Нельсон долго со мной путешествовал. Он перебывал со мной почти на всех моих судах. И всегда в трудную минуту подбадривал меня своей улыбкой. А иногда, в особенно тяжёлые моменты, он мне дружески подмигивал, стараясь поддержать меня и придать силы для преодоления трудностей в жизни судового механика.
Он до сих пор всё время находится со мной. Правда, его место обитания сейчас не каюта моего очередного судна, а всего лишь шкафчик с парфюмерией. Каждое утро я открываю этот шкафчик, чтобы достать флакон одеколона и протереть им лицо после бритья.
Открывая шкафчик, я всегда говорю своему старому другу:
– Привет, Нельсон.
А он задорно мне подмигивает и желает удачи на весь сегодняшний день. Я закрываю шкафчик, оставляя там Нельсона, а сам, подбодрённый его улыбкой, иду заниматься своими делами.
Владивосток, август 2014
Будильник радостно возвестил, что начался новый день.
От этого звона Борзов проснулся, скинул с себя одеяло и встал с кровати.
По привычке посмотрел в иллюминатор. Яркое утреннее солнце заглядывало через него в спальню.
Судно, построенное в Англии двадцать семь лет назад в каюте старшего механика, имело круглые иллюминаторы с бронзовой окантовкой такого диаметра, что в них едва смогла бы пролезть голова человека. Это на современных судах они квадратные, позволяющие любоваться океаном в полной его красе.
Голубое небо без единой тучки. Бирюзово-синий океан равномерно катил валы зыби, а «Леди Белла» отвечала ему лёгким покачиванием.
Слегка дрожа корпусом, она шла на северо-восток. Таким образом, по дуге большого круга ей проложили курс до Перу.
Борзов прислушался к работе цилиндров главного двигателя. Их равномерные басовито-мягкие удары хорошо прослушивались из каюты. Хорошо! Не зря поработали на стоянке. Теперь на месяц точно гарантирована надёжная работа «Зульцера». А когда судно придёт в порт, двигатель они вскроют и осмотрят.
Осталось всего-то двадцать дней идти до Кальяо.
А там, в порту, Борзов знал, где есть телефон. Он сразу же позвонит своей любимой жёнушке. Ведь целый месяц он не сможет услышать её голоса.
На старушке «Леди Белле» спутниковый телефон не установили. Хозяин сэкономил. Установил только телекс. Жаль, что нельзя позвонить, чтобы услышать её. А так бы хотелось перекинуться парой слов.
Пройдя в туалет, Борзов открыл кран холодный воды, фыркающий жёлтой водой, пока не сойдёт весь воздух из системы, потому что вода подавалась только по два часа утром и вечером из-за жёсткой экономии.
Подождав, пока вода приобретёт нормальный цвет, Борзов вымылся под душем, побрился и набрал ведро, чтобы ополоснуться днём.
И, надев свежий летний костюм, спустился в кают-компанию.
Кэптин Брэдли уже курил свою ароматную сигарету.
– Доброе утро, мастер, – приветствовал Борзов капитана.
– О! Чиф. Рад тебя видеть, – услышал Борзов стандартный ответ. – Как ты себя чувствуешь? Как прошла ночь?
Борзову только и оставалось ответить:
– Прекрасно. Смотри, какая сегодня отличная погода. – Показав на иллюминаторы кают-компании.
– Да, – согласился капитан. – Я уже был на мостике. Мы выбрали хороший путь. Погода благоприятствует нам.
Капитан пришёл на судно только месяц назад, но своей обходительностью и вежливостью сразу покорил Борзова, как настоящий бритиш. Всегда вежлив, обходителен и подчёркнуто уважителен к собеседнику. Ему слегка за семьдесят, но выглядел он бодро и находился всегда в движении.
Борзов подметил одну интересную особенность в капитане. С утра он выкуривал несколько сигарет, много говорил, а потом замолкал на несколько часов.
Чуть позже Борзов понял причину его молчания. Капитана во рту всегда держал глоток пива. Если он его проглатывал, то спускался с мостика к себе в каюту, набирал в рот новый глоток и так ходил ещё полчаса, наблюдая за действиями помощников.
Он полностью отличался от предыдущего, филиппинского, капитана, который в рейсе просыпался в десять утра и звал к себе на доклад старпома и старшего механика. А потом до обеда бегал по мостику, создавая видимость работы. Он чувствовал себя царьком на судне.
В отличие от него Брэдли всегда обращался со своими подчинёнными вежливо и уважительно. Обстановка на судне изменилась. Нервозность прекратилась.
Первое время Борзов испытывал громадные трудности при общении с филиппинским «царьком».
Борзов прекрасно читал и переводил с английского, но разговорный язык ему не давался. Когда требовалось что-то сказать, он начинал терзаться муками в произношении и выражении мыслей и чувств.
В один из таких утренних докладов «царьку» тот беспричинно начал кричать на Борзова.
Из-за ограниченного количества слов Борзов не мог ответить «царьку» на его претензии. Но тут что-то переключилось в нём. Он, в бешенстве от своего бессилия, ухватился за спинку бамбукового стула, стоявшего перед капитанским столом, и переломил её пополам. Держа в руках обломки, он подошёл к этому недоноску, ростом чуть больше ста шестидесяти сантиметров, потряс ими перед жёлтой мордой «царька» и с хрипом выдавил из себя:
– Больше никогда на меня не кричи.
От неожиданности «царёк» только лупал глазами, а Борзов, бросив обломки стула к его ногам, вышел из каюты.
После этого инцидента «царёк» больше никогда не орал на Борзова. А если возникала необходимость передать приказ, то он передавал его через начальника рации, преданного своего слугу. И больше никогда не повышал голос на Борзова вплоть до своего списания.
Это случилось четыре месяца назад, а сейчас всё шло по-другому.
Стюард принёс Борзову омлет и чай. Намазав плавленый сыр на кусочек хлеба, он с удовольствием откусил небольшой кусочек, смакуя его.
Капитан, откинувшись в кресле, сквозь завитки дыма ароматной сигареты смотрел на Борзова.
– Как прошла ночь, чиф? – как бы невзначай вновь спросил он.
– Я думаю, что нормально, – Борзов оторвался от омлета. – Есть одна небольшая проблема, но второй механик с ней до обеда справится.
– Что за проблема? – вновь поинтересовался капитан.
Борзов помолчал, пережёвывая омлет:
– На расходной цистерне тяжёлого топлива стоит термостат. По всей видимости, он неисправен и не позволяет топливу в расходной цистерне нагреться выше шестидесяти градусов, хотя установлен на восемьдесят пять. Из-за этого топливо не может перед двигателем прогреться до ста двадцати градусов, а греется только до ста десяти.
– А-а… – протянул капитан. – Понятно. Сгорание стало хуже.
– Конечно, – подтвердил мысль капитана Борзов. – Даже дым из трубы стал идти более чёрный, и расход топлива немного увеличился.
– Понятно, понятно, – продолжал капитан выпускать кольца дыма к подволоку. – А это не сложно – поменять термостат?
– Сложности особой в этом нет, – спокойно отреагировал Борзов на вопрос капитана. – Сейчас подберём термостат, и второй механик с электромехаником его заменят. Там надо только открутить пластиковую гайку и вынуть чувствительный элемент. А потом вставить новый. Это займёт не больше часа.
– Хорошо, – одобрил капитан предложение Борзова. – Меняйте.
Они одновременно встали из-за стола и вышли из кают-компании.
Капитан сразу поднялся на мостик, а Борзов остановился у открытой двери кладовой, в проёме которой стоял электрик Бармеджо. Тот вежливо поздоровался со стармехом:
– Доброе утро, чиф.
Борзов так же вежливо отозвался:
– Доброе утро, Бармеджо.
Хотя Бармеджо лишь начинающий электрик, но Борзов обращался к нему так же вежливо, как и к остальным филиппинцам.
Вадик, второй механик, сидел где-то в глубине кладовки.
Борзов показал Бармеджо жестом, что хочет войти в кладовку, и тот освободил ему проём двери. Войдя в кладовую, Борзов посмотрел на занятого Вадика.
Тот старательно перебирал коробки с термостатами в огромном ящике.
Увидев стармеха, Вадик, как всегда, с миллион первым вопросом вместо приветствия обратился к Борзову.
– Владимирыч, какой из этих термостатов ему дать?
– РТ-107. У нас же он полетел? – удивился непониманию Вадика Борзов.
Отстранив Вадика от ящика, он выбрал нужный термостат и передал ему коробку.
Вадик повертел её в руках и, убедившись, что находящийся там термостат соответствует маркировке, предал его Бармеджо.
Получив термостат, тот сразу же исчез.
– Как прошла вахта? – поинтересовался Борзов. – Температура в расходной держится? Не падает?
– Так же держится, – пожав плечами, ответил Вадик. – Куда ей деваться. Перед двигателем по-прежнему сто десять.
– Хорошо. Когда поменяете термостат, подрегулируй температуру в расходной цистерне.
От этого предложения у Вадика перекосило физиономию.
– Что они, сами не справятся, что ли? – недовольно пробурчал он в ответ, имея в виду филиппинского электромеханика с Бармеджо.
– Справятся, не справятся – это другой вопрос. Но ты должен быть там, – Борзов ткнул пальцем в сторону машинного отделения, – и всё проконтролировать. Понятно? – Это Борзов спросил у Вадика уже повышенным тоном.
– Да, всё ясно, – по-прежнему недовольно бубнил Вадик. – Сейчас позавтракаю и пойду к этим недоделкам.
Вадика тоже можно понять. Он отстоял вахту с четырёх до восьми утра. Конечно, ему хотелось и спать, и есть, но эту работу с термостатом надо сделать в первую очередь.
– Давай, давай! – подбодрил Борзов Вадика, похлопав его по плечу, а сам, напевая себе под нос «На границе тучи ходят хмуро…», поднялся в каюту и переоделся в комбинезон.
Машина встретила его жарким дыханием, воздухом горячего железа и нагретого масла.
На крышках всё в норме, турбина свистела, как и положено ей на этих оборотах. Четвёртый механик Бакаланко уже принял вахту и, улыбаясь, приветствовал Борзова взмахом руки и лёгким поклоном.
Борзов прошёл к пульту управления, вынул черновой журнал и проверил его. Механики за ночь в журнале ничего лишнего не написали.
Валентино, электромеханик, что-то уже колдовал у распредщита. Борзов вспомнил, что вчера дал ему задание почистить контактор насоса пресной воды.
Внизу Фортич с Бангсалом начали красить борт. С виду сосредоточенные, в наушниках, они не спеша делали свою работу. Впереди ещё двадцать дней перехода. Эту работу, по их понятиям, надо сделать качественно, то есть как можно дольше, оттягивая её завершение.
Они, весело скалясь, макали катки в бадью. Бангсал уже успел мазнуть Фортича по спине катком. Он вечно что-нибудь чудит. Но Фортич не обижался. Он всегда говорил, что без шутки за год контракта у любого крыша съедет. И в этом он где-то прав.
Закончив обход машинного отделения и убедившись, что в машине всё нормально и все заняты своими делами, Борзов начал подниматься по трапу, на выход из машинного отделения.
У выхода из машины в тамбур, где располагались рефкамеры, повар Ромио выносил из них продукты. Вернее, работали два стюарда, а он, как начальник, руководил ими.
– Как дела, Ромио? – приветствовал Борзов кока. – В камерах температура нормальная?
– Доброе утро, чиф, – вежливо ответил кок. – Всё нормально. Видишь, как это мясо заморожено? Думаю, до Кальяо оно не растает, – усмехнулся он.
Вообще-то, филиппинцы со стармехом такой фамильярности себе не позволяли, но кок важная персона на судне, и ему это негласно позволялось. Он таким образом демонстрировал перед подчинёнными свою значимость.
Борзов перекинулся с ним ещё парой слов и прошёл в рулевую, а из неё, повернув налево, в углекислотную станцию. В ней стояли рефкомпрессоры.
Проверив работу рефкомпрессоров и рулевой машины, Борзов вновь спустился в машинное отделение.
Спустившись к неисправному датчику, Борзов пристально осмотрел его. Пластиковая гайка чувствительного элемента покрыта толстым слоем краски.
«Долго же ты, родной, тут стоишь», – невольно подумалось ему, и он осмотрелся.
Метром ниже площадки, с которой вахтенные наблюдали за температурой в расходной цистерне и оперировали быстрозапорными клапанами, располагался первый цилиндр главного двигателя. Выше этой площадки находился выхлопной коллектор главного двигателя. От его торца шёл жар. И немудрено, термометр на торце коллектора показывал больше трёхсот градусов. До коллектора от переборки расходной цистерны не более двух метров. Несмотря на такую высокую температуру, торец коллектора оставался по каким-то причинам не заизолированным. Борзов, вообще-то, не придавал этому большого значения.
О проекте
О подписке