Читать книгу «Ирокез» онлайн полностью📖 — Алексея Колесникова — MyBook.
image
cover

Алексей Колесников
Ирокез

Пятница


Пятница. Тушу окурок о стену подъезда, на которой нарисован изогнутый крест – это не моих рук дело. Какое-то время стою и любуюсь крестом, а после поднимаюсь в квартиру моряка. Дверь открыта. В квартире бардак.

Пью у моряка с первого дня. Говорю ему всякое, а он не слушает. Называет меня: «друг». А я никому не друг. Я один. И отец мой сирота, не познавший ласки.

– Ты принёс?

Я отвечаю утвердительно. Протягиваю шершавый пакет с водкой, килькой и хлебом. Моряк рад.

Килька у меня отлично получилась. Я радуюсь этому про себя, а моряк говорит с кривой рожей, что заждался. Спрашивает о моих волосах. Я отвечаю, что их ветер распутал и обласкал. Он запускает пухлые жёлтые пальцы в свои рыжие кудри и трепетно скалится беззубым ртом.

В комнате моряка пахнет сигаретами и пóтом – эти ароматы смешивал я. Я пропитываюсь этой вонью, пока мы пьём.

Моряк говорит: «Ух бля!», когда выпивает.

Смотрю на город через грязное окно – начинается снег.

Моряк обижается, что я молчу, некоторое время разглядывает моё лицо, а потом засыпает, сидя на стуле. У него задрался край майки – виден белый жирный живот с серыми волосами. Водка закончилась.

Пора идти. Знаю, что не вернусь. А у моряка через три дня лопнет аппендикс, и он умрёт от перитонита. Моряк не заметит приближения смерти в пьяном бреду. Умрёт во сне, задыхаясь от жара под сердцем.

Я глажу голову спящего на прощание забинтованной рукой и ухожу, набросив задубелую морскую шинель. Она пахнет рыбой.

На улице – отлично устроенная зима. Мне нравится снег: в моей истории он – титры. Хочется курить, и я прошу сигарету у нищего. Мне жертвуют. Я боюсь огня, боюсь поджечь ресницы, поэтому прикуриваю зажмурившись.

На улице людно, как, впрочем, везде. Иду мимо магазинов и аптек, казню и милую наугад встречных. Меня никто не узнаёт.

Захожу в сырой подвал пивной и прошу стакан светлого. Выпиваю залпом и прошу ещё. Выпиваю опять. Торговец на меня не смотрит – он занят подсчётом денег. Прошу бутылку водки и понимаю ясно, что пора расплачиваться.

Выхожу из погребка и сталкиваюсь с подростками. Их двое. Один бьёт меня по ребрам. Чувствую привычную боль. Сгибаюсь и, вскрикивая, падаю к ногам моего мучителя. Вдвоём они топчут меня ботинками, плюются и кричат. Смеются детскими голосами, превращая в фарш мое красивое лицо. Я накрываю глаза ладонями и плачу. Мои слёзы разъедают снег. Прошу о пощаде кровавым ртом, а они шарят по моим карманам. Находят тридцать рублей и водку.

Один из них закуривает дрожащими руками, а потом стирает с ладоней кровь о снег.

– Густая, – сообщает он.

Я киваю.

Присмотревшись ко мне внимательнее, он, видимо, узнаёт меня. Начинает мелко дрожать и безмолвно тычет в меня пальцем. Второй за нами следит бестолково, спрашивает вкрадчиво:

– Ты чего?

Молчание.

Узнавший меня опускается на колени, кладёт руки на голову и сыро всхлипывает, потом перекатывается на бок, опускает лицо в сугроб и, вздрагивая, шепчет неразборчивую молитву. Недетское раскаянье.

Второй, ещё не узнав меня, топчется на месте и трёт руки о куртку. Наконец он сплёвывает в снег и спрашивает:

– Кто ты?

Я отвечаю:

– Бог.

На рынке


Утром пёс Космос, оторвав ремешок от будки, убежал со двора. Его искали по окрестностям; дошли до самого пруда, но безрезультатно.

– Сдохнет, – сказала мать. – Никогда раньше не отвязывался, гад такой! Или собаки загрызут, или кто-нибудь пристрелит. Ладно, ехать надо. Вспотела я вся.

В дороге Илья думал о том, что, конечно, Космос выживет, но почему он выживет – этого Илья придумать не мог. Впрочем, вскоре он увлёкся картинками над лобовым стеклом автобуса и как-то не по-товарищески забыл о псине.

Два часа с небольшим они ехали из деревни в город на ПАЗике, потом ещё два часа по городу на троллейбусе, с двумя пересадками, и потом от остановки «Стадион» шли пешком; Илья стеснялся держать мать за полную тёплую руку, но, когда переходили дорогу, как-то нечаянно ухватился за неё, думая: «Пот смешался».

Ветра почти не было; выходя из тени от зданий или деревьев, люди как бы пугались солнечной мощи, поэтому начинали идти медленно, точно крадучись.

Как много в городе уродливых людей, думал Илья. Каждый со своим дефектом: у этого покорежённые чёрные ногти (зачем сандалии?), у этой, вон, родинка у глаза болтается на ниточке, можно играться ею, как ёлочной игрушкой. Встречаются и горбатые, есть с отслаивающейся кожей на руках, и с вмятыми носами встречаются. Все одеты расхлябанно: у мужиков голые толстые руки, а у женщин короткие платья, даже у старых. Много белых потрескавшихся пяток с грязными ручейками. Иногда встречаются молодые, но их мало; они одеты в рубашки и носят очки. Видимо, вышли пообедать.

В центре города пахнет горелым жиром и булками. У входа на рынок к этому аромату примешиваются табачная вонь, человеческая и резиновая. Кое-где пахнет кофейными зёрнами и цветами.

Мать, только войдя на рынок, сразу задержалась у лотка солнцезащитных очков, поэтому Илья от нечего делать стал рассматривать тётку в лосинах, которая сидела на хлипком стуле, расставив ноги.

Затянувшись сигаретой, она вопросительно кивнула: «Чего тебе?»

Илья пожал плечами: ничего, мол.

В этот момент он решил, что хорошо бы, когда вырастешь, стать продавцом. Ведь здорово: сидишь целый день среди разнообразного народа и думаешь о чём-то своём. Музыка всё время звучит, как в ДК. От скуки можно хлебать кофе. Кофе родители Илье ещё не разрешали, но он представлял вкус: сладкий-сладкий. А ещё он подумал, что хорошо бы выпросить у матери новый футбольный мяч, а то Космос прогрыз старый со звёздами. Кобель паршивый.

Мать окликнула его:

– Чего рот раззявил? Идём! Двенадцатый час уже!

Они долго толкались в тесных рядах, и некоторые продавцы говорили:

– Заходите. Костюмчик на мальчика есть к школе. «Троечка». Можно отдельно брючки, отдельно пиджачок.

Или по-другому:

– Женщина, подходите. Платье на вас посмотрим. Большие размерчики есть. Турция.

– Спасибо, – отбивалась мать, а шёпотом добавляла: – Знаю я вашу Турцию.

Они приехали за костюмом для матери. К ним в больницу приедут с телевиденья снимать репортаж про директора, которая в этом году родила четвёртого ребёнка. Мать Ильи, как самую сообразительную медсестру, попросили подготовить «несколько слов» на камеру. По этому случаю решено было сделать причёску и купить приличный костюм, который потом можно будет и на линейку надеть, и вообще таскать на работу, когда не жарко.

Илье идти в школу на следующий год, поэтому никакой костюм ему ещё не нужен, но осеннюю куртку посмотреть планировали. Хотя и не сезон.

Они долго раздумывали возле худой девушки в джинсовой юбке, которая уверяла мать Ильи, что оранжевый костюм с красными цветами потянется и уже на вторую носку будет сидеть «как верхняя кожа». Мать уверяла, что в пиджаке руки не скрестить и что пуговичка на юбке не сходится. Продавщица упрямо твердила, невероятно глубоко прогибаясь в спине:

– Это от жары. Вы вспотели вся, вот юбка и не сходится. А дома спокойно померяете натощак, и всё на вас, женщина, сядет как влитое. А пуговичку можно и не застёгивать. Можно перешить ещё.

Было видно, что матери хочется купить костюм, но в тоже время было ясно, что ходить она в нём не сможет. Мал, и всё тут, стервец синтетический!

Выбрав момент, мать кивнула сыну: мол, ну как?

Илья честно помотал головой отрицательно.

– Нет, – сказала мать. – Пойду я ещё посмотрю.

Продавщица вздохнула, жалея потраченное время, а мать ушла за дырявую ширму переодеваться. Илья отвёл глаза.

– Вы приходите, – попросила напоследок продавщица, закуривая. – Ничего лучше с вашей комплекцией не найдёте.

– Подойдём, – сказала мать, но было ясно, что не подойдут.

Потом они съели по беляшу и выпили лимонада (мать купила бутылочку и два пластиковых стаканчика). Илья, допив сладкий «Курский лимонад», отдающий содой, ещё долго жевал стаканчик, пока его не вырвала мать и не швырнула в переполненную урну. Стаканчик ударился и отлетел – Илья засмеялся.

Скоро послышался протяжный вой седого мужика с тележкой:

– Чай-ко-офе, чай-ко-офе, пирожки-и…

Он рекламировал сначала бодро, а потом, объехав тот ряд, где застряли Илья с матерью, стал филонить. Илья посторонился, прижавшись к высокомерному манекену, одетому лишь в трусы и бусы, чтобы мужчина проехал. Мать между тем примеряла юбку, к которой жилистый армянин-продавец с курчавыми руками обещал подобрать блузку и «под глаза платок».

– И пиджак никакой не нужен тебе. Блузка бери, и всё. У тебя формы для блузка.

Илья заскучал. Бабка, перебирающая чёрными от загара пальцами фасоль в стаканчике, сидела напротив и что-то напевала. Помимо фасоли она продавала шиповник, тёрн, капусту, лук и какой-то цветок в горшке.

К ней подошёл молодой парень в чёрном спортивном костюме.

– Маша, – обратился он к старухе, – тебе котёнок не нужен?

– На шо он мне?

– Будете вместе квасулю лущить.

Старуха махнула рукой, парень засмеялся, а потом закашлялся. Илья с интересом выслушал его рассказ про то, что какой-то Гоша Челнок обнаружил утром под лавкой белого котёнка, которого теперь необходимо накормить. У котёнка синие глаза, но один глаз – левый – заплыл гноем. Парень звал старуху посмотреть, но она, будто не понимая русской речи, только сказала:

– Мухи кусючие, как черти.

– Сосисиську отнесу, – шепеляво объявил парень, расстегнул олимпийку. У него была мокрая волосатая грудь. Он почесал её и убежал с ряда.

Илья глянул на мать, которая, стоя за простынёй в одном лифчике, вертела блузку, похожую на салфетку, постоял немного в нерешительности и пошёл наконец смотреть на котёнка.

На удивление, котёнок был откормленным и совершенно не грязным. Лениво он подкусывал краем челюсти какую-то кровавую гадость, помогая себе испачканной лапой. Мурчал. В деревне такое зрелище на каждой помойке.

Разочарованный, Илья побрёл обратно, натыкаясь на внезапно останавливающихся посреди дороги тёток. Он ориентировался на манекен с грудью в синих трусах и красных бусах, но везде ему встречались совсем другие манекены.

Илья прошёл весь ряд и уже понял, что кудрявый дед, отчищающий от голубых джинсов пятнышко, приметил его. Это успокаивало.

Решив спокойно поразмыслить, Илья постоял некоторое время возле палатки с женскими купальниками, а потом, ничего не придумав, отшатнулся в сторону – ему мешали какие-то пацаны с велосипедным колесом.

Сначала он сильно не паниковал, но, когда из-за очередного поворота показалась не попадавшаяся раньше палатка: «РАСПРОДАЖА ШУБ И ДУБЛЁНОК» («ПЫЛЬНЫХ» – захотелось приписать Илье), страх без спросу разбежался миллионом муравьёв по организму; руки прилипли к карманам шорт, а глаза защипало, как от спирта.

Отчаявшись, Илья выискивал понимающий взгляд доброго человека, но взгляд такой куда-то запропастился, видимо, в какую-то добрую книжку. Со всех сторон на Илью смотрели лишь равнодушные глаза торгашей, переполненные заваркой и табачным дымом. Ревела бодрая музыка, поэтому люди переговаривались, повышая голос до хрипоты.

Быстрее, чем хотелось (сандалии сами несли), он направился к выходу с рынка. Рассматривая всех сразу и никого конкретно, Илья дошёл до продуктового отдела и встал подумать возле свиной вырезки – от неё веяло холодком. Он было решил спросить помощи у мужика в сомбреро, который продавал разноцветные, похожие на карту пустыни, специи, но тот заболтался с молодым напарником о том, что земля без дождей пересохла. Илья всё ждал, когда они закончат, но мужик, оборвав свой бестолковый рассказ, непонятно чему усмехнулся, а потом сказал:

– Пойду в туалет.

Мать кинется на поиски, думал Илья, и они непременно разминутся; она, не найдя его, уедет за отцом и вернётся только на следующий день, а он, Илья, видимо, останется на этом рынке. Будет с тем сытым котом сражаться за пищу, а потом переночует под прилавком с овощами. Подумав так, он ощутил голод.

Дёрнувшись от плеч до пяток, он опрометью рванул в самую, как ему казалось, гущу рынка. Он уже ничего не видел вокруг, всех расталкивал, шептал детские проклятья, веря, что случится, обязательно само собой случится счастье: мама выйдет из-за очередного поворота, или погаснет солнце, и всё это закончится.

Курсируя между рядами, он видел одно и то же и слышал одно и то же. Запахи все давно перемешались, превратившись в неразделимую пряную вонь, лишь кое-где разбавленную резиной от покрышек и кед. Там, где Илья оставил маму, пахло кукурузой, но где это место?

Плохо соображающий, нервный, Илья вдруг заметил седого мужика с тележкой, который рекламировал «чай-кофе». Он подбежал к нему и спросил:

– Где тут дядька нерусский юбками торгует?

Седой, не опуская головы, глянул себе под ноги и сказал:

– Они тут везде.

– А тётка с кукурузой?

– И они везде, – отозвался мужик.

Илья пнул мужика в толстую брючину носком сандалика, вскрикнул и убежал в сторону того ряда, где блестели звонки велосипедов. Он бежал и проклинал себя за беспечность, молился богу, повторяя какие-то слова, которые говорила бабушка во время молитвы – вернее, не слова даже, а звуки, потому что никогда нельзя было разобрать, чего там бабушка говорит иконе. Отчаянный вопль ломился наружу из груди, но Илья не смел плакать, потому что слёзы его были никому не нужны, а для самого себя плакать не хотелось. Ему казалось, что хоть со слезами и уйдёт мука из груди, но и сила тоже уйдёт.

Устав, он пошёл по рядам, никому не уступая дорогу. Взрослые, все как один развёрнутые к нему задом, вздрагивали от злых тычек рук. Илья решил, что найдёт место с тенью и будет ждать, пока закроется рынок, а потом, когда явятся его выгонять, он сам прогонит явившихся; будет сидеть на одном месте, пока не умрёт от голода. Гордый.

...
5

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Ирокез», автора Алексея Колесникова. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанру «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «жизненные ценности», «житейские истории». Книга «Ирокез» была написана в 2021 и издана в 2021 году. Приятного чтения!