Глава 2. Откровение

То было время огня и крови.

Аудун спрыгнул на доски пирса одним из первых. Он рванулся вперед, низко пригнувшись и разведя руки в стороны, в правой был зажат клинок Велунда, в левой – длинный и широкий скрамасакс. Рядом, не отстающий ни наш Регин, выставил перед собой круглый щит и обнажил клинок, держа его чуть сзади параллельно земле, чтобы противник не видел направление выпада.

Сразу за ними бежал Лейв. Плотно сжатые ладони шаман держал перед грудью, меж его пальцев таился заклинательный порошок, что по воле эриля в миг обернется потоком неудержимого пламени или неистовым вихрем, способным перемолоть кости в невесомую труху.

Слева от него бесшумной тенью двигался Гуннар. Полуторный клинок покоился на правом плече воина, длинную рукоять ульфхеднар сжимал обеими руками. За ним Асвейг на бегу посылала стрелы в сторону наспех организованной обороны.

Шесть с половиной сотен отменных нордманских вояк, включая данов и свеев из отряда наемников, загремели по доскам за их спинами. Некоторые закричали, сраженные меткими стрелами защитников Арброта, но большинство успело прикрыться щитами, образовав черепаху. Ему не нужно было раздавать команды, каждый из воинов знал свое место и свою задачу.

По другую сторону неширокой площади, отделявшей пристань от первой линии обороны, на каменистом возвышении застыл Белен. В его мозолистых ладонях ждали своего часа боевые секиры на длинных древках с узкими смертоносными клювами. Перед собой парень видел человека, который пришел, чтобы убить его, и ярость, пришедшая будто из ниоткуда, заполняла сердце до краев. Он притен и выполнит свой долг, защитив землю предков, пусть хоть сама Домна выведет против них свое воинство мертвецов.

Огмиос, замерший по правую руку от него, выставил вперед щит и уже поймал на него несколько вражеских стрел. Наконечник копья, зажатого в правой руке, отливал багрянцем, будто фокусировал в себе разгоравшийся гнев королевского экзактатора. Рядом с ним стоял Ансгар. Наемник закинул двуручную секиру на плечо и, подбоченившись, смотрел на подступающих фоморов. На его лице играла плотоядная улыбка, но Белен знал, что непринужденная поза – лишь иллюзия, Ангсар рассечет надвое первого же врага быстрее, чем тот подойдет на расстояние клинча.

Сирона уже давно уверенно опустошала колчан, ее прикрывал Беда с традиционным притенским щитом. Пальцы его правой руки сложились в атакующий огам, готовый сфокусировать энергию шамана в смертоносный импульс, с равным успехом разрывавший каленую сталь и трепещущую плоть.

Коннстантин, Гволкхмэй и Олан стояли чуть позади. Все трое отдавали резкие лающие распоряжения, – Коннстантин командовал основной частью дружины, король Арброта, уступив роль военачальника своему вождю, отдавал приказы лучникам, корректируя их огонь. Олан рассылал своих друидов, которые должны были оказывать поддержку в критических точках оборонительной линии.

Вселенная замерла. Два войска затаили дыхание, до рукопашной оставалось не больше одного удара бешено колотящегося сердца. Факелы и жаровни прекратили трепетать на холодном северном ветру, а редкие снежинки, сыпавшие весь вечер, будто иссякли. Даже шум прибоя затих на это короткое мгновение, навеки изменившее судьбу двух миров.

А потом раздался сокрушительный громовой раскат и бездна небес прорвалась на землю ледяными струями неистового ливня. Клинки и секиры нордманов столкнулись с клинками и секирами притенов и снопы раскаленных добела искр брызнули в стороны, ослепляя менее опытных, а ветеранам давая шанс нанести удар, что отделит душу от тела.

Баррикады сдержали первый натиск. Притены сомкнули круглые щиты, уперлись в них коленями и плечами. Из второго ряда поверх окованных сталью и обитых кожей кромок вырывались смертоносные острия боевых копий, а сверху вместе с бичами хлещущего дождя раз за разом опускались тяжелые двуручные секиры. Но воины с другого берега Северного моря не откатились назад, они тоже сомкнули ряды и заскрежетали стальными умбонами щитов о непробиваемый строй защитников Арброта. У них тоже были копья и двуручные секиры, их тоже прикрывали лучники.

Несколько тягучих мгновений линия фронта сохраняла равновесие, но притенов было слишком мало, чтобы образовать плотный строй вдоль всей пристани. Когда их начали продавливать, Коннстантин скомандовал отступление и его воины, не размыкая щитов и ни на миг не переставая колотить и рубить врага закаленной сталью, медленно двинулись к загодя подготовленными позициям меж городских построек.

А в небе над полем битвы, испаряя полосы дождя, рванулись друг к другу черные тени. Огромные вороны, сотканные из дыма и гнева, бросились на благородных беркутов, чьи иллюзорные тела источали зловещее темно-синее свечение. Существа с перепончатыми крыльями, безглазые, но зато с огромными крокодильими пастями, рванулись к аморфным созданиями, что напоминали скорее медуз, нежели чудесных мифических птиц северного фольклора.

Схватка в небесах по своей ярости не уступала бойне, что разворачивалась на земле. И пусть тут не лилась кровь, но здесь тоже отнимали жизни, в том числе у тех, кого людская молва почитала бессмертными. Когти, бритвенно-острые кромки крыльев, акульи клыки и крючковатые лапы – все шло в ход. А еще выше, в непроглядном мареве черных туч, лавируя меж неустанно бьющими молниями, в смертельном бою сошлись крылатые исполины, которых здесь не видели уже много веков. То были драконы. Черные, белые, инеистые, цвета льда и моря – все, кто устал дремать в морской пучине, во глубине горных массивов, в чащах непроходимых лесов.

Драконы в отличие от колдовских птиц были из плоти и крови. Они рвали друг друга на куски острыми когтями, на каждый из которых можно было без труда насадить взрослого мужчину. Они изрыгали клубы алого и черного пламени, плевались кислотой и веществами, которые смертные не смогут классифицировать еще тысячи лет. Они проливали кровь, настоящую багровую кровь, которая, увлекаемая неумолимой гравитацией, падала на шлемы и кольчуги воинов внизу, прожигая их насквозь.

Но не только земля и небо обратились кровавым ристалищем в эту ночь. Море у пристани Арброта вздыбилось черными волнами, что величиной превосходили нордманские драккары. Да только то были не волны, а спины морских змеев – стурвурмов, призванных колдовством Беды, и йормснеков, которые подчинились воле Лейва, вызнавшего секреты старого эриля Фроуда, едва не убившего Аудуна под Ставангером.

Бурлящая пелена моря окрасилась кровью – алой, белой и боги ведают какой еще. Прибой выбрасывал на пристань вместе с пеной оторванные, но еще шевелящиеся щупальца размером с рыбацкую лодку, куски бронированных пластин и чавкающее мясо, от которого тут же распространялся удушливый смрад. Твари, выползшие прямиком из ночных кошмаров, созданные жестокой волей и черным колдовством, выдающимися генетиками и селекционерами далекого прошлого, умерщвляли друг друга. Ради смертных.

Но все это не имело значения для Аудуна.

В тот момент, когда два строя сошлись, он отступил назад, пропуская Регина перед собой. Как бы он ни желал смерти всем, кто встал у него на пути, как бы ни хотел первым пролить кровь в эту ночь, бывалый воин отлично понимал – боец с клинком и скрамасаксом, зажатый меж двух щитовых линий, обречен. Что ж, его время еще придет.

Аудун несколько раз взмахнул мечом над шлемом Регина, сбивая в сторону назойливые копья и двуручные секиры. Тянулись секунды ожидания, на протяжении которых он, не отрываясь, смотрел на воина, что стоял на возвышении за строем вражеских щитов. Этот человек, этот предатель и лжец должен умереть этой ночью. Он должен умереть прямо сейчас!

Строй нордманов качнулся вперед, защитники города попятились. Аудун знал, что произойдет дальше, – они отойдут к узким улочкам за пристанью, где численное превосходство нападавших не будет играть решающего значения в краткосрочной перспективе. Разумеется, никто из них не доживет до утра, – они должны это понимать. Но, отступив ко второй линии баррикад, они выкупят у вторженцев еще полсотни жизней, а может и больше.

Аудун уже видел такое. В ущелье при Фермопилах. Тогда у него было другое имя, но глаза – те же. И эти глаза видели все – немногочисленных гордецов ждала смерть, а их земли – разорение.

Воспоминания улетучились прочь, как только он понял, что его воины до сих пор не разорвали вражеский строй, ибо оказалось, что защитники несчастного города – на удивление умелые воины. Сам конунг и его лучшие бойцы находились в центре атакующего фронта, Ульв и Эйвинд бились на правом фланге, на левом Аксель вел в бой своих берсерков. Всех, кроме одного.

Аудун положил руку на плечо Регина, который изо всех сил пытался протаранить своим щитом строй притенов, не забывая время от времени наносить колющие удары, едва противник давал ему такую возможность. Бог мщения дернул плечом, показав, что все понял.

Предводитель войска нордманов обернулся и кивнул рослому мускулистому воину, на котором не было доспеха. Его звали Вестмар, в обеих руках он сжимал по длинному клинку, которые в его медвежьих лапах казались детскими игрушками. Вестмар оскалился и сделал два шага назад. Аудун хорошо помнил его еще со штурма Арендала, это неистовый и преданный воин. Но такова война – наутро о нем будут говорить уже в прошедшем времени.

Берсерк зарычал, перекрывая белый шум дождя и грохочущий треск непрестанно сверкающих молний. Он рванулся вперед, оставляя глубокие рытвины в земле после каждого шага. Аудун отскочил в сторону, то же сделал Регин. Воины врага не успели понять, что происходит, не успели воспользоваться образовавшейся брешью в строю атакующих, потому что из этой бреши, взлетев в воздух подобно демону из древних легенд, вырвался Вестмар. Берсерк широко раскинул руки и рухнул на щиты оборонительного строя.

Аудун не успел заметить, убил ли кого-то этот славный воин, но его собственная смерть была быстрой. Два клинка пробили ему грудь, короткая секира разорвала шею, копье вошло в глазницу и показало свое окровавленное жало, выйдя из затылка. Одновременно огромный двуручный топор перерубил ему позвоночник ровно между лопаток, войдя в мускулистую плоть с противным хрустом.

Каждый из воинов, нанесших Вестмару смертельную рану, затратил мгновение на удар. Еще одно мгновение потребовалось каждому из них, чтобы отвести руку для следующей атаки. Итого – два бесценных мгновения, использовав которые, умелый тактик может решить исход битвы. Аудун был умелым тактиком.

Еще до гибели Вестмара, он прыгнул ему на спину и, оттолкнувшись от могучего тела, повисшего на вражеских щитах, перепрыгнул строй обороняющихся. Почти одновременно с ним это сделал Гуннар, беловолосый по своему обыкновению не надел ни кольчуги, ни шлема. Приземлившись на ноги, конунг ввинтился во вторую линию обороны, нанося молниеносные удары по всем векторам. Гуннар поддержал его, прикрывая слева, где из-за небольшой длины скрамасакса Аудун терял преимущество в дистанции.

За их спинами один из обороняющихся что-то пролаял, видимо – то была команда удерживать строй, несмотря на прорыв. Какая-то отдаленная часть сознания Аудуна отметила справедливость этого решения. Бойцы, на чьих щитах повис уже почивший Вестмар, разошлись в стороны, сбрасывая тело, и это была их вторая критическая ошибка за эту ночь. В образовавшийся проем тут же влетел Регин. С правого фланга его прикрыл Лейв, с неистовым криком выплеснувший в обороняющихся струю золотистого пламени.

Асвейг не рискнула двинуться за ними, ибо щитовики врага уже смыкали строй за спинами прорвавшихся. Лучница решила дождаться следующего прорыва, и отскочила назад, чтобы с безопасного расстояния прикрывать боевых братьев.

Аудун отвел сильный, но не слишком быстрый удар одноручной секиры и полоснул врага по запястью скрамасаксом, чтобы спустя мгновение сблизиться с ним и резким ударом боевого ножа пробить его грудь вместе с кольчугой. Он развернулся, бросая тело погибшего под ноги подбегающим воинам. Ударил мечом наотмашь, сместился в сторону, уходя от ответной атаки и с удивлением отметил, что клинки нормаднов по форме почти не отличаются от клинков обороняющихся.

Рядом Гуннар закрутил восьмерку, отгоняя от себя двух мечников, сделал ложный удар по верхней полусфере, затем резко сменил угол атаки и неуловимым движением отсек ближайшему врагу ногу пониже колена. Пока тот с криком неуклюже заваливался на бок, беловолосый блокировал атаку его товарища, свел его меч к перекрестью собственного клинка и шагнул к нему. Он ударил врага, где-то потерявшего свой шлем, лбом в нос, ломая мелкие податливые кости, а затем, отступив, нанес широкий удар в горизонтальной плоскости, распарывая молодому воину неприкрытую шею.

Прежде, чем труп погибшего завалился на землю, к Гуннару подскочили Регин и Лейв. Бог мщения атаковал набегающего воина в лицо, тот ушел в сторону, но напоролся на кромку щита, подкинутую вверх. Регин зарубил оглушенного врага, вскрыв его от плеча до бедра. Рядом Лейв проорал заклинание, выбрасывая перед собой руку с колдовской смесью, и воин, застывший перед ним с занесенной для удара рукой, на глазах покрылся инеем, замерзая насмерть в считанные мгновения.

Они пробивались вперед, сея вокруг огонь холодной ярости, который жадно вбирал в себя чужую кровь и никак не мог насытиться ею. Над их плечами и головами в сторону врагов летели стрелы и по тому, как каждый из юрких стальных наконечников отыскивал малейшие слабости в доспехах обороняющихся, Аудун понял, что их прикрывает Асвейг.

Грозовые небеса в очередной раз вспорол неистовый вопль «Тилль Вальхалл!» и строй мужественных защитников наконец дрогнул. По обоим флангам притены успели отступить к городским строениям, заняв подготовленные позиции, но по центру творился хаос. Однако здесь бойцов в широких черных плащах и зловещих шлемах с полумасками, что с ревом обгоняли Аудуна, стремясь доказать вождю свое воинское мастерство, ждала другая опасность. Словно волна за волной они набегали на скалистый уступ и подобно прибою разбивались о него. Ибо на том уступе стоял Белен и его боевые братья.

Он не отрывал взора от человека с медовыми глазами, но это не мешало ему видеть картину боя и принимать в нем самое деятельное участие. К этому моменту Коннстантин ушел командовать на правый фланг, а его помощник Финн бросился назад, где Гволкхмэй стоял с резервным отрядом как раз на тот случай, если притены не сумеют сдержать врага на одном из направлений. Парню тоже следовало отступить, но медовоглазый притягивал его, словно магнит.

Поэтому Белен с криком «За предков и короля!» рванулся вперед, спрыгивая к подножию скалистой возвышенности. Первым же ударом он сразил одного из нападавших, вбив узкое лезвие боевой секиры в его прикрытый шлемом череп. Шлем не выдержал, череп тоже. Белен с рыком вырвал оружие из оседающего тела и отступил назад, упираясь спиной в холодный и мокрый камень, чтобы пропустить перед собой смертоносное лезвие двуручной секиры. Где-то на задворках сознания он отметил, что оружие нападавших едва ли отличается от того, которым орудовали его воины. Да и стиль боя был схож, но сейчас едва ли имело смысл фокусироваться на подобных замечаниях.

Он ударил атакующего воина секирой в руку, тот сжал зубы, но не закричал, а еще через мгновение его рот все же открылся и из него выплеснулось отвратительное бульканье, когда вторая секира Белена, описав короткую дугу снизу вверх, вонзилась в его челюсть, предварительно распоров гортань. Он сместился в сторону от атаки следующего воина, но не успел убить его – нападавший рухнул на землю, инстинктивно схватившись за древко стрелы, торчавшей у него из груди.

Рядом возник Ансгар и его двуручная секира разворотила грудь рослому воину, с криком бросившемуся на него. Ансгар захохотал, отскочил в сторону, ловко уходя от вражеского клинка, поднял секиру, ткнул ею противника в грудь, а потом без замаха ударил его в плечо. Учитывая звериную мощь Ансгара и невероятный вес его секиры, замах требовался ему далеко не всегда. Вторженец в черном плаще схватился за рассеченную ключицу и отступил назад, где его нагнала стрела Сироны.

Огмиос бился справа от Белена, прикрывая Беду, который в очередной раз выбрасывал перед собой руку с пальцами, переплетенными в священный огам. Слово древнего, забытого языка сорвалось с его губ, а с кончиков пальцев ударил поток ветра. Ветер лизнул ближайшего воина по груди, тот остался стоять без каких-либо внешних повреждений, а потом неуклюже рухнул на бок, потому что все его внутренности были перемолоты осколками раздробленных костей.

Белен застыл на острие спонтанно сформированного клина под каменистой возвышенностью, с которой Сирона, припав на одно колено, без перерыва посылала в нападавших свои смертоносные стелы, и каждая из этих стрел отнимала чью-то жизнь. Они бились так, как не бились даже герои древности, ибо им некуда было отступать. Нужно было продержаться, пока Гволкхмэй не придет с подкреплением, и уже тогда с поддержкой короля Арброта они отступят к баррикадам в глубине неширокой улицы, что пролегала между хмельным залом и казармой.