Карн не ответил и лишь пожал протянутое предплечье. Затем его руку сжали стальные пальцы Огмиоса, воин ничего сказал, лишь коротко кивнул и ушел вслед за королем. Настал черед прощаться с Бедой. На лице бога-странника, как обычно, играла невыносимая улыбка.

Они прощались недолго. Кернунн поведал ему, что отправляется на север, где в свете рассказанного Лейвом о рунических камнях хочет проверить какую-то теорию. Карн спросил, почему он не следует за братом, на что бог покачал головой и ответил: «Все эти битвы, которым тут суждено свершиться в скором времени, они не мои».

Как парень узнал спустя много лет, Кернунн соврал ему или, если точнее, не сказал всей правды. Он действительно отправлялся на север, и действительно был намерен провести научные изыскания на основании сведений, полученных от Лейва. Но цель его была в том, чтобы найти оружие древних, подобное тому, что Карн уничтожил на Оркадах. И ему это удалось, вот только было уже поздно.

Ансгар тоже уходил на север. Но не бежал от войны, напротив – он шел в Инвернесс, чтобы вступить в дружину местного короля и двинуться к Абердину, куда к тому моменту поступят первые приказы Коннстантина. Из Абердина они, скорее всего, пойдут на юг, прочесывая побережье до самого Арброта.

Что касается Сироны, то у девушки было пророчество старой Аластрионы, ее давно почившей бабки, которая едва не стала фламиникой, королевой друидов. До сих пор пророчество не подводило ее, она трижды посетила Оркады и встретила свет в землях притенов. Тем светом был Карн, которого Олан назвал Беленом, что значит «светлый, сияющий». Сирона полюбила его, но парень навеки принадлежал другой, и теперь пророчество гласило, что она должна унести свое разбитое сердце далеко на юг. Как это не удивительно, но Лейв захотел разделить с ней это путешествие.

– Я не могу вернуться к нордманам после всего этого, – проговорил рунический шаман, протягивая руку Мидасу, которого упорно продолжал называть Аудуном. – Я слишком многое узнал, и еще больше понял. Возможно, я вернусь. Не знаю.

– Ничего, парень, – Мидас пожал ему предплечье и по-отечески хлопнул по плечу. В глазах древнего бога мелькнула тоска, ведь этот молодой эриль прошел с ним через ад и столько для него сделал. Парень и дальше бы следовал за своим конунгом, но не смел перечить воле Всеотца.

Шаман вздрогнул, услышав за спиной глухие рыдания. Он обернулся – Сирона плакала на плече у Карна, не обняв, а буквально вцепившись в него. Он и сам был готов разреветься, ибо представлял свой путь иначе.

– Кто знает, может еще встретимся, – посулил Мидас, неловко пожав плечами. Он уже разжал пальцы, но шаман не ослаблял хватку на его предплечье, точно раздумывал – что сделает конунг, если попытаться обнять его. Затем все же отпустил, так и не решившись поддаться эмоциональному порыву. Мидас понял его намерения и смущенно улыбнулся, глубоко в душе пожалев, что парень смог сдержаться.

Гуннар ушел раньше, он поджидал Мидаса в брохе, ибо не имел особого желания прощаться с остальными. Беловолосый улыбнулся и покачал головой, когда Мидас, с кряхтеньем выбравшись из груды тряпья, посмотрел на него заспанными глазами.

– Не скажу, что во всем поддерживаю тебя, но мотивы твои благородны, – сказал он, протягивая руку. Фригийский царь сухо пожал ее, еще не совсем отойдя ото сна и не в полной мере осознавая происходящее. – Теперь я точно знаю, зачем оказался здесь. И я сделал все, что от меня требовалось. Например – в очередной раз наплевал на нейтралитет.

Мидас поскреб оголенный живот и поежился.

– Ты чего хочешь то, а? – хрипло пробасил он. – Оплаты за свои услуги? – он по смотрел на Гуннара жестким оценивающим взглядом, но потом его медовые глаза смягчились и он улыбнулся. – Благодарю, что прошел со мной этот путь. Но скажи хоть настоящее имя.

– У своего божественного дружка спроси, – хмыкнул беловолосый, развернулся и зашаг по ступеням вниз, прочь из броха и из этого мира

Под «божественным дружком» Гуннар явно подразумевал Регина. Бог мщения решил остаться с нордманами под началом Олава и, продолжая скрывать свою истинную суть, намеревался, как он сам сказал, «поплотнее утрамбовать Вальхаллу новыми рекрутами».

– Так а беловолосого как зовут? На самом деле? – спохватился Мидас, уже пожав Регину предплечье.

– Да хер его знает, – ответил тот через плечо. Он двинулся на северо-восток, где на берегу за городом встали лагерем нордманы. – Сказал только, что одна стервозная, но милая на личико девка с титулом как-то прозвала его «Ривским».

Мидасу это ни о чем не говорило, и он поставил в памяти галочку на досуге задать этот вопрос Карну.

Когда они выехали из юго-западных ворот Арброта, которые, кстати говоря, почти не пострадали, как и все оборонительные укрепления с этой стороны, ночь уже опустила на землю свой иллюзорный саван. На небе было удивительно мало облаков, так что Мидас мог любоваться обилием звезд, которые напоминали крупицы соли, рассыпанные по черному бархату.

Карн тоже их видел, но – по-своему. Для него ночное небо выглядело как сплошное северное сияние с мириадами разноцветных крапинок, которые пульсировали, точно маленькие сердца. Он мог безошибочно отделить те, что едва зародились, от тех, чей жизненный срок подходил к неминуемой гибели в колоссальном энергетическом всплеске, пламя которого породит новые, еще более прекрасные создания.

– Повозка Одина, – Мидас кивнул в сторону Большой Медведицы, и тут же осознал всю бессмысленность этого движения. Ведь Карн не мог его видеть.

– Я понимаю, о чем ты, – улыбнулся парень. Они ехали по широкому пустынному в ночной час тракту, их лошади шли вровень. – Притены называют это созвездие Небесным Кораблем Эзуса.

– Что сути не меняет, – хмыкнул бог богатства. – Они так Одина зовут, Эзусом. Вот шельмец, везде отметился!

– Это да, – протянул Карн, внезапно ощутивший небывалое умиротворение. Они ехали к Ист-Хейвену, откуда намеревались двинуться вдоль побережья к полноводной Тэй. Там было много портов, больших и не очень, и где-нибудь им обязательно повстречается торговый корабль, который они смогут нанять. Благо, они не испытывали стесненности в средствах. Седельные сумки, что несла лошадь Мидаса, полнились золотыми и серебряными побрякушками, которых хватило бы для покупки целого флота. Но даже это было лишним, ведь при Карне остался перстень Коннстантина и любой притен обязан был подчиниться его приказу, будто это приказ самого короля.

– А что с Сердцем Хрунгнира? – Мидас посмотрел на Карна, ехавшего с запрокинутой головой. Ночь выдалась теплой, несмотря на суровое время года. – Ты ведь с ним посильнее будешь, а нам путь не близкий предстоит. Кто знает, с кем столкнемся…

– Боишься, что с одной рукой уже не так ловок, как прежде? – попытался задеть его Карн. Но Мидаса едва ли можно было пронять столь банальными провокациями.

– Уж половчее слепца, у которого язык, как мне думается, излишне длинноват, – съязвил бог богатства. Он не стал утруждать себя соответствующей миной. Какой в том смысл, если твой собеседник слеп?

– Ну, некоторые уверены, что не только язык, —небрежно бросил Карн.

– Это потому что мы в бане вместе не парились, – тут же нашелся Мидас.– Такие вещи, друг мой, познаются в сравнении.

Мгновение они молчали, а потом оба рассмеялись этой глупой мужицкой шутке.

– А если серьезно, то он не знает, – Карн пожевал губами и потер подбородок. – Я имею ввиду Одина, даже ему не ведомо, где сейчас артефакт и как я вообще умудрился его потерять.

– Ну это ж не ключи от драккара, в самом то деле! – хмыкнул Мидас и оба вновь рассмеялись. – А если серьезно, мне это все не нравится.

– Ты о чем? – не понял Карн. – О Сердце?

– Да обо всем, – Мидас аж прикусил губу от напряжения, в его ауре парень прочел смесь злобы и непонимания. – Понимаешь, я тоже не помню этого момента. Помню, как шел за тобой. Долго шел, пользовался разрывами, что ты не думая оставлял за собой, переходя из реальности в реальность. А потом – раз! – и уже здесь, валяюсь нагой у рунического камня.

– Прям нагой? – Карн вздернул брови, но из-за повязки на глазах Мидас не заметил этого движения.

– Тебя только это удивляет, парень?! – Мидас демонстративно распалялся. – Я – бог. Ты – вообще не пойми что. И у обоих из памяти стерся один короткий эпизод. К которому даже Один доступа не имеет. Ты как это расцениваешь?

– Как полную задницу, – согласился Карн, опустив голову. Лошадь Мидаса ускорила шаг и его собственная кобылка последовала ее примеру. Они были сцеплены вместе кожаным ремнем, ведь хотя парень и получил новое зрение, его физическая слепота накладывала немало ограничений. Например, он не различал дорогу и не могу вести лошадь ровно.

Строго говоря, он и силуэт человека определял достаточно условно, потому как ауры, что он видел, были иллюзорными нестабильными образованиями. Играющие блики, цветастые пятна, не более. И это пугало, когда он думал, что будет, если дело дойдет до схватки. Его рефлексы при нем, реакция и скорость тоже никуда не делить. Но он ведь даже взмаха меча не заметит!

– В общем, на данный момент нет смысла не зацикливаться на этой проблеме, – проговорил Карн, отбрасывая гнетущие мысли. – Собственно, именно это мне посоветовал Всеотец. Не знаю, может он сам отправился на поиски Сердца.

– Это единственный из богов, чьи пути воистину неисповедимы, – ответил Мидас, ужасая прозвучавшей из его уст двусмысленности. – Но ты прав. У нас есть цель и мы можем ее достичь, даже без Сердца Хрунгнира. Я то в силе!

– Мне то не ври, – отрезал Карн. Он пока много не понимал, но уже мог прочесть некоторые области ауры Мидаса. – Ты и вполовину не так силен, как тогда, в Гелиополисе.

– Но также умен и хитер, – парировал фригийский царь, ускоряя замедлившуюся лошадь, легонько ткнув ее пятками в бока.

– То есть недалек и прямолинеен, – заключил Карн, доставая из переметной сумки немного вяленого мяса. Он поделился едой с древним богом и дальше они ехали молча до самого Ист-Хейвена, где им довольно быстро удалось найти подходящий корабль. Так началось их путешествие к Арконе и первый виток по Спирали Дискордии.