Поклажу в домик не понес. Не знал, сколько там, но уж не меньше пары сотен. Ну-ну, скажете, сотен. Правильно, не самих, а тысяч. Так вернее. Оставил мешочек в Кешиной картонке. Сходил за приготовленным с обеда крылышком, привязал покрепче к горловине «кисета». А дальше – будь что будет! Надо же и провидению (в Господа Бога не верил) дать возможность себя проявить. Распотрошит, под себя подстелит – неважно, главное – не сгрызет. Енот – не крыса и не таракан, ему бумажки в пищу не годятся. Пройдет неделька, и можно будет наведаться к бывшему месту службы за денежным довольствием… А пока будем ждать гостей.

Назавтра к полудню они и явились. Он с утра уже успел убедиться: блюдо ушло по назначению. Работал в саду – косил, собирал падалицу, когда прикатил милицейский «Уазик». Приехали пятеро – плотный капитан-участковый Сергей Петрович, с ним опер в гражданке – поджарый, моложавый. Третий, водитель, остался в машине. Четвертым был чернявый узкоглазый коротышка в форме сержанта милиции, а пятый… При появлении пятого у отставника внутри что-то екнуло. Низкорослый сержант вел на поводке крупную немецкую овчарку.

– Добрый день! Милиция. Разрешите?

– А без разрешения что, не войдете?

– Войдем, конечно, но чуть позже – придется за ордером слетать.

– На кой нам ордер? Вы-то ко мне по какому делу? Ищете кого?

– А Вы разве не слыхали о происшествии? Вчера стрельбу здесь, неподалеку?

– Мало ли чего тут происходит? Места у нас не слишком людные, но хватает и жилья, и всяких развлекаловок. Теперь только ленивый аттракционы с фейерверками не устраивает. Да что, собственно…

Похоже, терпение участкового подошло к концу.

– Ты, Васильич, под дурня не коси. Ты ж военный! Петарду от перестрелки не отличишь? В жизнь не поверю. Давай начистоту. Вчера около шести вечера где был?

– Дома сидел. Вот, в огороде, опять же.

– А может, гулять ходил? Я знаю, ты везде ходишь-бегаешь…

– Может, и ходил.

– А может, и на дорожку клубную заглядывал?

– Слушай, Петрович, ты думаешь, мне надо по вашим яхтам палить?

– А с чего ты решил, будто там по яхтам стреляли?

– Ну а по чем там еще стрелять? По шарам в кегельбане?

Старший оперуполномоченный отдела особо опасных преступлений, тоскуя по зря потраченному времени, вполуха слушал перепалку двух пенсионеров – одного состоявшегося, другого – на подходе. Этот участковый мнит из себя какого-то всевидящего Анискина пополам с Холмсом или Мегре. Все-то он знает, всех ведает. Мисс бы Марпл ему в напарники!

Когда накануне Алмаз взял у фургона кровавый след, сразу заявил – без Васильевича не обошлось! Кроссовки, мол… А след привел на шоссе, и все, кранты. Собаку так просто не надуришь. Понятно: один из нападавших уцелел, оценил провал замысла, прихватил самый ценный мешочек с валютой из полуподпольного казино, и на шоссе… Там сел либо в свою, оставленную заранее машину, либо поймал попутку. Ищи-свищи! А почему не уехал на мотоцикле, фургоне? Почему пистолет второго бандита оказался под кузовом?.. Вопросов гораздо больше, чем ответов. Ну при чем тут этот прапорюга?!

Вчера сразу выяснилось: остановиться машину инкассаторов заставило появление на дороге возле «аварийного» мотоцикла знакомого им клубного охранника с окровавленным лицом. Грим на физиономии незадачливого грабителя, схлопотавшего в грудь очередь «калаша», оказался банальной губной помадой.

Хуже другое. Деньги из кассы клуба забирали в банк нерегулярно. А в телефоне управляющего, дававшего заявку на приезд инкассаторов, обнаружился «жучок». Кто его поставил и прослушивал, узнать не представляется возможным. Найдем – станет ясно, кто организовал налет, а может, и все остальное. Дело о хищении ста двадцати тысяч американских долларов пока не возбуждали. С этим спешить не надо – может, оно и не будет раскрыто…

Участковый упорно гнул свою линию.

– Не возражаешь, если мы тут у тебя осмотримся? Во дворе, в доме, в баньке?

– Мне скрывать нечего, осматривайтесь, сколько влезет.

– А наш Алмазик и понюхает заодно. Ну, Шамиль, приступайте!

Узкоглазый негромко скомандовал:

– Алмаз, ищи! – и началось…

Во дворе, в саду-огороде и баньке собачьего интереса ничто не привлекло. А войдя в дом, пес, не взглянув в сторону полосатого Тихона, с возмущенным шипением взлетевшего на шкаф, сразу обратил внимание на стоящие у входа кроссовки. Подошел, обнюхал и поднял к проводнику какой-то не по-собачьи задумчивый взор. Безрезультатно обойдя обе комнаты, вернулся. Но голоса не подал.

– Это что значит? – оживился участковый, – Та обувь? Кроссовки с места убийства?

– Какого, блин, убийства?! – отставник, похоже, не на шутку встревожился, – Ты, Петрович, часом, не охренел?

– Никак нет. По-видимому, материал схожий, но Алмаз точно не идентифицирует, – сержант явно не совсем понимал происходящие с четвероногим экспертом метаморфозы, – Если бы это была ТА обувь, запах крови бы сохранился.

– Какой, к черту, крови, е-мое?! – вскричал хозяин, багровея от вполне понятного негодования.

Да быть не может! Чтобы после двухчасовой обработки с нашатырем и щеткой, многократным мытьем, а потом – намеренным нанесением фекального загрязнения и его не слишком тщательным удалением, на подошве хоть что-то осталось от мизерного красного пятнышка! А ведь сверху еще и солярочкой прошелся для верности…

– А чтой-то твои ботиночки чистенькие такие? Прямо как из магазина? – продолжал допытываться участковый.

– А может, я на говно наступил?

– А может, на наступил, а вляпался? По самое это самое?

– Ну так арестуй меня, и дело с концом! – вспылил заведенный творящейся несправедливостью владелец подозрительной обувки, – Хотя я и не знаю, что ты мне тут втюхиваешь… Ни в кого я не стрелял, ничьей крови не проливал. Пытать будете – во всем признаюсь, чего и не делал, боли все боятся. Только потом на суде все равно отрекусь, так и знай, падла! Давай, сажай под замок, вези!.. Одна просьба – дай дочке позвонить, чтоб приехала, кота к себе забрала. Он уже старый, один долго не протянет…

Рубаха на груди пока не трещала, но все, вроде, шло к тому.

– Ладно, капитан, хватит ломать комедию! – вмешался молчаливый штатский, – Проводник ясно говорит – обувь не та. Поехали.

Выйдя за калитку, пес-ищейка вдруг напрягся и потянулся к лежащей неподалеку картонной коробке.

– Ну-ка, ну-ка… – повеселел участковый, – Давай, Шамилек, проверим эту коробочку… Дай-ка Алмазику понюхать во-от этот мешочек, я у инкассаторов одолжил. Он денежками пахнет, ни с чем не перепутаешь.

Услыхав долгожданное: «След!», пес коротко рыкнул, дернул поводок и устремился через дорогу, в кустарник, потом дальше, дальше по лесочку. Все прибывшие почти бегом поспешили за ним, водитель с автоматом наизготовку приобрел до смешного воинственный вид и помчался туда же.

И второй раз ухнуло в груди, только теперь уже всерьез. Ну, вот и все… Какого лешего полез в этот сраный фургон? Да, енотик – не собака. И не волк. Тот вон запросто здоровенную ярку на спине уносит. А Кеша слабоват оказался, наверное, мешочек по земле волочил, вот след и образовался. М-да, чему быть, того не миновать.

Вскоре поняв, в каком направлении идет погоня, капитан приободрился еще больше и на полубегу поведал раздраженному убойному оперу историю предмета.

– Я ж его, как облупленного… Он же здесь служил, танки на базе охранял-обворовывал… Туда и снес, припрятал, не иначе. Возьмем валюту, а потом и его. Тепленького.

Собеседник, не отвечая, сжав зубы, думал о своем. О дураках, идиотах, баранах и прочих пнях при ментовских погонах, из-за которых приходится бегать по лесу, кормить комаров, рисковать подцепить клеща. А бесценные минуты и часы уходят. Время остается временем. Ну, зараза!..

Вспотев и здорово исцарапавшись, ведомые поскуливающим от возбуждения Алмазом искатели через полчаса прибыли к ограждению. Оно, хоть старое и ржавое, для человека было непреодолимо. Но где автомат Калашникова, там и штык-нож; в паре с ножнами из него получаются отличные кусачки именно для колючей проволоки. А на нижней ее нити глаз участкового следопыта зацепился за клочья шерсти, оставленные ну никак не человеком. Куда ты, тропинка, меня привела?.. Умник в штатском, судя по всему, тоже все понял. Посмотрел укоризненно, покивал. Эх, собака, собака…

Между тем ищейка, промчавшись мимо ряда потрескавшихся бетонных строений, бросилась за угол крайнего, где взорам опергруппы предстала обыкновенная дряхлая собачья конура. А дух у сыщиков просто заняло – такой вони никому из запыхавшихся бегунов никогда в жизни ощущать не приходилось. Теплое солнечное безветрие усугубляло эффект. Алмаз с лаем двинулся в сторону источника едкого фимиама, но проводник, задерживая дыхание, прервал его «полет».

– Алмаз, фу!.. Нельзя! Сидеть!.. Фу!!!

На честной собачьей морде явственно читалось недоумение: «Как же так?! Я же нашел – вот же оно, там, зарыто под этой пахучей дрянью, позади будки. Хозяин, миленький, пусти, я мигом откопаю!»

– Ты что, не понял, сержант? Вот следы, смотри сюда, – капитан скорчил укоризненно-разочарованную гримасу, – Это енот! У него тут логово, а Васильич наш, похоже, его подкармливает. Да, хорош твой Алмаз, ничего не скажешь! Мастак ходить по говняному следу!

Рвущегося к цели пса удалось унять, только отведя на полсотни метров, когда группа вышла из ядовитого облака.

Овчар, обиженный на весь белый свет, понуро поплелся в обратный путь, но уже не во главе, а в самом хвосте процессии. Да и остальные поисковики чувствовали себя далеко не лучшим образом. Непростая работа – нюхать енота!

– Чего приуныл, Васильич? Раскрыл, раскрыл Алмазик твой секрет! – потный участковый, верный себе, сохранял веселый тон, – Мы должны…

– Ну что ж, раз должны, – военный пенсионер, глубоко вздохнув, попытался протянуть ставшие непослушными руки запястьями вперед, – Я готов ответить по закону…

– Мы должны извиниться перед Вами, Павел Васильевич, за причиненное беспокойство. А благодарности и премии за помощь диким животным у нас пока не предусмотрены. Уж не обессудьте!