Глава 1

– Гой, добрый молодец, ты погляди, какие серёжки! Искусной сканью сделаны эти два нарцисса, – звонкий голос мальчишки-зазывалы со двора ювелира продолжил череду испытаний для Добрыни. – А если княжеские златники у молодца есть, так у нас и получше серёжки найдутся.

Испытания всякий раз начинались, когда матушка отправляла Добрыню к крепостной стене в лавку торговца рыбой. От его дома со стены сразу начинался спуск к реке. А чтобы пройти до лавки, нужно пересечь район ремесленников и торг. Не то чтобы Добрыня подвергался соблазнам накупить украшений или пряников…

– Молодец, я же вижу, что дороден ты и могуч. Чую, девки так и льнут к тебе…

Испытания – это докучливые зазывали. Порой они бывали столь назойливыми, что одна лишь природная склонность к миролюбию удерживала богатыря от членовредительства.

– Неужели пожалеешь горстку монет на счастье своей лады? Или себе купи из серебра колечко с чернью…

– Денег нет у меня, малой, – не выдержал Добрыня и ответил, поставив на пыльную деревянную мостовую огромный котёл с плещущимися в нём окунями, лещом и крупным толстолобиком. – Есть меч. Давай в шахматы сыграем: ты серёжки поставишь, а я меч свой.

– Зачем играть-то? Я согласен на обмен.

– А я разве на дурака похож, чтобы просто так верный меч на ненужные мне серёжки менять? – Добрыня руки перед грудью скрестил. – Мне в шахматах равных нет, так что у тебя шансы – один к ста.

– А я разве на дурака похож, чтобы на такой шанс рассчитывать?

– В любой азартной игре если хочешь большего, то на удачу и ставишь. Но в шахматах всё не так. Там не в удаче дело. Я могу тебя подучить немного, пока у матушки гощу, а ты бы за это мне и заплатил батюшкиным изделием.

– Нет, ты уж лучше купи что-нибудь. Зачем мне твои шахматы, когда в доме шаром покати с тех пор, как батька пропал.

– Куда ж он у тебя делся-то? – самым серьёзным тоном заговорил Добрыня, приближаясь к широкому навесу крыльца, под которым сидел на скамье мальчишка.

– Отправился купаться на Пучай-реку да и пропал. Поминай как звали. Вот и кукуем теперь вдвоём с матушкой…

– Отчего ж он так далеко купаться решил идти? Тут с крепостной стены спуститься до Оки…

– Кукуем теперь вдвоём с матушкой, пытаемся последние батюшкины изделия продать, чтобы с голодухи не помереть, эхма… Кабы были деньги у тебя, добрый молодец…

– Да есть, есть деньги-то. Кроме того, я даже батьку твоего найду! – говорил Добрыня, доставая из кошеля пригоршню монет. – Сам сегодня же попробую в этой речушке искупаться. Только одно мне от тебя узнать надобно.

– Чего же? – без интереса спросил мальчишка, у которого глаза загорелись от вида настоящих златников.

– Ты о пропаже-то сам придумал или слышал где такое?

– А? – Мальчишку будто бы ушатом ледяной воды вернули из прекрасного сна.

– Если слышал где, то вспомни, пока я твоего дружка догоняю, – говорил Добрыня, глядя в ясные глаза собеседника. Говорил и не видел того, что происходило за спиной: шустрый малец, крадучись из-за угла, осторожно схватил котелок с рыбой и отправился дальше, сойдя с мостовой, чтобы скрипом досок не прервать беседу.

Или видел? Но чем видел? Глаза ведь прямо сюда, под навес крыльца, смотрят.

Задумавшись над всеми вопросами, сын ювелира совершенно обомлел. Обычно всё происходило куда проще: заметив неместного с приличной ношей, он начинал зазывать чужака, используя всё мастерство краснобайства. Придуманными историями о сиротстве, нищете, злобной мачехе, пропавшей сестрёнке мальчишка вымаливал сумму гораздо больше той, чего стоили украшения отца. В это же время друг его незаметно забирал оставленные сумки или мешки. И конечно, первым замечал вора сын ювелира.

– Держи вора! – яростно кричал он. Чужак гнался за дружком, но фора обыкновенно была слишком большой, чтобы обычный человек мог догнать его подростка. Они даже условились считать про себя до дюжины, а потом кричать.

Вечерами уже вдвоём делили награбленное за день. А вот прибыль от втридорога сбытых украшений сын ювелира оставлял себе одному.

Сегодня всё сначала шло как обычно.

И вдруг, высказав последнюю просьбу, незнакомец развернулся и рысью рванул за дружком-вором, настиг его в два прыжка, за шкирку взял и обратно поволок.

– Ну что, малой, вспомнил, откуда история о пропавшем отце?

– Да не, не вспомнил. Вроде так, на торге толковали бабы, что какому-то мужику в голову взбрело пойти на Пучай-реку купаться… И нет, мол, от него вестей. А точно и не помню, кто говорил и про кого…

– Я тоже слово обещанное сдержу: нашёл я батьку твоего. Дома он. Дома и был. И не уходил никуда. Слышишь: молоточек тихо постукивает?

Не знал малой, что и ответить, но понял: теперь за грехи отвечать придётся.

– Вот для чего в шахматы играть: чтобы каждый ход наперёд знать, – грозно высказался Добрыня и взошёл на крыльцо, таща за собой изо всех сил упиравшегося дружка-вора. – С батей твоим сейчас потолкую, о ваших затеях расскажу, а ты пока рыбу мою посторожи хорошенько.

Кивнул малец. Теперь-то уж точно не пропадёт котелок.

– И советую тебе на будущее иные развлечения найти. Моё предложение всё ещё в силе! Пока я отпуске.

***

В льняной рубахе, неподпоясанной, без узоров и стоячего ворота, Добрыня шёл по мостовой к дому матушки и улыбался. Ему нравилось в отпуске: и с пользой время проводил, и отдыхал. Вот и сейчас: не только приятную прогулку совершил по родному городу, где каждая досочка мостовой знакома, но и по делу сходил, а заодно и наглецов проучил. У ювелира глаза на лоб полезли, когда он про сыновьи заработки-то прознал!

И так каждый день почти! То на пир у князя рязанского позовут на гуслях играть – но там же и угостят знатно, то опять же в палаты княжеские гости приедут интересные, так его тоже зовут – славен Добрыня в городе как человек воспитанный и собеседник интересный. Порой и на охоту соберутся. Вот уж поистине удалая забава! Да и припасы на зиму матушке…

А то просто соседям помочь колодец от ила очистить – и проговорить с ними до самого вечера или в шахматы прямо до утра засидеться. Красота! С детства ещё он всех худо-бедно смышлёных мальцов этой игре обучил. Их улицу даже в народе стали Шахматной звать. Теперь мальцы выросли, ремеслом своим денно и нощно увлечены, так что не всякому досуг есть со старым товарищем партию-другую составить.

– Мама, я вернулся! – громогласно поведал он широкому пустому простору родного дома. Как ни странно, в хоромах матушка уже долгое время жила одна. Отца своего, воеводу рязанского, Добрыня даже не помнил – тот умер в битве с осаждавшими город половцами. Сам же богатырь, как на службу в Киев уехал, так здесь лишь во время редких отпусков появлялся.

Амелфа Тимофеевна во всей красе появилась на лестнице. Видно, сидела в тереме, в окошко глядела. Ждала, значит. Или вышивала и ждала. Но знал Добрыня, что матушка его никогда к труду любви не питала, жила в праздности и достатке.

– Спасибо, сынок, за заботу. Рыбу на обед девкам отдай, а прочую в ледник снеси.

– Хорошо. Но только я обеда ждать не буду – купаться пойду. Жарковато сегодня, – сказал Добрыня, для пущей убедительности отлепив от груди верхнюю, насквозь промокшую часть рубахи.

– Сходи. У меня Палашка нерасторопная. Она может обед долго делать, так что ты, может, и вернёшься.

– Это вряд ли, матушка. Я сегодня решил сходить в Пучай-реку окунуться…

Лицо Амелфы Тимофеевны вмиг изменилось: брови нахмурились, глаза сузились, щёки словно сталью покрылись, а нос вперёд выдвинулся, будто бы выводя на бой слова и мысли.

– А зачем тебе там купаться? Ока ближе: спустись от стены…

– Не люблю я одной и той же дорогой дважды ходить, вот и решил…

– Так сходи дорогой подальше: через пустырь, где храм будут строить.

– И не отговаривай, матушка. Я уж так решил сегодня, что надо в Пучай-реке искупаться…

– Не надо туда ходить, Добрынюшка! – Амелфа Тимофеевна сбежала по ступеням вниз, чтобы сесть на лавку возле сына и умолять его следовать её совету. – Вода там не святая, а дорога куда дальше – два села надо пройти! Не будь дураком.

– Приятно слышать такое, нечего сказать. Когда я самого хана татарского в шахматы обыграл…

– Ты у меня самый умный человек на земле русской!

– Как быстро ты мнение, однако же, меняешь…

– Я всегда так думала и думаю, но не надо, слышишь, не надо ходить купаться на Пучай-реку. Это тебе и дитя малое здесь скажет, и старуха древняя. Так прислушайся! Умный человек умеет прислушиваться.

– Давно уж не дитя я малое, чтобы слушаться.

– Для меня ты, Добрынюшка, навсегда дитятею останешься. Хоть стал ты большой да грозный богатырь, но помню я тебя в колыбели ещё, с розовыми ручками и ножками… Сопел и пыхтел забавно, а сейчас вот мать родную не слушаешь.

– Прости, матушка, но рыбу уж ты сама как-нибудь девкам передай, – свирепо сопя, Добрыня поставил котелок на пол и, развернувшись, пошёл, кипя от гнетущего изнутри возмущения, к двери.

– Ну для чего ж она тебе, а?! – Вскочив с лавки, побежала за ним матушка, пытаясь схватить то за плечо, то за локоть. Но всякий раз вырывался сын и упрямо шёл к выходу. – Наверно, красавица какая вызов бросила там искупаться, а ты, дурачок, и повёлся.

– Ты уж определись наконец: я самый умный человек или дурачок, – проскрежетал Добрыня и дверь открыл.

– Добрыня, стой! В народе говорят, там пропал кто-то. Не хочу я, чтобы и ты…

Но не дослышал окончания речи сын. Выскочил на улицу, встретившую его теплом безмятежного лета.

Ему многое нравилось в отпуске: и с пользой время проводил, и отдыхал.

Только не дома.

Хоть и чтил он сыновий долг, но очень сильно им тяготился из-за непростого характера своей матушки, которая считала, что для Добрыни есть лишь два пути: правильный и дурной. Правильным путём считалось следование всем её советам и наставлениям. Ведь она мать – плохого не пожелает.

Вот только приходится порой богатырю и на жертвы идти…

Этого путь правильный никак в себя вобрать не мог.

***

Простой рязанский мужик вряд ли бы удосужился сюда идти, чтобы искупаться. Добрыня это понял, пока за второй час пути ещё и намёка на горы даже не видал вдали. Полноводная Ока же под боком протекала: спускайся к гавани или чуть дальше выбирай место для купания – всё рядом.

Но сюда идти…

Воистину матушка могла про Добрыню как про дурачка подумать, не зная его истинных мотивов.

Когда же до самой реки наконец добрался, понял также, что тут и сравнивать нечего с Окой: в три-четыре взмаха руки до того берега доплыть можно. Это ж и плаванием не назовёшь. Баловство одно.

Ну как тут здоровый муж потеряться мог? Утоп, что ли, по своей воле?

Разделся Добрыня, вещи и оружие под камень сложил, чтобы шальным ветром не разметало. Посмотрел на небо: чистое какое до сих пор. Ни облачка! Благодать-то божья! И места вон сколько – вокруг ни души! Жить бы всем и радоваться – тогда б и богатырская служба не востребована оказалась. Но Добрыня и не прочь иную службу найти: лишь бы всем достаточно для счастья было вот так просто жить, солнцу и холодной воде радуясь.

– Опробуем-ка тебя, Пучай-речушка, – проговорил богатырь и вошёл в быстрый поток, спускавшийся с возвышенности. – У-у-ух, ледяная какая! У-у-ух, студёная! Да уж – такого точно в Оке не найдёшь. Может, потому и ходят сюда…