Честь знать в любом случае бы пришлось, так как на следующий день они вместе собирались идти выкупать ту самую редкую японскую монету. Монету, которую Сёма всё-таки заложил: наступил момент, когда вся имеющаяся в наличии денежная масса «приказала долго жить». Тогда Семён, которому стало «море по колено», по старой дружбе предложил в залог свою драгоценную монету администратору бара в счёт их гулянки. К тому моменту они перешли от относительно дешёвых колбасок к непозволительной, но очень вкусной роскоши – разным свеженьким морепродуктам и сочненьким стейкам. Вспоминать – одно удовольствие, прямо мёд на душу…

Восход тайны

Проснулся Коля рано утром оттого, что было очень холодно снаружи и очень муторно внутри. Вокруг простиралась туманная дымка. И непонятно было, то ли она в глазах, то ли в реальности. Ужасно хотелось пить и было очень неудобно лежать. Всё тело затекло и представляло из себя сплошной синяк.

«Опять, блин горелый, кровать забыл расправить и даже не разделся. Вот ведь по-свински-то как… Зачем было так нажираться? Никогда в жизни больше не буду пить с Сёмой. Вообще больше в жизни пить не буду».

Наконец, всё же окончательно раскрыв глаза, Коля обнаружил себя лежащим под каким-то забором в непонятном месте. Что примечательно, он лежал действительно в одежде и на матрасе. Судя по запаху, на этом матрасе не один бомж успел переночевать. И хорошо, если только переночевать.

Рядом лежала большая собака редкой породы двортерьер. И с первого взгляда можно было сделать однозначный вывод, что эта собака была очень довольна сложившимся положением вещей. Она лежала с крайне довольной мордой и дышала, высунув язык, явно показывая, что ей очень нравится новый сосед по матрасу.

Чуть поодаль можно было обнаружить написанное на заборе неприличное словосочетание, относящееся к органам внутренних дел, а также сообщение о том, что Цапля – чмо. А по соседству – даже такой секретный факт, что Цой всё-таки жив. Хотя Коля до сего торжественного момента был уверен, что это должно относиться к Элвису. Но в таких щекотливых вопросах можно и ошибиться, особенно в таком состоянии.

«Вот ведь пипец, дожил, что называется, до ручки: бухаю, бомжую под забором… И сон дурацкий приснился. Ханы какие-то на лодках плывут, коней с собой на пирамиде везут… Японский император с серебряной монетой в баре сидит… Стена какая-то со схемами… Брррр… Надо вставать и домой топать. А то увидит кто знакомый, стыда потом не оберёшься. Вот сплетен среди местных бабок будет: Колько-интилихент – да под забором валяется».

Николай с трудом привстал и оглядел себя: «Так, что тут у нас. Руки все в земле, видать, полз куда-то или выкапывал что-то. Или закапывал. Хорошо, что ногти чудом оказались целыми. Собака, аууу! Может, ты знаешь, как я здесь очутился? Чего хвостом машешь, нет? Ну и хрен с ним. Не такая уж и загадка века. Как-нибудь сам разберусь».

Попытавшись сесть поудобнее, Николай ощутил крайний дискомфорт в правой, как он про себя выразился, «полужопице».

«Блин-компот, что это за булыжник у меня в заднем кармане лежит? Наверное, теперь синяк будет. Может это я его ночью и откапывал, чтобы по пьяни с этой собакой воевать? Из-за него все руки и одежда в грязи. Так, глянем, что к чему… О, нормально. Хорошо, что не глядя не выбросил. Интересная, оказывается, штучка. Хотелось бы знать, где я её в потёмках сумел отыскать? Или отобрал у кого-то? Нет, на меня это не похоже, да и руки в грязи. По-любому, откопал ночью».

В руке лежал небольшой, но довольно увесистый предмет сферической формы, весь покрытый странными надписями и значками непонятного содержания. Надписи были осязаемыми, как бы вдавленными, а сам предмет, можно даже назвать его талисманом, был очень тёплым и приятным на ощупь. Материал, из которого был изготовлен талисман, напоминал до блеска отшлифованный камень, но при прикосновении он был как бы бархатистым. Такое сочетание визуальных и тактильных ощущений казалось очень странным и непонятным.

«А каким ещё ему быть, холодным и скользким, что ли? Я ведь, между прочим, пролежал на нём целую ночь и грел своим теплом. А с остальным я потом, на светлую голову разберусь».

Приняв для собственного успокоения такую гипотезу, Коля ещё раз осмотрел и ощупал себя. Видимых синяков и ушибов он не обнаружил, и даже то место, которым он лежал на «камне», как ни странно, не болело.

«О’кей, значит, живём дальше. А к одежде это, случайно, не относится, может, и она чистой окажется?» – сказав себе это, он попытался встать и к своему глубочайшему сожалению обнаружил, что одежда всё-таки была вся заляпана грязью, а местами даже порвана. Голова нещадно болела и кружилась.

«Побочные эффекты алкогольдегидрогеназы налицо. Вот!» – сказал Коля. Эта глубокомысленно прозвучавшая фраза, видимо, очень понравилась собаке: она снова радостно завиляла хвостом. «Ну вот, хоть кому-то стало хорошо и весело. Я бы тебя взял с собой, да у меня дома злой кот живёт», – соврал Николай собаке, прекрасно отдавая себе отчёт, что никакого кота у него дома нет. После этой фразы, как будто поняв, что ловить тут больше нечего, собака встала и убежала, продолжая всё так же радостно махать хвостом.

«Вот так после глупых фраз, произнесённых походя, и теряются настоящие друзья», – про себя произнёс Коля и неспешно отправился выяснять, где он находится и как ему выбираться из этой ситуации. Ещё раз ощупав карманы, он подтвердил свою догадку, что наличных с собой не было. Карточка в таком деле тоже не великий помощник, тем более, она тоже была пустой, как и карманы. «Так, что мы имеем на данный момент? Получается, что нынешняя ситуация не из приятных. Хоть вешай тебя на шею да иди и топись. Все ломбарды всё равно ещё закрыты, так что заложить я тебя не смогу физически. Шутка», – обратился Николай к своему новому приобретению – сферическому камню с надписями, который очень приятно уместился в ладони. Наверное, это была галлюцинация, но когда он произносил эти слова, ему показалось, что по загогулинкам и символам на непонятном языке проскочила яркая искорка. После чего Коля, протерев глаза, засунул талисман в карман и сказал: «Белочки только мне и не хватало для полного счастья».

Вдруг Николаю стало понятно, что он оказался в так называемом районе Жигура и направляется к трамвайному кольцу и той самой Третьей Рабочей, о которой вчера с Сёмой было столько разговоров. О чём только конкретно?

«Вот это тема! Это как же я здесь очутился? Это же мне надо было пилить сюда через весь город? Вот дурак, явно такси брал», – но ощутив, как гудят ноги, Коля понял, что топал пешком. «И зачем, собственно?» Внезапно он вспомнил вчерашний разговор. Весь, до последнего слова. Холодный пот предательски потёк по спине…

Долина Грёз

Так как внешний вид его оставлял желать лучшего, Николай решил добраться до дома пешком. А то в общественном транспорте ещё за бродягу примут. Доказывай потом своим сотоварищам, что ты вовсе не козёл, а овца, случайным образом заблудшая.

«Заодно и проветрюсь. Мозги по пути прочищу. Ведь верно говорят умные люди, что пешая прогулка ещё никому ни разу не навредила. В отличие от других ранее проведённых мною мероприятий возлиятельного характера».

Вынужденная утренняя прогулка длилась около получаса, и вот наконец-то показался родимый дом.

Последние лет пять, после того, как Николай накопил на первоначальный взнос в ипотеку, он жил в колоритном месте. А именно – в легендами и анекдотами овеянной «хрущёвской» пятиэтажке, довольно крепкой внутри и облупившейся снаружи. Но зато с балконами и видом на море! В былые времена этот дом был достаточно элитным, даже можно с уверенностью сказать – образцовым, о чём свидетельствовала каким-то чудом сохранившаяся старая табличка, прикреплённая на углу дома. Табличка свидетельствовала о том, что это строение является образцом советской культуры и быта. Сколько десятков лет прошло с того периода, когда на дом повесили эту табличку? Наверное, сейчас никто и не припомнит. Из старых жильцов, которые жили в доме в те времена, почитай, никого и не осталось, а те, кто остался, шибко дружат с зелёным змием. Общаться с ними для выяснения сей исторической тайны почему-то совсем не хочется.

Ещё в прошлом году на первом этаже в отдельно построенной каморке сидели донельзя вредные и принципиальные пенсионеры-вахтёры, как говорится, старой, сталинской закалки. Они, по умолчанию являясь серыми кардиналами дома, заметив нынешний вид Николая, непременно сделали бы ему строгий выговор с занесением в личное дело. И с последующим строгим осуждением на партсобрании! Вахтёры его и так не особо любили, а тут такая оказия. Хотя, если вспомнить, они никого особо не любили, поэтому местные алкаши со временем перестали оплачивать их услуги. Следом за алкашами перестали платить и пенсионеры, которые считали себя «кардиналами», а вахтёров – недостойными своих денег. Затем лавина неплатежей достигла того уровня, что «ночные директора» в итоге собрались и покинули свой бессменный пост.

Стоит отметить, что, в принципе, дом был совсем не загажен. Кое-где на подоконниках даже стояли настоящие живые цветы в горшочках. Стены были облупленными и грязными от времени, но никто специально их не портил, не покрывал неприличными надписями, поэтому о вахтёрах особо и не вспоминали. И уж тем более – не звали обратно.

Осторожно ступая по гулкой лестнице, не дыша, чтобы случайно не привлечь внимание соседей, Николай дошагал до четвёртого этажа и наконец-то очутился в своём собственном мире, с родными умывальными принадлежностями и ещё белоснежной на днях купленной простынёй, так кстати постеленной на кровати.

Взгляд сам собой упал на пульт от телевизора, и палец по привычке очутился на кнопке «вкл». По одному из каналов началась реклама, которую Коля до этого не видел. В каминном зале во главе огромного стола, уставленного старинного вида серебряными столовыми принадлежностями, восседал чопорный английский лорд с лимонно-кислым выражением на лице. Напротив лорда за кухонной плитой, стилизованной под жаровню, стоял не менее чопорный лакей в ливрее и начищенных до блеска туфлях. Его мимика на сто процентов копировала мимику лорда. Лакей варил кофе в серебряной турке. Камера мельком скользнула по откупоренной пачке с ямайским «Blue mountain». Через секунду в турке начала образовываться аппетитная кофейная пенка.

Николая этот момент очень заинтриговал. Что будет дальше? Неужели наши телевизионщики научились снимать нормальную рекламу? Вдруг со страшным шумом и грохотом, пинком распахнув дубовую дверь зала, в помещение врываются три ополоумевшие девицы в одеяниях восточных наложниц, весь вид которых так и кричит, что они готовы и за чечевичную похлёбку продаться, следом за ними чинно ступает «альфа-самец» в снежно-белой рубашке и с жёлтым тюрбаном на голове. «Самец» начинает с порога орать на лакея: «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к вам!» и при этом достаёт из-за спины пачку с растворимым кофе «Чёрный Визирь».

С лица лорда тут же исчезают лимонные нотки, вместо них возникает блаженно-дебильная улыбка. Он вскакивает с места и как угорелый бежит к лакею. Подбежав, выхватывает у него из рук турку и выливает всё её содержимое в раковину. После этого крупным планом показывают торжествующих девиц и лоснящегося от собственной значимости их предводителя. Завершается эта монументальная постановка тем, что на своём законном месте за столом сидит лорд и блаженно потягивает тёмную жидкость из чашечки. Рядом, за спиной, стоит лакей и, по-собачьи принюхиваясь, смотрит из-за плеча лорда. Крупный план теперь показывает пачку «Чёрного Визиря». The end.

«Эээ… Дааа-с… Прекрасное, интеллектуальное зрелище. Хорошо ещё, что у меня желудок пустой, а то так и стошнить недолго. После такого мозгозашлаковывания, пожалуй, не буду терять время на приём пищи, а просто помывшись и почистив клыки полежу и подумаю над тем, что произошло. Надо будет в интернет залезть, почитать на специализированных сайтах. Про этот шарик надо будет попытаться информацию найти, наверняка, где-то подобный уже находили археологи. В нашем крае не так уж и много было археологических находок. Не в Египте живём».

Позже, всё-таки впихнув в себя бутерброд с сыром и колбасой, Николай открыл кухонный шкафчик и обнаружил стоявшую на полке нетронутую пачку «Чёрного Визиря», приобретённую намедни по случаю распродажи. «Проверять что-то не хочется, да ладно. Выпить чашечку кофе нужно».

Открыв пачку и разведя в стакане с кипятком пару ложек «божественной амброзии» он, сделав пару глотков, по примеру лорда вылил всё в раковину: «Как будто отходы химической промышленности им некуда складировать, вот они их и продавать решили». После этого, выпив стакан минералки, прилёг на кровать: «Буквально на двадцать минут прилягу, а то дел много…»

***

Очнулся Николай в какой-то сказочной изумрудно-зелёной долине без понятия о том, где он находится.

На горизонте поднималось огромное оранжевое солнце, и вся местность начинала своё утреннее преображение. Оглядевшись по сторонам, Коля увидел, что долина лежит между двумя цепями изумрудных сопок, покрытых смешанным лесом. На склонах видны были как разлапистые ели, так и лиственные деревья вроде дубов и ясеней.

Среди заливных лугов протекала живописная река с кристально чистой водой. Река была не слишком широкая, но и ручьём её уже было не назвать. Классическая горная речка, которая, насколько хватало взгляда, вилась и петляла, неся вдаль свои хрустальные воды по этой прекрасной местности. Унося свои воды вдаль, она в дальнейшем, возможно, впадала в озеро или даже в море. Но в данный момент это было не так уж и важно.

Со всех сторон доносились различные звуки, приятные уху уставшего от техногенного шума улиц городского жителя. «Например, слева что слышится? Там явно водятся лягушки, значит, там находится болотце или прудик. Без вариантов. Уж больно сочно и ярко они выводят свои нестройные, но очень громкие дифирамбы», – восторгался новыми звуками Коля. – «А справа что мы имеем? Там, в непролазной с виду рощице, опутанной лианами винограда и кишмиша, видимо, просыпаются птицы и начинают свою утреннюю концертную программу. Это очень приятно слышать».

Странно было ощущать, как пахли деревья и остальная растительность, не зная даже, как можно её правильно назвать. Оказывается, не только цветы могут пахнуть, но и деревья, кусты и трава имеют свои собственные непередаваемые запахи.

«Интересно, какое сейчас время года? Поздняя весна, лето или ранняя осень? Почему-то кажется, что здесь может быть только вечная весна. Не ранняя, не поздняя, а именно вечная. Здесь не может быть зимы».

Память лихорадочно стремилась впитать в себя всё видимое и ощущаемое. Сохранить как можно дольше это множество запахов и внезапно нахлынувших чувств.

Коля вдруг обнаружил себя очень легко, с невероятной эйфорией бегущим вверх по живописной тропе, простиравшейся ввысь по одной из гор, обступавших долину с востока. Почему с востока? Непонятная уверенность подсказывала, что это точно восток долины.

Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую арку тропической растительности, окружавшей со всех сторон тропу. Они словно пронзали всё тело, как энергетические копья. Втыкались в плоть и разрывались миллиардами бомб, несущих в себе заряд самой жизни. Они как будто звали: «Скорее, скорее заберись к нам повыше, на тёплые склоны, к нам, на самую вершину!»

Гора манила, звала взобраться выше и выше. Изумрудная трава вокруг тропы сулила покой и безмятежность. Могучие деревья, опутанные лианами дикого винограда и колючками лесной малины, обещали предоставить свою защиту от любого негативного вмешательства извне.

Предаваясь нахлынувшим чувствам, даже не взбежав, а буквально взлетев на вершину, Николай вместо ожидаемой усталости от подъёма, наоборот, сразу ощутил небывалую лёгкость.

С площадки, где он очутился, открывался потрясающий своим первозданным величием вид на всю долину.

Было видно, что с гор, расположенных вокруг долины, в центральную реку стекали хрустальные ручьи. Слева простиралось озеро почти правильной круглой формы. По берегам озера бродили различные животные, пришедшие на утренний водопой.

В основной своей части, той, что находилось ниже предгорий, долина была совсем ровная и плоская.

Почему-то совершенно не было сомнений, что в основе всего этого буйства зелени лежал некий феномен. Феномен, какого не сыщешь во всём свете. Именно он заставлял долину буквально взрываться сочными цветами, ягодными кустами, тропическими лианами и величественными деревьями. Всё это выглядело неправдоподобно красиво и очень гармонично. «Почему вдруг неправдоподобно? Почему феноменально? Это мы в своё время уничтожили значительную часть природных ресурсов. Мы убиваем планету в погоне за своими мелкокорыстными целями, а ведь, может быть, такая красота – это и есть абсолютная норма?»

Всю долину и окрестные холмистые горы устилали ковры из невероятных цветов и цветущих кустарников. На многих кустах виднелись ягоды, и почему-то не было сомнений, что эти ягоды вполне съедобны. Все эти растения росли на открытых лугах и полянах и тянулись к солнцу.

Неожиданно всё это буйство красок и жизненной энергии, буквально плескавшееся в восточной части долины, утыкалось в западные отроги гор, окружающих долину и отрезающих её от тумана, клубящегося за её пределами. Эти горы стояли на фоне угрюмого неба тёмной грядой, и выглядело всё это неприветливо и даже грозно.

То, что было за долиной на западе, вселяло непонятный иррациональный страх и вызывало неконтролируемое волнение. Объяснить логически это было сложно, эти ощущения возникали на подсознательном уровне.

Вдруг картина окружающего мира странным образом резко поменялась. Как именно это произошло, Николай уловить не смог. Как географически, так и в части растительного и животного мира всё осталось прежним, но неожиданно долина стала заселённой людьми. Сразу стало само собой понятно, что это было общество, жившее здесь много веков назад, а может быть, и много тысяч лет назад. Были видны отдельные дома, как монументальные каменные, так и более простые деревянные, а также множество других непонятных сооружений, среди которых отдельной строчкой выделялись прямо-таки каноничные мельницы с крыльями, с которыми не преминул бы сразиться и сам старина Дон Кихот. А центром всего этого служил старый город, какие изображались на картинах именитых мастеров Ренессанса. Его каменные постройки очень органично вписывались в окружающее пространство.

И во всём здесь чувствовалось неуловимое, но очень точное ощущение связи Востока и Запада.

На ум пришли образы каких-то давно забытых стихов:

Улететь бы к звёздам

Вопреки судьбе.

В солнце растворившись,

Прошептать себе:

Ты уже не призрак,

Ты уже готов –

В небо синей птицей

Поперёк ветров.

Опалиться звоном

Ритма высоты,

Обратиться в бога

Собственной мечты.

Неба хрупкий купол

Вдребезги разбить,

Доказав, что сердце

Рождено парить…

Научиться мыслить

Звоном пустоты

И навеки выйти

Из дверей судьбы.

Окунуться в ветер,

Как в речной поток.

Я почти как птица…

Я теперь как бог…

Николай стоял и не мог пошевелиться: дыхание перехватило, а чувства бурлили в нём, как самый неистовый водоворот.

На вершинах двух самых высоких сопок с обеих сторон долины симметрично по отношению друг к другу расположились две сторожевых башни. Совершенно разные, они были словно соединены радугой, которая протянулась через полнеба и упиралась основанием в одну из башен, а над другой терялась.

«Когда, интересно, дождь успел пройти? Вроде бы всё сухо. И даже почти облаков нет. Странно, но красиво…»

Эти строения не были в классическом понимании башнями, скорее, они напоминали старинные рыцарские замки, как и положено по законам фортификации, стоявшие на возвышенности и защищавшие долину от всех возможных нападений врагов.

Приглядевшись повнимательнее, можно было обнаружить одну интересную и нетипичную деталь. Замки были изящными внешне, даже можно сказать, по-восточному утончёнными. Но деталь заключалась в другом: в отличие от классических рыцарских европейских замков, строившихся из серых каменных блоков, эти замки-башни были построены из огромных очень качественно обработанных гранитных блоков разного цвета. Именно такие сооружения обычно описываются в фэнтези-романах, повествующих о войнах между мудрыми магами и могучими драконами. «И вправду, если бы надо мной вдруг раздался шум крыльев, то в первую очередь возникла бы мысль не про птицу, а про полёт дракона».