– Да уж, – со вздохом соглашается он. – Саш, давай не будем вспоминать то плохое, что было в этом году. Хорошо?

– Вообще-то я и не вспоминаю.

Хрустальные рюмки приятно звенят…

– А вот когда шампанское из стекла будем пить, то звук будет, как у морских камушков под водой, – задумчиво улыбается Ванька. – Родители меня возили в детстве. Пока живы были… Жаль, в этом году я так и не приезжал на кладбище.

– Я там был. От тебя цветы положил.

– Сашка… – он выдыхает, замолкает и только смотрит на меня своими глазищами. Грудь у него ходит ходуном – вот-вот разрыдается. Подхожу к нему и обнимаю…

Под куранты открываю шампанское.

– Ну, Ванюха, с Новым годом!

– С Новым годом, Сашка! Пусть в этом году Бог убережёт нас от потрясений!

– Точно. Не хотелось бы… повторений, – ворчливо соглашаюсь я, хотя и понимаю, что жизнь штука такая, что никогда не знаешь, где она тебя с размаха припечатает к какой-нибудь стенке.

* * *

Странный у меня пациент. Вроде лечу ему позвоночник, но вижу тёмное пятно в районе лёгких. Оно совсем не такое, как я привык видеть при всякого рода воспалениях, и именно это пятно втягивает мои пальцы, мои руки… Чуть не всего меня самого. Ещё даже и холод оттуда… Дышит он плохо, и цвет его лица какой-то землистый. Так устаю после него! Сил никаких нет. Пытаюсь восстановиться, как это делаю обычно, и не получается! Что-то тут не то. Даже страшновато. И интуитивных подсказок я никаких не ощущаю, кроме неосознанного страха.

Еле еду. О-ох… Будто что-то навалилось. Скорее бы наш двор. Надо парковаться. Не могу… Иначе, чувствую, до дома не доберусь. Ага… Сигнализация… Что же лифт так ползёт… Такая тяжесть… И холод… Как ватный весь… Ноги подгибаются. Скорее бы… наш одиннадцатый этаж… О-ох… Нажимаю кнопку звонка. Ключи достать сил нет.

– Сашка! – Ваньку вижу как в тумане.

– Ваню… ха… О-ох-х… Плохо…

Пол летит на меня… Видно, братишка меня всё-таки поймал…

– Сашка… Что с тобой? Скажи хоть слово!

Сказал бы, если б мог. Только язык будто примёрз. Он тянет меня в комнату. Проваливаюсь… Темнота… Душно!

…Открываю глаза. Сквозь пелену вижу Ваньку. Холодно…

– Сашка… Ну скажи что-нибудь…

– Холодно…

– Ты же не дышал почти совсем! Белый весь… Что с тобой? Ну скажи же!

– Плохо… мне… Очень…

Опять наваливается такая тяжесть! И себя я не чувствую.

– Плохо… Помираю я, похоже… Ухожу…

Свой шёпот слышу будто со стороны. Такой безразличный…

– А вот хрен тебе! – неожиданно зло выкрикивает братишка. – Не отпущу! Ты меня спросил?! Не отпущу! Понял? – наваливает на меня всё, что можно. Приоткрыв глаза, я вижу, что он стоит в растерянности. – Я сам буду тебя греть!

Лезет под все покрывающие шмотки ко мне. Так, прижал… Он тёплый… Опять куда-то проваливаюсь. Темно… Ничего не вижу. Что же со мной? Как мне тяжко! И холодно… Надо соображать. О-ох… Думай, голова, думай… Похоже, заигрался я с энергетикой. Это не совпадение… с этим больным… Так там же рак! Точно! Мои руки так втягивало… И невозможно было накачать… Пытаюсь открыть глаза. Всё плывёт…

– Сашка… Что я могу сделать? – братишка заглядывает мне в глаза и вдруг решительно: – Я буду звонить Юрию Степановичу! Где его телефон?

– В книжке… – и опять проваливаюсь.

…Рука на лбу. Какие веки тяжёлые…

– Саша… Что с вами? Что чувствуете? – кажется, это Воронов. Запах какого-то лекарства. Видимо, уколы…

– Холодно… Темно…

– Ваня, наполняйте все пластиковые бутылки, какие есть, горячей водой и обкладывайте его. Быстро! Пульса почти нет. Надо ещё адреналин колоть!

Теплее стало…

– Юрий Степанович… Коха надо сюда… – бормочу я. – Илью… Анатольевича… Коха… Телефон в книжке…

Опять проваливаюсь…

– Саша, ты меня слышишь? – звучит знакомый скрипучий старческий голос.

– Да… – и опять проваливаюсь. Пытаюсь открыть глаза. Не могу…

– Вот до чего себя довёл… – доносится до меня. – А силища-то какая у него! И всё поле в дырах. Не уберёгся… Хорошо, я того отключил. Ведь так и вытягивал…

Что-то странное со мной творится. Будто летаю… Теплее стало…

– Знаете, Юрий Степанович, он, не умея почти ничего, до многого дошёл сам. Но силища какая! Без подготовки всё… Вот и образовался ток к больному. Хвост целый!

Значит, при онкологии они тянут из лекаря… по этому хвосту… Надо учесть. Может, и другие болезни?

– Ваня, давайте ему много пить. У него будет жажда. Вон губы какие сухие.

Пытаюсь открыть глаза, ведь мне уже стало легче. Туман… Силуэты…

– Смотрите, Илья Анатольевич! Глаза открыл! А ведь вы сказали, что поставили запрет! И порозовел слегка. А то, как труп, был зелёный, – слышу голос Воронова.

– Я же говорю – силища. Саша! Ты нас видишь?

– Почти… – шепчу я, пытаясь рассмотреть силуэты.

Юрий Степанович и Илья Анатольевич… Руками водит…

– Здравствуйте… – шепчу я. – Спасибо…

– Одним «спасибом» не отделаешься, – ворчит Кох, продолжая водить руками. – Уже сутки над тобой колдую. Да и все мы тут… Вон, Ваня всего четыре часа спал за это время. Всё твое роскошное поле в дырках! Выучиться надо было сначала, юноша, а потом уже… Да ладно… Вот когда встанешь, придётся снова ко мне на уроки ездить. Чтобы по крайней мере знал, как защищаться, чтоб на себя не брать.

– Ну-ка, Саша, давайте я вас послушаю и пульс посмотрю, – Воронов садится на край тахты и начинает тыкать в меня фонендоскопом, потом щупает пульс. Почему-то у меня в голове возникают две цифры – девять и пять…

– Девяносто пять… – шепчу я.

– Да… Девяносто пять, – несколько оторопело говорит Юрий Степанович. – А откуда… Ах да! Опять вы со своим…

– Я же говорю – силища! – с каким-то смаком произносит Кох. – Даже в таком состоянии…

– Ну сердце вроде пошло нормально. Правда, частит…

– Это от слабости, – комментирует Илья Анатольевич и обращается ко мне: – Саша, не надо мне сопротивляться. Посмотри мне в глаза, и потом ты будешь спать крепко и хорошо, – он оборачивается к Ваньке. – Ваня, вы ложитесь или садитесь рядом, спать вам сегодня, наверное, опять не придётся. Надо наблюдать и слушать. Проснётся – дадите попить. Есть пока не давать! Я сейчас поеду домой, отдохну, но завтра, а вернее, уже сегодня, если будет нужно, приеду опять. Юрий Степанович, вы меня отвезёте?

– Конечно, Илья Анатольевич!

– Саша, смотри сюда!

Смотрю на Коха и вижу тёмное пятно в левом подреберье.

– У вас что-то с поджелудочной? – тем же шёпотом спрашиваю я.

– Саша! Я пришёл сюда не на диагностику! – взрывается он. – И смотреть я просил мне в глаза, а не на меня! Про панкреатит я и сам знаю. И то, что ты это даже сейчас видишь, конечно, прекрасно, но у тебя не будет никакого будущего, если ты сам не будешь лечиться, в том числе и от своих глупостей! Ясно?

– Ясно… – я вздыхаю, пытаясь улыбнуться.

– Смотри мне в глаза. Ты лежишь на песчаном пляже… Светит яркое солнце, и ты чувствуешь, как его энергия вливается в тебя… Наполняет тебя…

Смотрю в глаза Коху. Веки тяжелеют…

– Ваня, от вас зависит всё! То, что он сейчас такой, не должно успокаивать. Всё может вернуться. Делайте всё, как я сказал. Традиционная медицина тут не поможет. В случае чего – мой телефон знаете…

Проваливаюсь, но совсем не так, как перед этим. Так хочется спать… …Просыпаюсь. Ванька сидит рядом. Два глаза внимательно смотрят на меня.

– Проснулся, – выдыхает братишка и вскакивает. – Давай попей… – приподнимает мою голову одной рукой, а другой подносит стакан с соком. – Твой любимый…

Пить действительно хочется. Пью жадно.

– Сколько я спал?

– Всего пять часов. Сейчас почти десять утра.

– Почему ты не на работе?

– А ты не понял? Глупеешь прямо на глазах, – едко заявляет Ванька.

Мои губы сами растягиваются в улыбке.

– Наклонись, – прошу я, понимая, что наконец-то говорю почти нормально. – Ниже… Ещё ниже… – обнимаю…

– Сашка… Я так за тебя испугался, – жалобно говорит братишка, ложится рядом и тоже обнимает. – Боялся, что ты умрёшь. Ты был зелёный! И губы синие…

– Куда же я от тебя денусь… Кто же, если не я, скажет тебе, что ты идиот?

– Никто… – и… он целует меня в лоб. – Давай спи!

– Ты тоже.

– Фигушки тебе! Я следить за тобой буду, как Илья Анатольевич велел.

– Спи! Ничего со мной больше не случится.

– Заткнись и спи!

– Затыкаюсь… – я улыбаюсь. Мои прежние слова, сказанные во время Ванькиной болезни, ко мне же и вернулись.

Просыпаюсь. Вроде голова стала на место. И вижу отчётливее.

– Сашка… Хочешь пить? – Ванька наклоняется надо мной.

– Хочу встать.

– Фиг тебе! Зачем?

– А ты потом кровать сушить будешь? – ехидно отвечаю я вопросом и командую: – Давай помоги…

– Ну ладно… А вообще могу надеть тебе подгузник. Один ещё от меня остался.

– Иди ты… вместе с подгузником, – беззлобно ругаюсь я и пытаюсь встать сам.

– С подгузником – это извращение, – догадывается Ванька о смысле недоговорённой фразы. – Обопрись на меня…

Идём от сортира обратно. На кровать почти падаю. Слабость страшная. Смотрю на братишку. Синие круги под глазами. Сколько же он не спит? Сутки? Двое? Больше!

– Тебе надо поспать, Ванюха…

– Ничего. Я засну, а ты мне тут коньки отбросишь… – ворчит он.

– Теперь уже не отброшу.

– Нет уж! Илья Анатольевич велел – значит, нельзя! – сказал, как отрезал.

Понятно. Добром не удастся. Придётся идти на хитрость. Вдруг получится? Как это Кох со мной проделал? В глаза смотреть… Но надо осторожно, чтоб не догадался.

– Ладно, – говорю я примирительно. – Давай рядом ляжем. Хоть полежишь.

Послушно ложится рядом. Поворачиваюсь и внимательно смотрю ему в глаза.

– Родной мой, – шепчу я, стараясь не отпустить взгляда. – Спи, мой хороший… Всё теперь будет хорошо. Спи спокойно. Спи, ну пожалуйста…

Ванькины глаза медленно закрываются. Получилось! Пусть отдохнёт.

А теперь можно заняться собой. Как это Кох там говорил… Песчаный пляж… Яркое солнце… Его энергия вливается в меня… Больше… Больше… Ох… Спать хочется…

Жёстко послал Ваньку на работу, хоть и понимаю, что у него неприятностей не будет. Через Юрия Степановича он передал начальнику про причину своего отсутствия.

Слабость обалденная! Тело ватное, и когда надо встать, делаю это с трудом. Вот – лежу, накачиваю себя энергией и думаю. Братишка поехал на работу на моей машине. После того как он сам привёз сюда Илью Анатольевича, у него появилась уверенность в себе. Лишь бы не было самоуверенности. Да и вообще, не зря же парень права получал!

Понимаю Ваньку, который во время болезни лежал и думал. Это так здорово, когда никуда не нужно торопиться. Мысли текут спокойно…

Ванька… Как он испугался, бедняга, когда мне поплохело. Испугался, что я его покину и… перейду в лучший из миров. А ведь когда мы оплакиваем ушедших от нас дорогих людей, мы на самом деле оплакиваем не их, а самих себя. Нам жалко себя. Мы не думаем о том, что этим людям в том, другом мире будет наверняка лучше, чем в нашем неспокойном здешнем. Тогда, в первый момент, мы теряемся и не знаем, как нам без них жить. То есть фактически оплакиваем своё внезапно наступившее сиротство. Это потому, что любой из нас по сути своей – эгоист, в большей или меньшей степени. Так и Ванька… А как я могу его бросить? Как я могу бросить дорогого мне человека, за жизнь и судьбу которого я принял на себя ответственность, когда он действительно осиротел.

Братишка мой… За эти годы я прикипел к нему, можно сказать. Нам достаточно просто обнять друг друга, чтобы понимать, что мы вместе. А как он поощряет мои отношения с Дашей! Слава богу! Он стал другим, нормальным. Это же прекрасно!

Щёлкает замок входной двери. Появляется Ванька.

– Что-то ты рано, – подаю я голос с тахты.

– Меня отпустили. Пришлось, правда, взять кое-какую работу домой. Ну как ты?

– Слабость… Если честно, только до сортира и обратно. На большее сил нет.

– Я тебе покажу – большее! – он шутливо грозит мне кулаком. – Теперь ты у меня в руках. Теперь я командую! Сейчас вот тебя кормить буду. Небось проголодался?

Забавно так! Ванька освоился с ролью сиделки и, видимо, страшно этим гордится.

– Спасибо тебе, Ванюха. Мне так приятна твоя забота.

– То ли ещё будет! – он польщённо улыбается.

Пацан… Это я любя.

Братишка сидит и работает. Работает он очень увлечённо. Молодец! Лёжа на тахте, наблюдаю. Глаза слипаются… В сон тянет – значит, так и нужно. Буду спать.

Просыпаюсь. Ванька по-прежнему сидит за столом. Сколько я спал? Два часа. Чёрт возьми! Я же должен был поехать к Даше. Съездил… А деньги-то ей нужны!

– Вань, слушай… Мог бы ты съездить к моим? Деньги нужно отвезти. Ты вообще как сегодня до работы доехал?

– Нормально. Только один раз забыл на четвёртую перейти. Так и ехал весь квартал на третьей. У светофора спохватился.

– Ничего, придёт со временем. Так съезди, пожалуйста…

Ванька уехал к Даше. Хоть это сделаем.

Звонит телефон. Хорошо, он его около меня оставил!

– Ну как ты, Саша? – звучит в трубке голос Ильи Анатольевича.

– Слабость сильная. Ходить почти не могу.

– Ничего, через пару дней ты должен восстановиться. Следующий раз будешь знать, как к онкологическим соваться.

– Неужели это совсем бессмысленно? – задаю я интересующий меня вопрос.

– Практически. Мы при встрече с тобой об этом поговорим. Вот поднимешься – чтоб снова раз в неделю приходил ко мне. Понял?

– Понял, – и благодарно вздыхаю.

Опять звонок! Дорвались они там, что ли? Наверное, Воронов.

– Здравствуйте, Саша. Как самочувствие?

Точно – он!

– Здравствуйте, Юрий Степанович. Хреновато. Только до туалета добираюсь.

– Ну а сердце, пульс?

– Пульс семьдесят, сердце ровное, – докладываю я, прислушиваясь к собственным процессам.

– Ясно… А вашего пациента я выписал. Там действительно онкология четвертой степени. Вы, да и никто другой по нашей специальности ему помочь не сможет. У него все лёгкие поражены. Вот так! Делайте выводы.

– Юрий Степанович, там у Ваньки неприятностей из-за этих трёх дней не будет?

– Я специально связался с его начальником. Между прочим, без вас догадался, – добавляет он язвительно. – Могу вас поздравить – о вашем брате все говорят только очень хорошо. Сказали, что парень с мозгами и усердием. Это, наверное, у вас фамильное.

Опять звонок! «Даша звонит…» – проносится в голове. Беру трубку.

– Сашенька, здравствуй, – слышу я действительно голос Даши и понимаю, что дважды предсказал себе абонента. – Доигрался ты всё-таки со своей энергетикой! Ваня мне рассказал, как тебя откачивали.

– Ничего… Вон, великие врачи себе чуму и оспу прививали.

– Он ещё шутит! – возмущается она. – Ты за нас с Серёжей отвечаешь. Ты про это помни, пожалуйста, когда следующий раз экспериментировать захочешь.

– Ты всё-таки меня извини. Я постараюсь приехать через неделю. Думаю, что тогда уже поправлюсь.

– Ладно, поправляйся! Ещё хотела сказать: у тебя отличный брат. Ваня очень внимательный и добрый парень. И ещё очень заботливый.

– Это у нас семейное.

Ванька приезжает сияющий.

– Ой, Сашка! Серёга такой классный мальчишка! Опять меня за нос трогал. Сказать что-то всё хочет! Я ему говорю, скажи – дядя, а он – то бы, то гы…

Так приятно, что ему нравится мой сын. Надо его женить. Вот отец золотой будет!

…Хожу по квартире. Слабость ещё чувствуется, конечно. Хорошая у меня была встряска! Надо делать выводы. Моя энергетика, конечно, восстанавливается, но как-то слишком медленно. Правда, сегодня только четвёртый день после моего приключения. А у Ваньки-то, как стал работать, и настроение поднялось, и энергия ощутимо выросла. Я ведь, не привлекая внимания, измерил его поле. Значит ли это, что от душевного состояния зависит и энергетика? Вот когда у человека хорошее настроение, то он говорит: «Летаю, как на крыльях». Мне, естественно, тоже знакомо это состояние. И ведь всё тогда удаётся! Получается, что если человек стимулирует у себя хорошее настроение, то он стимулирует свою энергетику. А хорошее настроение нам создают приятные для нас события… Значит, надо их самим себе создавать! И вообще надо во всём искать позитив! В любом плохом есть что-то хорошее. Надо только найти это хорошее и на нём сконцентрироваться. То есть – «Улыбайтесь, господа!» Но ведь тогда все станут обычными янки. Эти как раз скалятся всегда, но я что-то не слышал про такие их супервозможности.

Уф-ф… Устал я от этой смеси психологии с философией. Спать хочется… Надо приводить себя в порядок, пока не началась сессия. Хорош я буду в таком состоянии!

* * *

Моя сессия завершилась. Поскольку экзамены я сдаю в семестре, то в сессионное время выполнял практические задания. Например – резал трупы в анатомичке. Любопытное занятие. Уверен, ни одна, даже очень хорошо иллюстрированная книга по анатомии не сможет сравниться с анатомическим театром. Правда, запашок… Ещё всякие химические опыты, которые теоретически не сделаешь. Все труды мне зачли, как первые два курса.

Возвращаясь домой, неизменно вижу Ванькин затылок. Смотрю и радуюсь его увлечённости. Ещё и какую-то халтуру нашёл для поддержки штанов. В общем – молодец!

– Саша, из-за эпидемии гриппа в ночь с пятницы на субботу некому дежурить по отделению. Вы бы не могли помочь? – просит Воронов и добавляет: – Вы ведь после сессии теперь уже официально студент третьего курса. Почти врач.

– Могу, конечно! – я соглашаюсь, хотя и не представляю, как справлюсь.

…Собираюсь на ночное дежурство.

– Ванюха, сегодня ты будешь ночевать один. Я дежурю в больнице, – сообщаю Ванькиной спине.

– Да? Ладно… – и дальше молотит по клавиатуре компьютера.

Вот так… Настолько увлечён, что наверняка даже не заметил, как я ушёл.

Я первый раз так поздно вечером на отделении. Днём бываю в палатах, делаю то, что нужно, а тут мне кажется, что надо пройти и посмотреть на всех больных.

– Саша, вы не волнуйтесь, работы, думаю, будет не очень много. Ночами в основном всё бывает спокойно. У нас всё-таки неврология! В основном плановые прибывают, ну ещё инсультники… И то всё днём, – успокаивает меня Вера Тимофеевна, которая сегодня дежурит со мной. Она вообще относится ко мне как мать.

Провожу самодеятельный обход. Стараюсь говорить с каждым и всем желаю спокойной ночи. В одиннадцатой палате старушка просит что-нибудь от головной боли.

– А давайте мы попробуем обойтись без таблеток, – и кладу ей руку на лоб…

Почему я это сделал, сам не очень понимаю. Пальцы крючит… Видно, давление прыгнуло. Руки сами движутся. Чувствую, что оно понижается… Во-от… Ещё немного…

– Ну как? Легче стало?

– Да, доктор… Спасибо!

– Спокойной всем ночи! Пусть вам снится только хорошее, – и выхожу.

Кажется, сделал сам не знаю что… Но об этом мне как-то говорил Илья Анатольевич. Неужели получился неожиданный сеанс коллективного гипноза?

Сижу в ординаторской и смотрю истории болезни наших пациентов. Юрий Степанович уже выделил мне здесь стол. Беру в руки историю Селезнёва. Остеохондроз шейных позвонков. Есть рентген. Да… Защемление… Надо будет попробовать.

– Саш… Извини, я приехал…

Поднимаю глаза… Ванька!

– Я подумал, что тебе надо будет что-то поесть. Там охранник хороший попался. Объяснил, что я твой брат, а ты его, оказывается, лечил… Вот, привёз бутерброды.

Чувствую огромную нежность к братишке и стыд. А я-то подумал, что он даже не заметил, как я ушёл.