«Забываю и вновь неизбежно…»

Забываю и вновь неизбежно,

Вспомнив все, я шепчу – ты моя.

Теплый ветер ребячески нежно

Тормошит под окном тополя.

Говорю я: «Приляг, ты устала…»

Успокоился ветер во сне,

И подкралася ночь и упала

Занавескою темной в окне.

…А кому говорю я? Милой?..

Никого со мной рядом нет…

Только ночь, проходящая мимо,

И осенний неяркий рассвет.

Помнишь, вместе с тобою мечтали?

Тихо падает, падает лист…

То ль мы счастья не досчитались,

То ль еще почему разошлись…

Есть бессмысленность в легкой удаче,

Но ее нелегко отдают.

Может быть, по ночам я плачу,

Только вида не подаю.

Ты ушла… Это понял по взглядам.

Ты к другому ушла – не виню.

Лишь не сравнивай нас – не надо.

Я тебя ни с одной не сравню.

Матросу дальнего плавания

Если пиво недопито,

Если песня недопета, –

Сразу вдруг оборвалась,

Значит, парню не до пива,

Значит, парню не до песни,

Значит, парень целый месяц

Не смыкал усталых глаз.

Он не слушает рассказы,

Он забыл свою фамилью,

Все твердит чужое имя

И почти совсем не пьян.

О голубке сероглазой,

Не поделенной двоими,

Ночью песенки у моря

Тихим голосом поет.

И, слегка ссутулив спину,

Он потом пойдет по взморью –

Слезы вырвутся (и пусть же –

Ты свои побереги!).

Этой ночью, длинной, длинной,

Словно скованные грустью,

Словно скованные горем,

Слышатся его шаги.

Глубоко вздыхает море

И целует в самом устье

Губы пламенной реки.

«Не грусти… и, пожалуйста, вытри глаза…»

Не грусти… и, пожалуйста, вытри глаза,

А не то скоро сам я заплачу.

Может быть, я уже не вернуся назад,

А ты думай – поехал на дачу.

А ты думай что хочешь, но только поверь,

Как сейчас в это сам я поверил.

Если встретится смерть, – то я встречу смерть,

Но скажу: вы ошиблися дверью.

А как кончится срок – я явлюсь на порог,

Постучу в голубое окно.

Ты мне с яблоками испечешь пирог,

И мы выпьем за жизнь вино.

Загорится луны голубая свеча,

И до звезд свою песню заброшу я.

Будет летняя ночь нас с тобою венчать,

Дорогая моя… Хорошая.

Дни как птицы, как быстрые птицы летят,

Ты лови их, они улетают…

Ну, прощай, а то в доме давно уже спят,

До свиданья, родная… Светает…

«Нету глаз твоих бездонней…»

Нету глаз твоих бездонней,

Черноокая,

Теплоту твоих ладоней

Унесу, далекая,

Как в Москве, так на границе

Все года

Ты, наверно, будешь сниться,

Как всегда.

Мне запомнилась навеки

Робкая слеза…

Подними скорее веки,

Покажи глаза.

Нету глаз твоих бездонней,

Черноокая,

Теплоту твоих ладоней

Унесу далеко я.

Ночь московская

Вижу в тучах кривые рога я.

Лунный свет будто соткан из льна.

Что не спится тебе, дорогая?

Может, ты, дорогая, больна?

Знаешь, сядем давай, как в детстве,

У раскрытого в полночь окна.

Посмотри на луну – сколько действий

Совершает сегодня она.

Она рвет поседевшие тучи

И над крышей крадется, как вор.

Вон теперь сквозь деревья и сучья

Ткет узор из теней. Каково?

Наша улица спит, как ребенок,

Разметавшись… лишь вдалеке

Паровозы гудят спросонок

На крикливом своем языке.

Только ветры двух полушарий

Ходят около наших границ.

Им от войн уже некуда деться,

А дозоры не пустят их к нам.

Хорошо нам с тобой,

Как в детстве,

У раскрытого в полночь окна.

Город спит, только крепкие соки

Бродят в дереве. Пахнет сирень,

Только где-то, на Дальнем Востоке,

Еще ходит по улицам день.

Только, может, у нас в деревне

Пляс гармоник и дробен, и част.

Только с башни Кремлевской древней

Падает третий час.

Да заснувшую Красную площадь

Будит медленный шаг постовых.

Только алое знамя полощет

Ветер Родины, ветер Москвы.

На Востоке рассветные краски

Превращают тень ночи в туман.

Только сны, только сонные сказки

Приходили сегодня в дома.

А за ними шли звери и ветер,

Королевич, не в меру смешлив,

Но, как только заснули дети,

Сказки тотчас из дома ушли.

Будет вечер, и вымысел древний

Оживет, зажурчит, как вода,

И заплачет опять царевна,

Не смеявшаяся никогда.

Глядь – Иванушка уж под окошком,

Не видавшая в жизни потех,

Тут царевна как топнет ножкой

И рассыплет серебряный смех.

А колдун десять царствий кряду

Пролетит, повернувши кольцо,

И снесет опять курочка ряба

Золотое свое яйцо.

Эта небыль, войдя без стука, –

Слаще яблок, варенья и слив.

Будет долго детей баюкать,

До последнего дня земли.

Утро, полное солнца и мая,

Призывает работать и жить.

Оголтело летят трамваи,

Оголтело летят стрижи.

Протекают людские потоки –

Нашей Родины верная мощь…

А где-то, на Дальнем Востоке,

Начинается тихая ночь.

«Пахло невысохшим сеном…»

Пахло невысохшим сеном.

В озере пламя заката.

Ласточка в небе висела

И сразу пропала куда-то.

Навек мы простились у речки,

Дала ты на память платок.

Плакали долго кузнечики

Где-то у края дорог.

Где бы теперь только ни был,

В дальней бескрайности верст,

Кажется мне, что в небе

Ласточки вместо звезд.

Сколько их встретил, крылатых,

Я на своем пути.

И по платку, что дала ты

При расставанье когда-то,

Ласточек стая летит.

Песенка

Н. Ф.

Я от счастья сегодня шатаюсь,

В молодую кидаюсь траву.

Я все ветры к себе приглашаю,

Все любимое в гости зову.

И все ветры ко мне приходят,

И весна у окошка стоит,

И все звезды в ночном небосводе,

Будто лучшие взгляды твои.

Как ребенок, сегодня я верю

В то, что синий рассвет, и зарю,

И все ветры, летящие в двери,

Я на память тебе подарю.

Чтоб ты в платье зари одевалась,

Чтобы звезды светились в глазах,

Чтобы ночь темной лентой осталась

В твоих светлых, как лен, волосах.

Чтоб такою, как ты, по планете

Был бы свет ослепительно-бел,

Молодой замечательный ветер

Уступал бы дорогу тебе.

Старик

Уже мимозы продают на перекрестках,

Разносит ветер птиц весенний крик.

И на Тверской бульвар, к газетному киоску,

Приходит в полдень сгорбленный старик.

Глаза сощурив, смотрит он на солнце.

Он просветлел. Улыбка в бороде,

Он позабыл про тяжесть всех бессонниц,

Про боль в спине… Старик помолодел.

Аэроплан над ним.

Быть может, внучка Маша

Куда-нибудь направилась в полет…

И он рукой приветно в небо машет,

Пока не исчезает самолет.

Тут площадь оглашается звонками.

И, разрезая гомон, шум и крик,

Кто знает, не его ль построенный руками

Идет трамвай? Блаженствует старик.

Еще бы… Жизнь не просто пролетела.

Она осталась в созданных вещах.

Старик идет, встряхнув больное тело,

Но девяносто лет остались на плечах.

Мальчишки с крыши запустили змея.

Старик идет на площадь, но постой…

И он отсчитывает семьдесят копеек:

Берет мимозу дочери на стол.

Он видит, как проходит вереницей

Отряд ребят с горнистом впереди.

Его лицо надолго прояснится,

Он даже песенку тихонько прогудит.

Пусть где-то ночь,

Ломота в пояснице,

Тупая боль в ввалившейся груди…

Весенний гам в Москву приносят птицы.

Москва живет,

Работает,

Гудит.

«Тучи на небе грузны и тучны…»

Тучи на небе грузны и тучны.

Дождику поутру литься.

Тихо… И только в часах ручных

Время едва шевелится.

В тучах заметил кривые рога я,

Месяц свой выставил лоб.

Знаешь, что мне, дорогая,

В голову вдруг пришло?

Помнишь, под охи и ахи,

Вздохи пурги за окном

Шагом таинственным страхи

Наш посещали дом.

Сказок седых герои

Вдруг приходили к нам.

Тихой, ночной порою

Страшно сидеть у окна.

Это отчетливо помнят

Люди до старческих дней:

Будто бы нет уже комнат,

Ты на озерном дне.

Сверху откуда-то льется

Манящий свет денной,

А над тобой смеется

Пляшущий водяной.

Ведьма косматая в ступе

Мчится, зубами скрипя,

Кажется, что наступит

Сам сатана на тебя.

Стулья проходят по лестнице,

Топая сотнею ножек.

Ночь одинокого месяца

Целит отточенный ножик.

Стекла оконные лижет

Просто кошмарный гном…

Сядь, дорогая, поближе

И занавесь окно…

Сядь, дорогая, поближе

И занавесь окно.

«Теперь на родине, я знаю это точно…»

Теперь на родине, я знаю это точно,

На землю черствую дожди упали ниц.

На крышах и на трубах водосточных

Расселись стаи галок и синиц.

Сошлись подруги к Старостиной Кате,

Толпятся вкруг стола, уселись на окне.

Грызут орехи, вышивают платья.

А Катя (чем я плох?) рубашку, может, мне.

Дожди идут, и вечер ближе, ближе.

И улицу завешивает тьма.

Промозглый ветер стекла окон лижет

И натыкается на спящие дома.

Не спит земля, раскинувшись широко,

Над нею юноши крылатые летят…

От Сестрорецка до Владивостока

В такую ночь все девушки не спят.

«Ты на память оставила клетчатый…»

Ты на память оставила клетчатый

От цветастого шарфа лоскут…

Ах, куда же девать человечью,

Непонятную эту тоску?

Холодны, признаюсь, без тебя вечера.

Ходит ветер околицей, стонет…

Ты забыла, что было вчера,

Пусть же прошлое тонет…

Тоня… Я брошу по ветру озябший лоскут

Твоего полушалка брусничного.

А ветер, как листья, швырнет тоску,

Листья из дела личного.

Они полетят на широком ветру,

Закружат бесформенный вальс.

Но ты их найдешь как-нибудь поутру

Там, где с тобой целовались.

«Ты по улице не раз тут…»

Ты по улице не раз тут

Проходила среди дня.

Отчего не скажешь – здравствуй,

И не взглянешь на меня?

Для тебя надел я новый,

Неодеванный еще,

Синий, с крапинкой лиловой,

Для тебя, для чернобровой,

Самый модный пиджачок.

Вспомни, Любушка-Любуся,

Чудо – небо в синих бусах,

Чудо – ленты в косах русых,

Подходи, целуй, любуйся!

Целовала – мало, мало!

Обнимала – мало, мало!

Все мне мало, мало было –

Я же знаю, что любила!

Неужели позабыла?

Ты по улице не раз тут

Проходила среди дня.

Отчего не скажешь – здравствуй,

И не взглянешь на меня?

«Я уйду, как пришел, незамеченным…»

Я уйду, как пришел, незамеченным,

Затеряюсь в широких ветрах,

Отдыхая с улыбчивым вечером

На коленях нескошенных трав.

И не будет беседы… Скучая,

Буду думать, траву теребя,

О стакане остывшего чая,

Недопитом вчера у тебя.

И, в щеках ощущая горенье,

Не сдержу очумелую кровь.

Возвращусь, чтобы с веткой сирени

Бросить в руки твои – любовь.

Чтобы в теплых твоих ладонях

Удержалась она, тепла…

…Так ребята берут гармони,

Чтобы песня у них поплыла.

Не могу я уйти незамеченным,

Я хочу, чтоб, теряясь в ветрах,

Шли мы вместе улыбчивым вечером

По коврам замечательных трав.