– Сейчас расскажу тебе историю, вот что. Только без передачи…

– Разумеется, Константин, у нас все всегда без передачи. Знаем же друг друга сто лет! – сказал Куликов, а сам замер в нервном ожидании.

– Так вот. На прошлой неделе раздается звонок по внутренней связи. Я снимаю трубку: Сукурова. Можно, говорит, к Вам зайти по одному служебному делу? Я, естественно, не возражаю. Она заходит и, ссылаясь на то, что она в нашей работе новичок, просит помочь разобраться в специфике моего отдела. Я, правда, не совсем понял, зачем ей это, но она что-то наплела, и я битых полчаса распинался о премудростях нашего дела. Она внимательно слушала, а потом, сославшись на то, что время обеденное, предложила продолжить в ресторанчике. Барышня, надо сказать, она фактурная.

При этих словах приятеля Куликов поморщился. Ему было досадно, что кто-то еще в фамильярной манере позволяет себе говорить о достоинствах Сукуровой. А его коллега тем временем бесхитростно продолжал:

– В ресторане мы разговорились на прочие темы. Она была подчеркнуто вежлива и корректна, обращалась только на «Вы». А когда мы неспешно возвращались пешком в офис, она возьми да спроси: «Ну что, Константин Романович, спать со мной будете?» Прикинь?! Я, откровенно говоря, просто обомлел. До этого случая я ее видел-то всего раз пять. Так, знаешь, в коридоре да на совещаниях у Буренкова встречались, – и он замолчал.

Куликов почувствовал, как кровь пульсирует у него в висках. Он оценивающе посмотрел на своего приятеля – рыжий, рыхлый и в очках, разве что рослый. И что она в нем нашла?

– А ты что? – стараясь казаться безразличным, выдавил из себя Куликов.

– А ты как думаешь, Серега? Барышня она фактурная…

«И чего он привязался к этому похабному словечку!» – раздраженно подумал Куликов.

– Ты бы как отреагировал? – засмеялся его друг.

Вместо ответа, Куликов криво улыбнулся и развел руками. Он так разволновался, что голос мог легко выдать его состояние.

– Ну вот и я тоже. Согласился, конечно… – Она таинственно улыбнулась и сказала, что сама мне позвонит.

– Ну и?

– Пока не звонила.

– А у нее, к слову сказать, муж имеется. Якунин, – мрачно сказал Куликов.

– Я слышал, что он не муж ей, да и какое это имеет значение. Ты мне лучше скажи, что она собой представляет? – спросил Константин.

– Женщина, как женщина. Работает, вроде бы, неплохо. А так не знаю.

Весь остаток дня он думал об этом разговоре. Мысли о ее беспутстве возбуждающе подействовали на Куликова. Но в то же время он чувствовал себя уязвленным. Получалось, что он, Куликов, для нее не так уж много и значит. Но он не мог в это поверить. А может быть, она над ним просто насмехается? Но зачем? И что она нашла в Константине? Она хочет параллельно с двумя? Она шлюха? Тогда нечего с ней связываться. И уже поздней ночью, лежа в кровати у себя дома, он твердо сказал себе, что никуда в среду вечером не пойдет и выкинет ее из головы.

Однако уже вечером следующего дня он под каким-то предлогом зашел к Константину и на всякий случай осведомился, не звонила ли ему Сукурова. Оказалось, что нет, не звонила. Не позвонила она ему и в последующие дни. И Куликову пришло в голову, что Константин, пытаясь преувеличить свои достижения на женском фронте, просто соврал ему.

Все последующие дни Сукурова вела себя так, как будто их объединяли только профессиональные отношения. Куликов даже стал беспокоиться, не забыла ли она об их договоренности.

Наступила заветная среда, но Сукурова с утра в офисе не появилась. Вместо этого она позвонила ему в середине дня и официальным тоном попросила об отгуле по семейным обстоятельствам.

Куликов почувствовал себя униженным. Какой отгул? А она помнит, что они договаривались на сегодняшний вечер? Он ждал этого целую неделю! Однако Куликов не стал показывать ей, как больно она его задела и, собрав волю в кулак, безразличным тоном сказал:

– Конечно, Лилия Семеновна. Никаких проблем.

Потом он, не дожидаясь, что она скажет, повесил трубку. После этого его охватили сомнения, правильно ли он поступил. Может быть, Сукурова хотела ему что-то сказать? Может быть, она собиралась сообщить ему место и время их встречи? А он, грубо бросив трубку, этим испортил все дело, даже обидел ее? Несколько раз он собирался позвонить ей, но сомнения не давали ему это сделать.

Тем же вечером он от нечего делать заглянул к Константину, но того не оказалось на месте! Хуже того, выяснилось, что он тоже взял отгул. Что же это получалось? Она все же позвонила Константину! И сейчас, когда он, Куликов, наивно рассчитывает на встречу с ней, они проводят время в любовных утехах. Возможно, она даже в эту самую минуту рассказывает Константину о том, как Куликов неуклюже, как подросток, полез к ней, замужней женщине, под пальто. И сейчас они, лежа в постели, смеются над тем, как смешон он был, приставая к ней с романтическими поцелуями!

Сидя в пробке по дороге домой, Куликов нашел в себе силы вернуть ход своих мыслей в рациональное русло: «И что я так распереживался? Прямо страдания юного Вертера какие-то. Тридцати летний, солидный мужчина в любовь поиграть вздумал. Да и зачем мне это? Она, в конце концов, замужняя женщина! Или кто там ей этот Якунин? Пусть он и переживает. А мне до этого не должно быть совсем никакого дела. И пошла она к чертовой матери. Больше никаких двусмысленных бесед с ней вести не буду – только рабочие отношения». С этими праведными мыслями в голове он вошел в свою квартиру.

Услышав звук открываемой двери, Лариса выбежала его встречать. Это была миниатюрная блондинка с пухлыми губами и вздернутым симпатичным носиком. Волосы ее были собраны в пучок. Но даже такая простая прическа не могла испортить ее природной красоты. В свое время Куликову пришлось немало постараться, чтобы завладеть ее сердцем. Еще год назад она встречалась с его близким другом Давыдовым. И хотя тот всегда уверял, что не имеет на Ларису серьезных видов, с тех пор их дружба почему-то сошла на нет. Все трое трудились в одном здании, но в разных департаментах. Занимала Лариса незначительную должность, да и не стремилась к большим карьерным достижениям. Ее отец, бизнесмен средней руки, и так исполнял любые ее желания, и она легко смотрела на вещи. Куликов же, родители-пенсионеры которого сами нуждались в материальной поддержке, напротив, ко всему в жизни относился очень серьезно. К тому же был он по натуре мнителен, хотя и тщательно скрывал это свое качество от других, находя его постыдным. В последнее время его начало беспокоить, что Лариса, не в пример большинству женщин, никогда не заводила с ним разговор о замужестве. Правда, сам-то он тоже не спешил жениться. Но то, что его когда-то радовало, теперь стало тревожить. И вот, после его назначения, во время их отпуска в Египте Лариса согласилась выйти за него замуж, как только забеременеет.

– Отгадай, что? – пропела Лариса.

– Что же? – переняв ее веселый настрой, улыбнулся в ответ Куликов. Он на время забыл о Лилии Семеновне и всех своих тревогах, с нею связанных.

– Нет, ты! Ты! Отгадывай!

– Ну не знаю!

– У нас будет ребенок! Я беременна!

Он взял ее на руки и, хохоча от радости, завертел вокруг себя.

– Дурачок, отпусти, мне теперь нельзя, – пищала Лариса.

– Пойдем в ресторан, отметим!

В ресторане они пили шампанское, хохотали, веселились. И Куликов спросил:

– Когда поедем в ЗАГС?

– Ты же мужчина, ты и предлагай, – засмеялась Лариса.

– Тогда на следующей неделе. С делами разгребусь только. А пока все узнаю, что, куда.

От радости Куликов не мог заснуть до трех часов ночи и на работу приехал немного осунувшийся.

Первый звонок с утра он получил от Сукуровой.

– К Вам можно, Сергей Александрович? – спросила она печально.

На ней практически не было косметики, а лицо ее отражало страдания, которые честолюбивый Куликов тут же принял на свой счет.

Пусть знает, кого потеряла! Да только поздно уже! Он молча подписал какие-то документы и зачем-то поинтересовался:

– Вы неважно выглядите, Лилия Семеновна. У Вас что-нибудь случилось?

– Вы тоже неважно выглядите, Сергей Александрович, – с нотками сожаления заметила она, как говорят о чем-то дорогом, но уже давно и безвозвратно утерянном.

– У меня все в порядке, просто поздно заснул, – поспешил он с ответом.

«Не надо бы разговаривать с ней на личные темы!» – невольно пришло ему в голову.

– А у меня вот не все в порядке, – ее взгляд молил о помощи. Как мы уже знаем, Куликов считал себя благородным человеком. В связи с этим он рассудил, что должен быть выше и сильнее обстоятельств. Он не может пройти мимо страдания других, как бы они не вели себя с ним перед этим.

Начальник – это еще и защитник своих подчиненных. И ничего страшного не произойдет, если он, как чуткий руководитель, поинтересуется, чем живут его сотрудники. Иначе ему просто сложно будет управлять своим штатом.

– Что же у Вас случилось, Лилия Семеновна?

– Понимаете, у меня сложилась очень сложная ситуация. Вы человек мудрый, Сергей Александрович…

– Нууу, – покраснел от удовольствия новоиспеченный начальник отдела.

– Не спорьте, не спорьте. Конечно, Вы мудрый. Посмотрите, как Вас слушаются Ваши подчиненные. Одно Ваше слово, и любой, я подчеркиваю, любой из них сделает все, что только Вам будет угодно. А Вы ведь еще совсем молоды. Поверьте мне, такое не часто встречается в жизни. Я слышала, у Вас красивая любящая жена, – она смиренно смотрела в пол. – Ну да ладно, я совсем не об этом хотела говорить. Я хотела бы попросить Вас о совете.

– Даже и не знаю, могу ли я… – Куликов почувствовал, что ему очень хочется услышать о личной жизни Сукуровой.

– Что же тут знать? Просто я прошу Вас выслушать меня, да и только. Согласны Вы на это?

– Ну, хорошо, хорошо, – смягчился Куликов. Он встал и закрыл дверь своего кабинета.

– Я только боюсь, что здесь не очень подходящее место для этого разговора. Подчиненные все видят через прозрачные стекла Вашего кабинета.

Куликов уже хотел сказать, что ничего они не слышат, но, посмотрев в смиренные глаза Сукуровой, он сказал:

– Хорошо, давайте пообедаем вместе. В ресторане нас никто не услышит.

– Я не могу в обед. Вы же знаете, у меня очень много Ваших заданий накопилось со вчерашнего дня…

– Не волнуйтесь, я перенесу срок исполнения документов.

– Ну что Вы, я так не могу. Об этом узнают, и Вы тем самым подорвете свой авторитет. Ведь Вы же никогда не изменяете своих решений, я знаю. Я хотела бы просить о Вашем времени сразу после шести? Совсем не обязательно приглашать меня в кафе – это не тот случай. Можно просто поговорить у Вас в машине. Я не займу более десяти минут Вашего времени.

На самом деле Куликов не был чрезмерно занятым человеком. Он редко засиживался после шести часов в своем кабинете, куда частенько приезжал с небольшим опозданием. Но правдой было то, что он действительно старательно поддерживал имидж занятого человека среди своих знакомых. И признание этого другими было ему всегда приятно, как приятно ему было и то, что его относят к решительным людям.

Сукурова попросила его отъехать за два квартала от их офиса, что он и сделал, выйдя ровно в шесть, как они и договорились. Он сидел и ждал в машине битых полчаса. Она выбрала довольно странное место. Мимо него проходили его сотрудники и с интересом кивали ему головой. Рядом с ним могла запросто проехать Лариса! Однако раздражение его странным образом перемешивалось с желанием обладать Сукуровой и беспокойством, что она может не придти. И чем дольше он ее ждал, тем больше росла его тревога. Наконец, Сукурова неторопливо открыла дверь его машины и села. Куликов не поворачивал головы, пытаясь таким образом продемонстрировать свое недовольство. Однако она была рядом, и все его тревоги уже остались позади.

– Извините, пожалуйста, Сергей Александрович, что заставила Вас ждать. Но я ничего не могла поделать. Буренков вызвал и продержал у себя целых двадцать минут.

Куликов подумал, что это действительно была разумная причина. Он бы и сам поступил так же, если бы его вызвало начальство. Но зачем, спрашивается, она ходит к нему через его голову?

– Что ему от Вас надо, интересно знать? – сердито спросил он.

Сукурова объяснила, что интересовало его начальника и, словно читая его мысли, смиренно добавила:

– Он, конечно же, позвонил вначале Вам, но Вы уже уехали. Не сердитесь, прошу Вас, Сергей Александрович, мне сейчас и без того очень плохо. И давайте лучше отъедем куда-нибудь отсюда.

Ее рука нежно коснулась его запястья.

– Я думал, что у Вас только среда свободна, – съязвил Куликов.

– Теперь, боюсь, у меня все вечера свободными станут, – тихо ответила Сукурова.

Они переместились в один из переулков центра Москвы. Куликов припарковал машину и посмотрел на свою спутницу. С момента их утреннего разговора с ней произошли радикальные изменения. Она стала дьявольски красива! Изменилась и ее осанка. Она больше не сутулилась, как у него в кабинете.

– Вы что, в рабочее время салон красоты посещаете, Лилия Семеновна?

– Мне пришлось. Завтра у подруги день рождения. Неудобно явиться на праздник не в форме. Извините, так пить хочется.

Куликов, помолчав, ответил:

– Тут кафешка одна есть. Можем зайти.

Это было крохотное полуподвальное помещение. Они заказали по бутылке кока-колы, и Куликов отлучился в туалет. Когда он вернулся, напитки уже были разлиты по длинным бокалам. Его внимание привлек крохотный голубой флакончик, притаившийся рядом с перечницей и солью.

– Что это у Вас такое необычное? Ароматизаторы какие? – спросил Куликов официанта, который подошел узнать, что они будут заказывать после аперитива.

– Не знаю, это не наше. Что будете…

– Ничего не надо больше, спасибо, – перебила официанта Сукурова и приступила к своей истории. Говорила она сбивчиво и неуверенно, как будто хотела покаяться в чем-то.

– Если Вы помните, Сергей Александрович, я упомянула, что у меня теперь все вечера свободные. Так вот это действительно не преувеличение. Но надо начать с начала. Дело в том, что у меня есть дочь – подросток. Я родила ее в восемнадцать лет. Нет, лучше начать с другого. Так уж сложилось, что с моим мужем у меня никогда не было сильной любви. Была, пожалуй, юношеская влюбленность, результатом которой и явилась моя беременность. Мы слишком рано соединили свои судьбы, не понимая по молодости, что являемся совершенно разными людьми. С самого первого дня нашего брака мы жили как кошка с собакой. Не скрою, у меня бывали легкие увлечения на стороне. А кто не грешен? Но год назад я повстречала одного человека. Вы его, наверное, знаете. Это Игорь Якунин. Он показался мне человеком широким, свободным и готовым все отдать за меня. И действительно так и вышло: Игорь из-за меня ушел от жены. Купил новую квартиру. Поверьте, на такие жертвы готовы не все мужчины. На меня это произвело большое впечатление, и я решилась оставить мужа и переехала к Якунину. Какое-то время я была абсолютно счастлива. Игорь боготворил меня. К тому же с ним как за каменной стеной.

Куликов вспомнил Якунина. Это был энергичный, плотный, сильно лысеющий человек лет сорока пяти. У него были крупные, немного одутловатые черты лица, сверлящий собеседника взгляд, большие, с огромными ногтями, руки. Он был значительно старше Куликова по служебной иерархии. И как она только живет с таким типом?

– Так вот, – продолжала Сукурова, – мы жили, как и вы, гражданским браком. Планировали расписаться как раз на днях. Но выяснилось, что моя несмышленая дочь его просто не переносит, а он, естественно, платит ей тем же. Можно ли его за это винить? Не знаю.

От всей этой истории у Куликова пересохло в горле, и он, залпом осушив свою кока-колу, поморщился.

– Что с Вами? Сергей Александрович? – с тревогой в голосе спросила Сукурова.

– Так, вкус какой-то странный, продолжайте, пожалуйста.

– Так вот. Когда полгода назад я решилась переехать к Якунину, моя дочь должна была какое-то время пожить с моим мужем в нашей квартире на шоссе Энтузиастов. Я думала, что мы – я, моя дочь Светлана и Игорь – будем видеться по субботам-воскресеньям, и их взаимная неприязнь скоро пройдет. Вы не поверите, как я жестоко ошибалась. Дочь наотрез отказалась с ним встречаться. Она отказалась даже говорить на эту тему. Тогда я стала разрываться между двумя домами, между, как еще недавно казалось, любимым мною человеком и своей дочерью. Я взяла за правило ночевать у себя дома с дочерью каждую вторую ночь. Поначалу все шло хорошо. Я же говорю: мы уже планировали расписаться. Но с недавнего времени Игоря стала буквально одолевать ревность к моему бывшему мужу Коле, который, естественно, продолжает жить в нашей старой квартире с нашей дочерью. Ах, какое это глупое чувство! Особенно в моем случае. Посудите сами: ведь, я ушла от мужа, фактически оставила дочь, и все ради него! Я пыталась это ему как могла объяснить. Но Игорь ничего не желал слушать. А позавчера, когда я ему сказала, что собираюсь следующую ночь, как обычно, провести на моей старой квартире с дочерью, он как с цепи сорвался. Закричал, чтобы я непременно возвращалась ночевать домой! Но подумайте сами: ездить через день из центра до конца шоссе Энтузиастов, а потом возвращаться в конец Алтуфьевского шоссе – это мало кому под силу! А он все кричал, что ему все равно, и что ему неизвестно, чем я там со своим бывшим мужем занимаюсь, и что мой дом здесь! И, значит, ночевать я обязана здесь. Здесь, орал он, тыкая пальцем в пол! А потом ударил меня по щеке! Вам, Сергей Александрович, наверное, даже сложно такое вообразить? Я уверена, что Вы никогда не смогли бы ударить женщину, Вам, конечно, дико слышать всю эту грязь, но я уже… Ах, я уже и не знаю, где мой дом. Я просто хлопнула дверью и ушла. Я такого терпеть не могу – у меня тоже есть гордость. А он кричал мне вслед, что если я не приду домой ночевать, то могу больше не возвращаться. Но я не знаю, как мне быть? Подскажите, Сергей Александрович! Вы мудрый, благородный человек. Вы, я уверена, знаете ответы на все в жизни!

Они сидели наискосок друг от друга за крошечным столиком. Куликов в течение всего монолога смотрел в красивые, полные страдания глаза Сукуровой. Вместо ответа он привлек к себе ее податливую голову, и их губы слились в упоительном поцелуе. Это было то единственное, к чему он так стремился все последние дни. Он хотел целовать ее еще и еще. Хотел обладать ею, этой странной и великолепной женщиной.

– Поедем куда-нибудь, – шепнул он.

– Поехали, Сергей Александрович, – шепнула она в ответ.

Куликов попал домой глубоко за полночь. Лариса уже спала. Пока Сукурова была в душе, он по телефону наврал ей, что у него переговоры с крупным клиентом. Куликов лежал в кровати и думал о Сукуровой. Он отвез ее к дочери. Значит, она ушла от Якунина? Тот ведь, кажется, говорил ей, что если она еще раз не придет ночевать, то может больше не возвращаться. Когда Сукурова после того, как они вышли из гостиницы, попросила отвезти его на шоссе Энтузиастов, Куликов даже обрадовался. Теперь же он беспокойно ворочался с боку на бок. Не исключено, что она не стала возвращаться к Якунину из-за него, Куликова. Он оказался вовлеченным в запутанную жизнь своей заместительницы. Но нужно ли ему это было? На днях он собирался жениться на Ларисе, которая ждала от него ребенка. Все у них ясно, хорошо и спокойно. И зачем ему все эти проблемы, в общем-то, малознакомой ему женщины? В любви он ей не признавался, обязательств никаких на себя не брал. Ну да ладно, жизнь есть жизнь, справится она как-нибудь со своими проблемами. У нее своя жизнь, а у него, Куликова, своя.

Весь следующий рабочий день был ничем не примечателен. Сукурова к нему не заходила. И Куликов, опасавшийся возможных притязаний с ее стороны, подумал, что их короткий роман на этом можно считать законченным. Поначалу он даже обрадовался. Но чем больше он невольно наблюдал за Сукуровой через прозрачные стены своего кабинета, тем больше снова хотел ее.