Цитаты из книги «Пищеблок»

Для Валерки Лёва стал кем-то вроде зубного врача: врач утаскивает людей к себе, мучает там, однако потом отпускает. Ужасно представить, как стоматолог в своём логове орудует бормашиной и щипцами, ещё ужаснее вообразить самого себя у него в плену – и всё равно можно жить, если умело гаситься и не думать. Гаситься у Валерки получалось, а не думать – увы, нет.

– Таких женихов, как ты, у нас по двадцать центнеров с гектара!

Мне нет никакого дела до Плоткина, – чётко сформулировал Игорь. – Но меня удивляет, когда люди считают благом предопределённость жизни.

Недаром Саша такой моральный. Его и так всем обеспечат, незачем ловить шансы

А Валерку народ заколебал: одному побыть бы, без товарищей, без учителей и без глупой младшей сестрёнки, – вот чего надо.

Телезрители расходились взволнованные. Там, в телике, – напор, порыв, сражения Олимпиады, а здесь что? Чай с печеньем, пение комаров, гудок далёкого теплохода. Глухая дремота, а не жизнь.

Ты откуда взялся, пенис окулярис? – спросил он.

У меня родители любят авторские песни под гитару, – Вероника щелчком сбила пепел с сигареты. – На «Грушу» каждый год ездят. А дома соберутся с друзьями и хором поют: «…ёжик резиновый шёл и насвистывал дырочкой в правом боку»! Это что, взрослые люди, которые сами принимают решения? – Вероника уничижительно скривилась. – Мы все дети. Мы все живём в одном большом пионерлагере по общему расписанию.

Альберт был высоким, стройным и одухотворённым юношей, его пышные волосы разделял аккуратный пробор. Про интеллигентные лица, как у этого Алика, пацаны обычно говорили: «Морда просит кирпича».

В столовке пахло хлебом, хлоркой и чем-то варёным.