеич сошел с лестницы и, тихо передвигая ноги, удалился; но, дошед до конца дома, он вдруг повернул за угол и пустился бежать как стрела. Большая соседская собака с громким лаем во всю прыть кинулась за ним, однако не могла его догнать».

История закончилась очень хорошо для Маши и скверно для Аристарха Фалелеича. Маша вышла замуж за молодого красавца, а Мурлыкин, перекинувшись котом, прыгнул в колодец за ключом от наследства маковницы и утонул.

Повесть опубликовали сразу после написания, в 1825 году в журнале «Новости литературы». Одним из первых читателей стал Александр Сергеевич Пушкин. Он писал младшему брату Леве:

«Душа моя, что за прелесть бабушкин кот! Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу… Мурлыкиным».

Александр Сергеевич даже внешне подражал Аристарху Фалелеичу:

«Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину».

Напомню, что именно в 1825 году Пушкин находился в псковской ссылке и приписывал к «Руслану и Людмиле» строчки про Кота Ученого. В его сознании как бы столкнулись два кота, Мурлыкин и Ученый, лефортовский и харитоньевский, из Юсуповского сада. Произошел мощнейший электрический разряд, а так как Александр Сергеевич и вправду был гением, этот разряд сдвинул многое.

Спустя несколько месяцев император Александр, будучи в Таганроге, разыгрывает собственную смерть и теряется в сибирских скитах под именем старца Федора Кузьмича. Офицеры выходят на Сенатскую площадь и требуют конституцию. Новый император подавляет бунт и начинает ненавидеть и бояться своих подданных с первых же дней правления. Декабристы партиями отправляются в Сибирь, туда, где в это время уже обживается царь Александр, он же Федор Кузьмич. За ними следом едут жены-декабристки. И так далее, так далее, так далее.

Таким образом, двум котам-москвичам удается сдвинуть направление исторического развития огромнейшей страны.

(И в скобках заметим: а не был ли котолаком сам Пушкин?)

Пушкинский Кис

Вот еще один котолак, как бы вынутый Пушкиным из обычной житейской истории. Это жених его приятельницы Елизаветы Николаевны Ушаковой – Сергей Дмитриевич Киселев по прозвищу Кис. Они часто виделись в доме Ушаковых на Пресне. Современный адрес – улица Заморенова, 16, но дом, к сожалению, не сохранился. Скорее всего, Пушкин и придумал это прозвище. Саму Елизавету Николаевну он называл Кисонькой и любил в ее присутствии подзывать кошку, кричал: «Кыс-Кыс-Кыс!».

Существует несколько рисунков Александра Сергеевича, изображающих Сергея Дмитриевича и Елизавету Николаевну в образе счастливого кошачьего семейства.

Кис, кстати, был тот еще Кис – отставной генерал, ветеран войны 1812 года. Но Пушкина такие мелочи не останавливали.

У Александра Сергеевича вообще было какое-то нездоровое влечение к котолакам (еще раз: а не был ли он сам из их веселого семейства?). Вот поэма «Руслан и Людмила»:

 
К нему волшебница явилась,
Вещая: «Знаешь ли меня?
Ступай за мной; седлай коня!»
И ведьма кошкой обратилась.
Оседлан конь.
 

Зато простых котов он недолюбливал. Да, Пушкин был любвеобильным человеком. Он уважал хорошую компанию, французское шампанское, пожарские котлеты, трюфли Яра, остроумную шутку, любил валдайских девушек, которых называл податливыми, вообще любил женщин. Но вот котов не любил.

Существует масса подтверждений отрицательного отношения Пушкина к котам и кошкам. Явно без любви описан кот в поэме «Граф Нулин»:

 
Так иногда лукавый кот,
Жеманный баловень служанки,
За мышью крадется с лежанки:
Украдкой, медленно идет
Полузажмурясь, подступает
Свернется в ком, хвостом играет,
Разинет когти хитрых лап
И вдруг бедняжку цап-царап.
 

В стихотворении «Послание к Галичу» имеются такие строки:

 
Мурлыча, в келье дремлет
Спесивый, старый кот.
 

А это «Сказка о попе и его работнике Балде»:

 
Вынырнул подосланный бесенок,
Замяукал, как голодный котенок…
 

Тут, что называется, без комментариев.

Кстати, гораздо лучше относился к кошкам пушкинский дядюшка, Василий Львович. Тоже поэт, только остановившийся на уровне любителя. У него коты, во всяком случае, нормальные, не оборотни.

А впрочем, тоже так себе коты. Взять, например, стихотворение «Кот и моська» (1816 год):

 
Кот вздумал с Моською играть.
Собаки все добры. Курносая храпела,
В восторге хвостиком вертела
И всячески Кота старалась забавлять.
 

Но Кот оказался зловредным. Он закогтил несчастную собачку и даже покусал ее. Все это, якобы, играя и шутя. В ответ на это Моська прекратила с ним общение, заявив, что предпочитает открытых врагов —

 
Друзьям, которые царапать мастера.
 

Вполне житейская история.

Зато героини стихотворения «Две старые кошки» (1821 год) вполне по-человечески и очень трогательно жалуются друг другу на невнимание сильного пола:

 
Бывало, я взгляну, и несколько котов
Вертятся вкруг меня, прыжками забавляют;
Клянусь, что всякий был мне угождать готов,
А нынче все пересмехают.
 

Прогресс, как говорится, налицо.

Котики Ивана Крылова

Самый известный кот Крылова – разумеется, хвостатый обжора из басни «Кот и повар»:

 
Какой-то Повар, грамотей,
С поварни побежал своей
В кабак (он набожных был правил
И в этот день по куме тризну правил),
А дома стеречи съестное от мышей
Кота оставил.
Но что же, возвратясь, он видит? На полу
Объедки пирога; а Васька-Кот в углу,
Припав за уксусным бочонком,
Мурлыча и ворча, трудится над курчонком.
«Ах ты, обжора! ах, злодей! —
Тут Ваську Повар укоряет, —
Не стыдно ль стен тебе, не только что людей?
(А Васька все-таки курчонка убирает.)…»
 

Эта басня написана в 1812 году, и некоторые исследователи считают, что Крылов тут допустил иносказание. Якобы, этот кот – не просто кот, а вся наполеоновская армия. Повар же – полководец Барклай-де-Толли, медлительность и нерешительность которого высмеивает автор. Но французские войска вошли в Россию 24 июня, а Иван Андреевич впервые читал свою басню еще в марте, в известном кружке под названием «Беседа любителей русского слова».

То есть, попытка притянуть сюда политику безрезультатна и бессмысленна. Котики вне политических игрищ и склок.

Кстати, великолепны иллюстрации художник Александра Дейнеки к этой басне. Они были созданы в 1922 году. Это гениальное соавторство разделяет ровно 110 лет. Но что есть время перед истинной любовью к котикам!

Еще одна знаменитая котобасня Ивана Крылова называется «Кошка и соловей». Она была написана в 1822 году (вариант – в самом начале 1823), а впервые опубликована лишь в 1824, в журнале «Труды вольного общества любителей русской словесности».

Сюжет жесток и не сказать, чтобы котолюбив. Кошка поймала Соловья, крепко зажала его в лапах и требует, чтобы Соловей ей пел. Тот, вроде бы, и не против, но в этом сжатом состоянии он способен лишь на жалкий писк. Тогда Кошка делает вывод: дескать слухи о певческих талантах Соловья сильно преувеличены. И у нее возникает другой интерес – проверить, каков Соловей на вкус.

Финал трагичен:

 
И съела бедного певца —
До крошки.
Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою?
Худые песни Соловью
В когтях у Кошки.
 

Тут, к сожалению, нам от политики не отвертеться. В последние годы своего правления император Александр I стал отходить от привычной для всех либеральной линии. В том числе и в отношении цензуры. И Соловей тут – явно литератор, а Кошка – цензор, если не сам царь.

Вероятно, как раз с этим связана большая пауза, отделяющая написание басни от ее публикации. Тем более, что накануне цензура запретила две басни Ивана Андреевича – «Рыбья пляска» и «Пестрые овцы».

А педагог Василий Водовозов утверждал (в 1862 году, спустя год после Крестьянской реформы, то есть, в момент относительной либерализации русского общества):

«Вся гнусность грубого насилия, соединенного с лицемерием и обманом, является… в баснях: „Волк и Ягненок“, „Волк и Кукушка“, „Волк и Кот“, „Кошка и Соловей“, „Соловьи“.»

Мы же сейчас посмотрим, что это за «Волк и кот» такой.

Итак, волка обложили охотники. Он забегает в деревню, чтобы спрятаться от них в каком-нибудь дворе. Но все ворота заперты.

 
Вот видит Волк мой на заборе
Кота
И молит: «Васенька, мой друг! скажи скорее,
Кто здесь из мужичков добрее,
Чтобы укрыть меня от злых моих врагов?»
 

Кот готов помочь, и одного за другим перечисляет добрых, сердобольных жителей. Но никто из них не подходит – у одного Волк загрыз барана, у другого козленка, у третьего ягненка и так далее.

Кот в результате заявляет Волку:

 
«Какую ж ты себе защиту здесь сулил?
Нет, в наших мужичках не столько мало толку,
Чтоб на свою беду тебя спасли они.
И правы, – сам себя вини:
Что ты посеял – то и жни».
 

Эта басня появилась еще позже – она была опубликована в 1830 году. Впрочем, дата написания неизвестна. Да и политика тут, вроде, ни при чем.