– Ты всё также не выносим, как в детстве, когда мы дрались. – Лилиан прикусила губу и, кое-что прикинув, потянулась снять золотую цепочку с шеи. Адриан с любопытством следил за её движениями. Через секунду Лилиан вытянула к брату руку с цепочкой, на которой из стороны в сторону болтался золотой дельфинчик. – Я хочу знать, что происходит в моменты твоего беспамятства. Следи за дельфином и слушай мой голос.

– Бесполезно, – Адриан отмахнулся от сестры как от назойливой мухи, его губы перекосились в высокомерной кривоватой ухмылочке. – Гипноз действует на подверженных ему людей, то есть на дураков, алкоголиков, наркоманов, и почти на всех пациентов психиатрических клиник, поскольку их разум уязвим и ослаблен. В царскую Россию в девятнадцатом веке из Европы приезжали гипнотизёры и выступали перед благородной публикой. А там каждый был с высшим образованием, так что эти артисты нетрадиционного жанра возвращались обратно, ничего не добившись.

– При чём тут Россия?

Адриан пожал плечами. Лилиан раздражённо откинула волосы за спину и подняла руку с импровизированным маятником.

– Следи за дельфином. Слушай мой голос. Раз, два, три. Твоё дыхание выравнивается, сердцебиение успокаивается. Ты тоже спокоен. Раз, два, три. Тебя клонит в сон, твои веки тяжелеют. Раз, два, три. Твои глаза закрываются, ты засыпаешь.

Адриан только пожал плечами:

– Прости, сестрёнка. Я слишком много читаю, возможно, дело в этом. Отец был чудовищем, но многому меня научил. Ты так и не освоила скорочтение?

– Нет, – Лилиан обратно застегнула цепочку.

– Зря. Я читаю до тысячи книг в год. Университет закончил экстерном. Несколько языков выучил.

– С языками у меня всё тоже нормально, – в который раз в разговоре с братом Лилиан не смогла сдержать раздражение и уже начинала внутренне корить себя за это. – Я сегодня не выспалась. Пойду, отдохну и продумаю план лечения.

– Хорошо, я всё понимаю.

Лилиан встала, подошла к двери, и только коснулась ручки…

* * *

– И куда это ты собралась, милочка? – голос брата переменился, стал более высоким и чересчур манерным.

Лилиан обернулась. И сидел теперь Адриан по-другому – нога на ногу, и смотрел тоже иначе. По телу Лилиан забегали противные мурашки, но она преодолела оцепенение, развернулась и вернулась на табурет. Некоторое время она просто разглядывала переменившегося Адриана, а он изящно, женственно, выгнул спину, вытянул руку и разглядывал ногти.

– Что за актёрские уловки, Адриан.

Адриан перевёл на неё взгляд, захлопал ресницами и неестественно высоко рассмеялся, прикрывая рот рукой.

– Прости, красотка, мальчика нет на месте.

– А кто есть?

– Я, – Адриан снова захлопал ресницами. – Разве не понятно? – Теперь он ещё жеманно надул губы.

– Кажется, я начинаю понимать, – подыграла Лилиан. – Как тебя зовут?

– Ивон Вайс. И да, я действительно была блондинкой. Так что с фамилией мне повезло. Правда эта была фамилия моего мужа, но я оставила её после развода. А до свадьбы я была, страшно признаться, Пихлер. Нет, ты представляешь, милочка? Меня с детства мальчишки дразнили пьяницей. Но отцу наша фамилия нравилась, да и выпить он был горазд, мама никак не могла его образумить. Правда он обладал сверхъестественной способностью – сколько не выпьет, а всегда садился за руль и ехал так, словно ни в одном глазу. Представляешь, милочка? Умер, правда, за рулём. Но трезвым! В него въехал какой-то пьяница, и его машина перевернулась. А папа водил кабриолет и никогда не пристёгивался, слишком крут был для этого. Так вот, машина перевернулась, папа выпал, а следом машина этого алкаша. И папина голова всмятку. – Адриан со всей силы хлопнул в ладоши. – Вот так, как помидор, брошенный в стену. Зрелище было – жуть. И ведь трезвый был в тот день. Ирония судьбы, не иначе. Нет, милочка, ну ты представляешь? Чего молчишь?

Лилиан представила мужскую голову с залысиной и усами, раздавленную как помидор, и её затошнило с такой силой, что она даже немного согнулась. Табурет слегка наклонился и скрипнул, большая часть мебели в лечебнице была старой.

– Очень, – выговорила Лилиан, почти не разжимая губ.

– Что очень, милочка? Не понимаю тебя.

– Очень представляю.

– А моя мама была большой дородной женщиной, не такой красотулей как я. Она до сих пор мне завидует. А я завидую ей. Всё-таки шесть детей родила и вырастила. Я даже приблизиться к такой цифре не смогла. Понимаешь меня, милочка? Вижу, что понимаешь, ты тоже красотка. Наверняка вообще ещё не рожала. Я права? Даже не знаю, как тебе сказать, может и не так здорово рожать. И я не про беременность, роды, и всё что после. Нет, я про детишек. Ведь дети, это такие хрупкие создания, как фигурки из фарфора. У мамы в детстве была целая коллекция фарфоровых ангелков. Мой маленький Филипп, мой ангелок, боже… – Адриан всхлипнул, по его щекам покатились слёзы. Аккуратно указательными пальцами он надавил на внутренние уголки глаз. Лилиан не сразу поняла этот странный жест, но секундой позже у неё сработало интуитивное узнавание – Адриан пытался не размазать несуществующую тушь. – Мой малыш заболел, и я ничего не могла сделать. Никто ничего не мог сделать. У моего Филиппа обнаружилась опухоль мозга. – Адриан спрятал лицо в руках и сложился в безудержном рыдании.

Лилиан терпеливо ждала. Время шло, а рыдания всё не смолкали. Лилиан перевела взгляд на окно и пыталась абстрагироваться. «Представь, что это не твой брат. Это больше не сильный уверенный в себе мужчина. Это слабая сломленная женщина, раздавленная трагедией, произошедшей с её ребёнком. Чтобы ты делала в этой ситуации, Лили?»

Лилиан пересела к Адриану, обняла его и успокаивающе погладила по голове. Всхлипы стали затихать. Адриан разогнулся и обнял сестру, но голос его по-прежнему был противно-высоким:

– У Филиппа была опухоль мозга. Господи, за что? В три года. Мой бедный малыш, мой прекрасный малыш. Представляешь?

– Нет, – честно ответила Лилиан.

– Прости. – Адриан отодвинулся, вытирая слёзы тыльной стороной ладоней, попутно всхлипывая и нервно глотая воздух. – Я понимаю, милочка, это не твоё дело. Я всё понимаю и всё знаю. Ты здесь только ради брата. Адриан Долфин. Он красавчик и хороший специалист, но даже он не смог мне помочь.

– Кто ты?

– Я же говорила, Я – Ивон Вайс. Мистер Долфин проводил со мной сеансы психологической помощи. Но всё было бесполезно. Мой малыш каждую ночь приходил ко мне во снах и звал к себе. Муж бросил меня ещё до родов, отец умер несколько лет назад, а мать сидит в доме престарелых. Её квартира давно разделена между моими братьями и сёстрами, которым нет до меня никакого дела. У каждого своя семья, свои дети. Только у меня никого нет. Только мой ребёнок. Филипп каждую ночь приходил ко мне, и я не могла игнорировать моего фарфорового ангелочка. Спустя месяц я сдалась и прыгнула в окно, прямо в объятия Филиппа.

– Ты та женщина, после самоубийства которой у Адриана начались проблемы с самочувствием и памятью.

– Именно, милочка.

– Но… – Лилиан подумала, какое из несколько возможных возражений озвучить, и выбрала самое бредовое, – ты жива?

Адриан задумчиво прошёлся языком по верхней губе.

– Я… да, действительно. Я раньше и не думала об этом, милочка. Возможно, я попала сюда после смерти. Здесь есть и другие, знаешь ли. Как думаешь, это может быть жизнью после смерти? Может здесь есть и мой Филипп. О Господи, я даже не думала об этом! Прости, мне нужно уйти. Срочно! Мой мальчик, мой фарфоровый ангелок…

Взор Адриана потух. Лилиан хотела вскочить и выбежать из палаты, но силой воли удержала себя на месте. «Не так уж сложно ничего не делать, Лили. Так сиди и жди». Но ничего не происходило. Адриан сидел на месте и не шевелился, как брошенная ребёнком кукла.

– Адриан, ты слышишь меня? – не выдержала Лилиан.

– Братика нет рядом, – двигались только губы Адриана, а голос напоминал детский.

– А где он?

– Я спрятала Адри в шкафу, он боится, что папа найдёт его и изобьёт. Папа снова пришёл домой пьяным. Но Адри зря боится. Я слышу, как кричит Дори.

– Кто ты? – от жуткой волны страха из глаз Лилиан посыпались неконтролируемые слёзы, и она сорвалась на крик: – Как тебя зовут?!

– Я Лили. Адри называет меня малышкой Лили, а Дори – мамой Лили. Но мама называет меня только Лилиан, а вот папа любит меня больше всех, он никогда меня не бьёт, даже если очень много выпьет, и всегда называет своей…

– … звёздочкой, – закончила Лилиан за братом. Или за самой собой в голове брата?

– Да. А ты откуда знаешь?

– Мне рассказывал Адриан. Мы знакомы.

– А как вас зовут?

– Ли… Лидия. Зови меня тётей Лидией. Скажи, звёздочка, а кто ещё там есть, рядом с тобой?

– Много кто, – ответил Адриан после небольшой паузы. – Есть Мастер, он главный, вроде папы. Тётя Ивон убежала. Есть дядя Элиас, он очень умный, почти как Адриан. Есть трусоватый и смешной дядя Макс. Ещё святая Магдалена и Софи. Подлый Нико. Нескольких людей я не знаю. Есть мама, её зовут Марта, но она не шевелится.

– Ступорозное состояние, каталепсия, – прошептала Лилиан и спросила громче: – А почему ты не шевелишься?

Адриан рассмеялся неестественным пугающим смехом маленькой девочки, но взгляд его до сих пор был приклеен к одной точке и тело не двигалось.

– Что смешного? – не поняла Лилиан.

– Ничего, – Адриан высунул язык изо рта и вернул обратно. – Я шевелюсь, видите, показала вам язык. А так я просто маленькая. Я сейчас машу руками, прыгаю и кривляюсь, но только сама. А сил двигать телом мне пока не хватает.

– Спасибо за объяснения, звёздочка, позови главного.

– Хорошо, тётя Лидия.

* * *

Адриан отмер, руки сложились на груди, а глаза уставились на Лилиан. Это был тяжёлый леденящий душу, но не враждебный взгляд.

– Вы звали, и я пришёл, доктор Долфин. Что дальше?

– Как вас зовут? – спросила Лилиан и вдруг поняла, что выглядит непросительно слабой. Она оттёрла с щёк влагу и отзеркалила позу Адриана, тоже сложив руки на груди.

– Мастер.

– Кто вы?

– Своего рода конструкт. Креатура Адриана. Я – мастер, копиист.

– Что вы имеете в виду? – спросила Лилиан и отвернулась, не выдержав игры в переглядки с этой твёрдой как камень личностью.

– Все личности внутри сознания Адриана – это копии реально существующих или существовавших людей, – брат поднял правую руку на уровень лица и стал перебирать пальцами воздух, словно перебирал струны невидимой гитары. Также он немного наклонил голову, словно прислушивался к музыке, продолжая при этом вести осмысленный диалог с Лилиан. – Копии, созданные мной. И лишь я один был сотворён непосредственно Адрианом.

– Почему вы копируете? Почему субличности вторичны?

– Проклятие рода Долфинов, возможно. Каждый из детей что-то копирует. Вы, доктор, к примеру, копируете методики лечения. Ведь ничего нового ни вы, ни ваша книга, предложить не можете. Своему фантастическому прогрессу в области психиатрии вы обязаны уже забытому доктору Джеймсу Роджерсу, который полвека назад взошёл на электрический стул. Но история помнит не проигравших, а победителей. Так как, доктор Долфин? Положа руку на сердце, признайтесь, я прав?

– Вы правы, – Лилиан прикусила губу. – Но мы с доктором Ольконеном всё же довели этот метод до ума, исследовали его возможности и разработали варианты для лечения всего спектра психологических заболеваний.

– Это фантазии. Ряд ваших пациентов, не важно, рано или поздно, но всё равно ждёт рецидив. Не бывает совершенного метода, как и совершенных лекарств. Есть более надёжный способ. С любыми заболеваниями мозга мы можем справиться кромсая этот самый мозг, удаляя больные и здоровые части.

– Вы не похожи на Адриана.

– Я не он.

– Я уже поняла. Вы знаете, зачем Адриан меня позвал?

– Конечно, – Адриан прекратил игру на воображаемой гитаре и изобразил зевок. – Он хочет избавиться от нас.

– Это возможно?

– Всё возможно, доктор Долфин.

– Я хочу снова поговорить со своим братом. Позовите его.