Из сборника «Карантинные дни»

     * * *

В лентах везде советуют

Не выходить из комнаты.

Бродский, твердят, безумных-де

Рекомендаций не даст.

Плохо на этом свете, мол:

Даже если обдолбан ты,

Радость извне – бездумная,

Создана

          не для нас.

Не выходи, не мучайся

Страшными ожиданьями,

Пусть там вовне беснуются –

Это не для тебя.

Трепет души трясущейся

Пусть подтолкнёт сознание

Не выходить на улицу,

Ходить, если что,

                    под себя.

Если зажат вероломно ты

Страхом коронавируса,

То уж тогда тем более

До окончания дней

Не выходи из комнаты,

Не шевелись, не двигайся,

Не расставайся с болями:

Только лишь –

                    home stay.

Пир во время COVID

Мы затарим закрома,

Так сказать, на вырост.

Вроде нынче не чума,

А короновирус.

Будем водкой и вином

Чаще спиртоваться,

Застращаем чесноком

COVID-19.

Пандемия или нет,

Нам какое дело.

Наливай бокал, май френд,

Упивайся смело.

Будем весело встречать

COVID-19,

До беспамятства плясать,

Петь и развлекаться.

Гречку и бумагу для

Туалетной блажи

Запасали мы не зря,

Бьясь на распродаже.

День за днём, из года в год

Будем развлекаться.

Ну, а там, глядишь, придёт

COVID уже 20.

     * * *

Стоит разумными быть и сражаться

     За правое дело.

Будьте готовы к COVID-19,

     Остерегайтесь подделок!

Дальше дивана нам точно не нужно

     В злой мир удаляться.

Сим победим с вами дружно

     COVID-19.

Обсервация

Даже если весь мир скарантинился,

     Если он опустел и замер,

Мы сумеем ему воспротивиться,

     Перестроить его сами.

Будет больше тепла и сочувствия,

     Обсервация тишиною.

Мне достаточно просто присутствия

     Твоего – рядом со мною.

     * * *

Расписанье прибытий к Арарату

                                                  Ковчегов Ноевых

Подготовлено загодя

                              на многие тысячи лет.

И не ждите –

               придёт наводнение очередное, вы

Начинайте готовиться,

                                     ибо –

                                          спасения нет.

Как всегда – в сорок дней

                                          и ночей

                                                  мир умножится водами,

Унося помышления даже –

                                        развращённых и злобных сердец.

Ожидайте,

          вам будут ниспосланы знаки,

                                                       намёки невзгодами,

Чтоб вы знали,

               идёт настоящий и полный песец.

     * * *

Ситуация с вирусом

                              нынче такая –

Что мир может

                       в бездну

                              скатиться с горы.

А все ли

          умением обладают

Делать

          каменные топоры?

Нас кризис и вирус

                              с какашками

                                             сгложут,

С голодом

               явятся всадник

                                   и бледный его конь.

А много ль таких из вас

                                   кто добыть

                                             сможет

Без зажигалок и спичек

                                        огонь?

Чёрная тьма апокалипсиса

                                             разделит

Время

          на до и после,

                              как Гольфстрим океан.

Пойду-ка я срочно домой

                                     для топорных изделий

Искать подходящий

                              обсидиан.

     * * *

Медикам – низкий поклон!

Ангелы Гиппократа,

Вы сотворили заслон

Перед разверзнутым адом.

Долг выполняя свой,

Первые в зоне риска,

Каждый из вас – герой,

Все, как один – по списку.

Мужества торжество.

Миру не много надо:

Чтобы хранили его

Ангелы Гиппократа.

     * * *

Ваш офис пуст. Попрятались по норкам

Все хомячки, весь офисный планктон.

Ах, как же это больно, как же горько –

          Безофисный сезон.

На всех столах пылятся безделушки,

Подмигивает чей-то мутный фейс,

Нанесенный на монитор губнушкой.

          Пустынен опен-спейс.

Нос не тревожат запахи парфюма,

Не слышен кофе горячащий дух.

Все офисные бдения и думы

           Отправились на йух.

     * * *

Ночной певец, который якобы,

Простившись, должен улететь,

Пел на сосне, легко, по-всякому

Стараясь нам весну напеть.

Морозные поползновения

И ледяная тишина

Отнюдь не охлаждали рвения

Заливистого певуна.

Лети уже, укройся где-нибудь,

Я, твой наследник, допою.

Ночь холодна не по-весеннему,

Уйди на карантин, молю.

Горловский вальс

Этот Горловский вальс вскружи́т,

Разволнует и растревожит,

Потому что спокойною жизнь

В нашем городе быть не может.

Ты танцуешь легко, я один

«Раз, два, три» про себя повторяю.

Холодящее пение мин

И разрывы со счёта сбивают.

               Вальс, ах, вальс –

               Воплощение жизни и страсти.

               Вальс, вальс –

               Он синоним любви и счастья.

От дрожания стёкол шумна

Будет ночь, так что спать не хотим мы.

И танцуем, ведь вальс и война

Нынче в Горловке совместимы.

Может, больше не будет у нас

Ни возможности, ни досуга

Вытанцовывать Горловский вальс,

Ощущая тепло друг друга.

               Вальс, ах, вальс –

               Воплощение жизни и страсти.

               Вальс, вальс –

               Недозволенное счастье.

     * * *

Я рад, что мне порой не нужен

Комплект из алых парусов.

Когда мой флот и так загружен

До помрачения весов.

Комплект уже изрядно выцвел,

Уже не свеж, уже не ал.

С ним будет трудно покуситься

На Зурбаганский идеал.

Когда на рейд с пальбой и гамом

Мои дредноуты зайдут,

То впечатлительные дамы

От чувств щемящих не всплакнут.

Весь вздор романтики и встречи

Под бриз бодрящий, пунш и ром

Уйдут в небытие, и свечи

За ужином мы не зажжём.

Не будем алой парусиной

Ассолей местных завлекать.

Любви утехи, став рутиной,

Не могут вечно нас прельщать.

Damnatio memoriae (проклятие памяти)

Можем мы смотреть зачарованно

На чужие мероприятия,

Ведь подвергнуться форме «проклятия»,

Нашей «памяти» не уготовано.

Никакой Герострат не позарится

На кристаллик культурной наледи,

Что по нашей смерти останется

В пустоте человеческой памяти.

Мы такие себе – безликие,

И своими талантами – скромные.

Геростратов влекут великие

Артемидовы храмы огромные.

NB. Damnatio memoriae (с лат. – «проклятие памяти») – особая форма посмертного наказания, применявшаяся в Древнем Риме к государственным преступникам… Любые материальные свидетельства о существовании преступника – статуи, настенные и надгробные надписи, упоминания в законах и летописях – подлежали уничтожению, чтобы стереть память об умершем.

     * * *

Не знаю, прав или не прав ты,

Не буду я судить о том.

У нас есть много версий правды –

У всех своя. На том живём.

Очередной заезжий рыцарь

Возьмётся мельницы крушить

И будет биться, биться, биться,

Чтоб правду нам свою всучить.

А вот нужны ли нам старанья

И убеждения его,

Его сопливые стенанья,

Его слепое естество,

Его не нужные нам правды,

Его ненужная борьба?

Не знаю, прав или не прав ты,

И прав ли я? Права ль толпа?

     * * *

Иногда нам небесные тактики

Позволяют прочувствовать даль:

Вот сейчас вижу – яркой галактики

Разворачивается спираль:

За окном, на полнеба, огромная,

Ослепляющей красоты,

Многоцветная, бесподобная,

Вся как есть, до последней звезды.

Млечный путь – вроде тоже галактика,

Только видимая с торца.

Он в сравнение с этой, на практике –

Словно мутно-седая пыльца.

Часто нам – с городскою засветкою –

И его в небесах не видать,

Но сейчас есть возможность редкая –

Полноценную наблюдать.

Пусть почаще стратеги и тактики,

Возглавляющие небеса,

Кроме этой чудесной галактики

Мне даруют ещё чудеса.

Например, вид на дыры чёрные,

Столкновенья нейтронных звёзд,

На комет красоту проворную,

Утекающую в хвост.

Так понятна в мирах обесцвеченных

Наша тяга к прекрасному, чтоб

Мы имели возможность вечером

Нахаляву смотреть научпоп.

     * * *

Куда деваются ночные мотыльки,

Когда внезапно по какой-либо причине

Свет исчезает, улиц закутки

Во мрака погружаются пучину?

Вот только что под негой фонаря

Танцовщицы ночные веселились

В воздушных па, сияя и искря…

Но свет пропал, и вмиг плясуньи скрылись.

Исчезли разом в сумрачном нигде,

В чужой реальности утративших крылатость.

Но только не исчезла в темноте

Навеянная мотыльками радость.

     * * *

Всё не так, как прозвучало в стихах

     Впопыхах –

Оказалось, ты не любишь тлен,

     Гуинплен;

Говорили, ты улыбчив всегда.

     Таки да:

Рот рассечен твой почти до ушей,

     Хоть зашей.

Кем бы стал ты, если был бы пригож?

     Подытожь.

Вряд ли стал бы тем, кто есть.

     Вот где жесть.

     * * *

Есть обратная сущность луны,

Где попрятались наши бесы,

Что приходят сквозь нервные сны

В мозг поэтам и поэтессам.

Бесов тех не узришь по ночам,

Если бодрствуешь и томишься

Стихотворчеством, и лучам

Полнолицей луны дивишься.

Но лишь стоит глаза закрыть,

В зарифмованном подсознанье

Прорезается бесова прыть

Бесполезного самотерзанья.

Зуд желания совершенств

Заставляет стремиться вечно

К усилению ритмоволшебств,

К редактуре стиха бесконечной.

Душит глупый перфекционизм,

Неуверенность и сомненья…

И подзуживает модернизм

Спостмодерничать в стихотворенье.

Идеала в поэзии нет,

Даже Пушкин (и прочие Блоки),

Как простой затрапезный поэт,

Сочинял проходные строки.

Так чего уж тебе? Рифмуй

И любовь и морковку с кровью.

Не колеблясь, на бесов плюй,

Музу чти, ей желая здоровья.

Восхищайся яркой луной,

Наслаждаясь теми стихами,

Что она в симбиозе с тобой

Породила твоими руками.

На обратной её стороне,

Стороне нам, похоже, не дружной,

Бесы прячутся, чтоб во сне

Нас тревожить сомненьем натужным.

     * * *

Небесный купол сизо-блёклый

Прозрачно намекал на то, что

К нам вскоре дождь, июльский, тёплый,

Придёт ребёнком суматошным.

Как Фантомас в известном фильме

Являлся после объявленья,

Что он со всею камарильей

Нас посетит-де чрез мгновенье.

Природы явные намёки

Прямолинейно-безобидны.

Дождь не является с наскока,

Его приметы очевидны.

Как в том дешёвом сериале,

Где лишь взглянув на главгероя,

Вникаешь с самого начала,

Как далее сценарий скроен.

     * * *

Вы в курсе,

                 что все мы

                              дальние родственники –

Все ныне живущие

                         на нашей бренной Земле:

Люди и ёжики,

                    носороги,

                                улитки и слоники –

Седьмая вода

                    в общем популяционном киселе.

Трава и деревья, птицы,

                                   грибы и бактерии,

Рыбы и плесень,

                         и даже

                                 вредный жук-короед –

Все соактёры единой

                              эпохальной феерии,

Длящейся долго,

                         четыре миллиарда лет.

Вот разузнать бы

                         у прекрасной бабочки-сродницы,

Как научиться так же

                              изящно и ловко порхать,

Будучи гусеницей,

                         вырастать

                                   в прелестницу-модницу,

Лёгкостью и переливами крыльев

                                                       мир удивлять.

Вот бы занять

                    у секвойи и дуба –

                                         единоплеменников –

Умения жить,

                    набираючи мощь и рост

Тысячелетьями,

                    от времени

                                   Христа современников

До эпохи покорения

                              далёких-предалёких звёзд.

У таракана можно было бы

                                        научиться живучести,

У альбатросов –

                         тяге летать,

                                         за миром следя свысока.

Все хороши мы

                    своими уменьями,

                                             своею везучестью,

И все мы потомки

                         универсального предка – LUCA.

NB. LUCA (от английского last universal common ancestor) – последний универсальный общий предок – наиболее недавняя популяция организмов, от которой произошли все организмы, ныне живущие на Земле. LUCA является последним общим предком всей жизни на Земле. Не следует путать с первым живым организмом на Земле.

     * * *

Всему, что есть, начало есть,

Но всё, что есть, – исчезнет.

Кому-то будет смерть за честь,

А кто-то в ней воскреснет.

Коль есть начало, то конец,

Как не крутись, случится.

Пушистый северный песец

Ещё повеселится.

     * * *

Я догадываюсь, почему столь неспешно черепашее племя,

Почему они сонные, особенно на длинных дистанциях:

Потому что они отдыхают, ведь в рабочее время

Им приходится мир наш удерживать – на своих панцирях.

     * * *

День был шумным, ну, а вечер –

Самым тихим из всех тихих.

Затерялись где-то ветер,

Пылью в окна бьющий вихрь.

Два часа назад всего лишь

Здесь природа бушевала –

Бури рёв был зол и колющ,

Буря сосны загибала.

А теперь и тишь и благость –

Даже птиц пока не слышно.

Сбросив пар, природы ярость

Перебешенная вышла.

     * * *

В Зурбаган корабли с нежно-алыми, как летний закат, парусами

Регулярно заходят – примерно раз, а то и два раза в месяц.

Но Ассоли всё не заканчиваются – не заканчиваются веками,

Словно их не рожают, а по-быстрому из подножной глины месят.

Голубоглазые, юные, розовощёкие, яркие, светловолосые,

Сошедшие будто бы с одного заклинившего Барби-конвейера,

Инстаграмозависимые, гламурно-пустоголосые, –

Одинаковые, как лепесточки грошового китайского веера.

Артур Грэй и не думает больше о счастье безумной романтики,

Догулять бы скорей с очередною Ассолью как-нибудь вечер.

За три су нанимает Грэй трио пьяных шарманщиков

И надеется, что при них не столь будет бурною встреча.

Не должно быть Ассолей много – так сейчас Грэю кажется, –

Не должно быть и счастья много, вечного и безбрежного.

Не пора ль к покоренью Антарктики Грэю отважиться,

Чтоб от жаркого солнца любви удалиться в пустыни снежные.

     * * *

Коль хочешь стать пророком, скажи, что, мол, из космоса,

Добавь, что по рождению немножко Божий сын.

Ведь те, кто с детства самого пьёт воду из-под осмоса,

Тебе здесь не доверятся, ты здесь – не их акын.

Иль скажут, что пророкам-де не место в их отечестве,

Вот если б ты жил за́ морем, тогда расклад другой.

Они тут все «бохатые» – буржуи и купечество,

Борцы за всё хорошее. А ты-то кто такой?

     * * *

Где-то, где-то, где-то

Нервно курит Грета:

Ейный когнитивный диссонанс

Разрывает в Грете

Мысли о планете,

Создавая некий дисбаланс.

Нервно чешут писи

Чудики в Гринписе,

Вирус оказался их шустрей,

Тысячи комиссий

И десятки миссий

Без границ остались и врачей.

     * * *

Коты Наташу обступили,

Глазеют, спать ей не дают.

И по команде «три-четыре»,

Вполне возможно, нападут.

Они, как бешеный будильник,

Готовы вечно мявкатать

Про то, что бедный холодильник

Уже устал рассвета ждать;

Напомнят ей про чувство долга,

Про их пустые животы;

Про то, что вредно очень долго

Ей спать, когда не спят коты.

Наташа ж хитро в это время,

Глаза свои притворно сжав,

Решает: нужно в едком меме

Отобразить их каждый мяв.

Пусть разлетится по планете

Мем о котах настырных этих,

Что явно мудростью полны

Настоль, насколько голодны.

     * * *

Коль глубины глубин постиг,

Значит ё не моё.

А иначе – как пел «Пикник» –

     Зачем это всё?

Чист ручей, если чист родник,

Сладким будет питьё.

А иначе – как пел «Пикник» –

     Зачем это всё?

Может быть неприятным миг,

Но легко забытьё.

А иначе – как пел «Пикник» –

     Зачем это всё?

     * * *

Жизнь, как грейпфрутовый сок,

И сладка, и горька, и те́рпка –

И каждый её глоток

Удерживает крепко,

Напоминает мне, что

Ни болиголов, ни цикута

Нам не заменят восторг

От одного грейпфрута.

     * * *

Мы союзники с тобой – в общем,

Но соперники с тобой – в частностях.

Мы не ищем нечто большего в большем,

Мы находим чаще малое в разностях.

А большое, если лучше подумать нам,

Будто лего собирается с малостей.

Нужно чаще нам под Моцарта с Шуманом

Совершать разновеликие шалости.

     * * *

Перед грозой, во время оной

Природа радует собой

Поэта взор заворожённый

Надрывом, силой, красотой.

Находят тучи чёрным фронтом,

Раскаты дальние слышны,

От горизонта к горизонту

Гроза – посланница весны

Колотит молнией, и громом,

Кошмарит и глаза, и слух,

Несёт над лесом и над домом

Свои бабах, свои бубух.

Но всё – разряды прочь уходят,

И наступает тишина,

Которая стихами, вроде,

Не слишком уж освещена.

Скучны поэту тишь и благость,

Ему ненастья подавай:

Чтоб «буря мглою», чтобы в радость

Был буревестника раздрай.

А тут всего лишь послегрозье –

Затишье, свежесть и озон,

Им после молниевых гроздьев

Остался воздух заряжён.

Душой спокойствию внимая,

Сейчас на том себя ловлю,

Что не грозу в начале мая,

А послегрозие люблю.

     * * *

О чём мечтали мы,

Чего хотели люди?

Коль не было зимы,

То и весны не будет.

     * * *

Неужто написана повесть,

Где некто на зависть всем

На категорию «совесть»

Поставил свой знак ™?

     * * *

Облако, похожее на белого дракона,

Щерится огромной, но не злобливой пастью.

Просто улыбается радостно с небосклона

Одному ему видимому далёкому счастью.

Вальпургиева ночь

Гони виденья прочь,

Не напрягай свой взгляд.

В Вальпургиеву ночь

Отряды ведьм летят.

И слышен ступ и мё-

тел их свистящий гул

Жриц колдовских ремё-

сел жаждет Вельзевул.

Со всех, какие есть

На свете, Лысых гор

Услышим мы их песнь,

Их жуткий ведьмин хор.

Сегодня, кто строптив,

Тот будет пьян и наг.

У них корпоратив,

День ведьм и Баб Яг.

     * * *

Горловку тот – третьерейховый – евросоюз

От Железной балки до Каютово на востоке

Проходил шесть недель, он здесь просто загруз