Единственное, что могло его отвлечь от получаемого удовольствия, так это вечные надоедливые поскрипывания и потрескивания в деталях и механизмах старого, ещё довольно крепкого, хоть и раздолбанного, байка, который на своём веку успел повидать множество зелёных холмов с высокой травой, мрачных лесных троп с корягами и каменюками, дорожных ям, наполненных мокрой грязью чуть ли не по пояс. Хоть байк и был видавшим виды, он оставался в довольно сносном состоянии, так что владелец не хотел менять его на новый, тем более, что сейчас очень тяжело найти качественное изделие по приемлемой цене.

«Со всеми этими долбаными валютными курсами свихнуться можно нормальному человеку. Стоящую вещь купить даже у китайцев на Спортивке стало уже практически невозможно. Одно фуфло контрафактное да срам сплошной лежит в магазинах. Копить на что-то приличное по полгода приходится… О, блин, чуть об ветку башкой не долбанулся. Ещё и без шлема сегодня поехал. Так, всё, больше не отвлекаться… Настроение себе только портить…»

В очередной раз порядком пропотев, миновав «мою прелесть», как он называл один затяжной и очень крутой подъём, Николай оказался на вершине небольшого холма, где располагался большой военный форт царских времён. В настоящее время от его былого величия остались лишь могучие многометровой толщины стены, окружённые высоким насыпным рвом с бетонными вставками, где раньше находились дозорные посты и наверняка стояли пулемёты или даже небольшие пушки.

Сейчас же это место принадлежало не военным, а туристам и иногда использовалось в качестве арены боевых действий местными клубами исторических реконструкций. Ночью власть переходила к другим хозяевам – лисицам. К великой радости всех, кроме мышей и других грызунов. Здесь, прямо в черте города, водились островные лисы, самые настоящие: рыжие, пушистые зимой и облезлые летом.

Устроившись с относительным удобством на верхней башне капонира, можно было увидеть поразительной красоты картину: далеко впереди, за одним из самых красивых в мире мостов, над верхушками сопок противоположного берега морского залива, носящего поэтическое название Босфор Восточный, вставала всей своей неописуемой красотой сияющая радуга. На фоне небольшой облачности это зрелище выглядело особо феерично и заставляло следить за ним, забыв обо всём.

«Эх, как всегда. Жаль, что с собой хорошего фотоаппарата нет, а то хоть для журнала снимки делай. Видимо, наш ночной дождик теперь и к ним пришёл в гости. Что же, пускай помокнут, так им и надо. Устроились, видите ли, в экологическом заповеднике. А у нас пускай солнышко светит, оно нам нужнее. Нам ещё в море купаться предстоит. А это, доложу я вам, гораздо приятнее при хорошей погоде делать».

Такие мысли, конечно, посетили Николая не со зла. Естественно, он не желал дождя соседям из заповедных земель с противоположного берега, где, совершенно никого не трогая, устроились жить дальневосточные леопарды. Просто подобные дурацкие мысли часто его посещали, так как в душе он был несокрушимым романтиком и считал, что главное в жизни – быть добрым, а слова – они и есть слова. Умные люди разберутся, а с глупыми ему не по пути. Для каждого мил не будешь.

Посидев таким образом в праздном раздумье ещё минут пятнадцать на импровизированной видовой площадке, оставшейся от царского пушечного лафета, и напоследок взглянув на радугу и окрестности, Николай резко вскочил на велобайк и, крикнув во весь голос в сторону рва, что у него всё отлично, спустя мгновение промчался мимо поднимавшейся в гору кучки иностранных туристов, ошарашенно смотревших ему вслед.

«А что ещё вы хотели тут увидеть? Медведя, что ли, увидеть, или тигра амурского? Нет здесь ни тех, ни других. Идите вон туда, за радугой, на ту сторону залива, там и тигра, и зайца, и медведя увидите. Если повезёт, конечно. А здесь у нас, в городе нашенском, зайцы только в трамваях да троллейбусах остались. Заяц – он нынче вид исчезающий, понимаааешшшь…» – продекламировал он свои мысли вслух, спародировав интонацию известного в недалёком прошлом политического деятеля.

В таком темпе всего-то минут через десять интенсивного вращения педалей велосипед доставил Николая к морскому берегу, который уже с утра начинал заполняться народом.

Благополучно устроившись на излюбленном с давних пор относительно уединённом пятачке недалеко от воды, он не спеша разделся и с огромным удовольствием ощутил всю прелесть прохладной солёной морской воды. Так как рядом никого не было, плескался он бурно, с брызгами и довольными уханьями.

«А зачем скрывать свои эмоции? Пускай все видят, что мне кайфово и классно. Я же не голым купаюсь и не матерюсь, а лишь с рожей довольной. Завидуйте молча, господа!»

Проплавав где-то с полчаса, а затем обсохнув на так кстати начавшемся бризе, немного позагорав на солнышке, Коля вдруг понял, что выполнил все эти процедуры очень вовремя.

«Как на такое безобразие у людей совести хватает? Никакого уважения к другим отдыхающим. Понаехали, блин горелый… Варвары, одним словом», – констатировал Николай факт, выглядевший в данной ситуации очевидным.

Неподалёку от его уютного места, в непосредственной близости от мусорного контейнера, выгрузившись из древнего раздолбанного микроавтобуса, припаркованного прямо на пляже, расположилась шумная компания, которая, очевидно, устроилась здесь надолго и задалась целью отметить какое-то грандиозное событие. Уже сейчас из необъятных «помогайковых» китайских баулов было разложено на скатерти бесчисленное количество съестных припасов, рядом расставлены штабеля ёмкостей с пивом и иными спиртосодержащими напитками. Возле импровизированного мангала с методичностью поливочного шланга равномерно разбрызгивал струи какого-то маринада на солидную кучу шашлыка поддатый тип с красной рожей, явно ничего в приготовлении шашлыка не понимающий.

Николаю, который считал себя великим специалистом в приготовлении шашлыка, почему-то так показалось.

При этом тот самый краснорожий тип постоянно орал какие-то частушки неприличного содержания и разбрасывался шутками, над которыми сам же и смеялся. В общем, этот тип был той самой «душой компании» и в данный момент находился в зените своей славы.

«Может быть, они мне кажутся такими уродами потому, что мне самому после всех покатушек и плесканий очень уж есть хочется? А особенно – при виде такого издевательства над шашлыком? Надо бы валить отсюда побыстрее, а то замечания начну делать, а уж опосля…»

***

В конечном итоге, накатавшись и накупавшись в своё удовольствие, Коля вернулся домой. Поставив велик на балкон своей новоприобретённой «ипотечной» квартиры, он плотно и вкусно пообедал, затем, немного отдохнув на диване, неспешно собрался и пошёл бродить по набережной, куда он любил приходить для предания своей персоны благостным раздумьям о великих грядущих свершениях.

Когда выдавался хороший денёк, Коля всегда старался бросить все дела, а в основном это были даже не дела, а так, делишки, и отправлялся ловить хорошую погоду. В тот день погода была именно такой. Чудесной и располагающей к торчанию на улице, а не дома. Николай вообще не любил без крайней надобности сидеть дома. Это повелось ещё с детства, когда домой его можно было загнать только при помощи крайних мер, то есть, под угрозой репрессий вроде лишения доступа к статусной игровой приставке, которая была для Коли вторым по значимости приоритетом в подростковой жизни.

«Всегда и всюду не опаздывает лишь тот, кто никуда не спешит! Сегодняшний день торжественно обещаю прожить под этим мудрым слоганом. И вообще. Государство – это я. И точка».

Жизненная философия, отражённая в этом выражении, давно и крепко засела в мозгах Николая, ведь следовать её постулатам было для него одним сплошным удовольствием.

«Как мудро сказано, двумя лапами подписываюсь! Кто, интересно, автор этих великих выражений? Не могу припомнить, вроде бы, слышал где-то, а где – неизвестно. Как-то это с французскими королями связано. Надо будет почитать на досуге. Ладно, мучиться не буду. Засим торжественно постановим: они приписываются изящному ходу мысленного процесса вашего покорного слуги».

Подобные позитивные размышления и правда действовали, особенно, если в это поверить по-настоящему, а Коля был именно из таких – способных поверить. Он всегда считал, что если верить, то со всей серьёзностью. А если уж не верить, то не искать себе поводов для зацепок – отбросил и забыл, напрочь.

«Мудро-то оно мудро сказано, но ведь если рассуждать логически, на то ведь они и зовутся мудрецами, чтобы мы им верили и цитировали по любому поводу и без оного. Но, как я считаю, чтобы это было по-всамделишному мудро, надо, чтобы их точка зрения совпадала с нашим мировоззрением. Я согласен – значит мудро. Не согласен – фуфел. И незачем философию и демагогию на пустом месте разводить. Пускай вон её, ну, депутаты всякие разводят, у них зарплата большая. Сидят себе да спят в своих креслах на заседаниях. Всё заседают, да вот что-то толку мало… Опять эти долбаные мысли про политику, валютные курсы и общую обстановку в Гондурасе в голову полезли… Всё, баста, надо снова о хорошем начинать думать…»

Но как ни хотел Николай переместить свои мысли снова в положительное русло, ничего не получалось. Сразу начинала вертеться мысль о том, что у самого Коли зарплата была небольшая, а вернее, даже никакая. Не было у него никакой зарплаты, как и подобает великому и пока – конечно же, временно! – неоценённому фрилансеру, как он сам себя любил называть.

Его фрилансерская эпопея продолжалась и продолжалась, но при этом, к великой радости, хоть с моральной стороны не доставляла дискомфорта. С материальной – да. Бывало. А с моральной – всё было чики-пуки. Отлично всё было.

***

Еще в относительно недалёком прошлом Николай Сергеевич Абашин был довольно-таки перспективным, по крайней мере, со слов его научного руководителя и наставника Сергея Николаевича Никонорова, доцента кафедры бывшего ДВГУ. Был Абашин историком-востоковедом. И некоторое время работал в историческом отделении местного НИИ, где даже умудрился преподавать немного. По роду занятий ему приходилось бывать в краеведческих научных экспедициях и заниматься различной научной деятельностью.

Как всегда и бывает у людей творческих и темпераментных, ему это надоело. А ещё всё усугубила банальная причина – всеобщая и тотальная нехватка финансирования. Впрочем, такое было везде в девяностые годы прошлого века. В итоге, бросив институт и помаявшись некоторое время на бирже труда, Коля подался в «офисный планктон». Как он сам любил всем говорить – убежал за твёрдым социальным статусом, подкреплённым длинным рублём.

Начинал Абашин трудиться на капиталистов, как и положено, с самых низов. За пару лет, успев поработать различными коммерческими представителями и мерчендайзерами, он, благодаря своему живому уму и сообразительности, быстро продвинулся по карьерной лестнице до должности менеджера. Но в конечном итоге случилось то, что и должно было случиться.

Несколько лет назад, после многочисленных «битв» на поприще своей лояльности и причастности к делу продвижения товара, Николай уже занимал достаточно высокую позицию в известной конторе по выпуску и продаже жвачки. Занимался такими, знаете ли, маркетинговыми приёмами: «Покупайте нашу продукцию, чтобы у вас кариеса, по причине отсутствия самих зубов, не было. Мы в этом деле самые крутые. Ноу-хау! У нас, знаете ли, вместо сахара гексоген в составе! Восьмое чудо света у Ваших ног, господа. Вас ждёт самый настоящий взрыв вкуса!»

Шутки шутками, но вот однажды настал один прекрасный, а может быть, и совершенно ужасный, смотря с какой стороны подходить к вопросу, день.

Как обычно, утром, явившись в свою контору, Николай сгенерировал стопятидесятитысячную креативную, толковую, эффективную и при этом малозатратную идею высшей пробы. Эта идея по продвижению товара после двух недель хождения по инстанциям и кабинетам почему-то вновь была отклонена «этими мудаками». И разумеется, Коля послал всё и всех на всем известные три буквы. Написал заявление об увольнении и, хлопнув дверью, убыл на все четыре стороны.

Эти коварные «все четыре стороны» тянулись очень долго и, похоже, вовсе не спешили заканчиваться, прицепившись как репей к нашему герою. Пригрелись, так сказать, на тёплом месте. Как змеи подколодные.

Как и положено истинному философу по жизни, Николай не особо переживал по этому поводу. И уж тем более не собирался страдать различными депрессивными синдромами и брюзжать, жалуясь по любым пустякам на то, что жизнь есть «гэ», и люди в ней тоже «гэ», а вовсе не актёры. Не из таких он, не из тех, кто в таких ситуациях унывает и раскисает, обвиняя всех и каждого в своих бедах.

Напротив, Коля даже подшучивал над своими проблемами: «Видать, мои «стороны», как истинные плагиаторы, придерживаются мудрой формулы, озвученной мною чуть ранее. Но не страшно, пускай. Во всяком случае, топиться и стреляться по этому поводу я не собираюсь. Как говорил один известный еврей, не дождётесь!»

Этот неисправимый оптимист рассуждал так:

«Ну, к примеру, вот ответьте мне, любезные и уважаемые господа: зачем человеку париться по таким пустякам, как отсутствие работы, если всевозможных мелких и не особо трудоёмких подработок на достаточно сносную жизнь хватает? И даже иногда хватает на мелкие радости! Жизнь не особо налаживается, но идёт своим ходом. Даже, можно сказать, бьёт ключом! И знакомства разные регулярно происходят. Иногда – даже с хорошими людьми».

Те самые «мелкие радости» будто ждали за ближайшим углом своего упоминания и не замедлили в тот же момент объявиться в лице, а скорее, даже физиономии старого знакомого-«софрилансера».

***

– Здорово, чувак! Житуха-то ведь у меня, кажется, налаживается! – вдруг услышал Николай громогласный клич в самое ухо, сопровождавшийся увесистым хлопком по плечу.

– Из ума, что ли, выжил? Заикой меня хочешь на всю жизнь оставить? Или смерти моей желаешь? Зачем так пугать?

– Не брюзжи, как бабка старая. Это тебе не к лицу. Ты только не сочти за хвастовство, но я сейчас же спешу поделиться со столь уважаемым человеком ужасно хорошей новостью! Даже, я бы сказал, не ужасно хорошей, а грандиознейшим образом великолепной новостью! – вновь проорал прямо в ухо неожиданным образом появившийся из ниоткуда старый друг Николая Сёма Новиков.

– Две полоски, что ли, с бодуна увидел? Ну, стало быть, торжественно поздравляю! Ведь, как говорится, хорошего человека судьба всегда найдёт. Или, может быть, всё-таки она вертится? – решил в ответ в ироничной манере поиздеваться над старым холостяком Коля.

– Нет, что вы, друг мой! К моему глубочайшему разочарованию, ваши мысли оказались слишком скудны. И к глубочайшему моему сожалению, они совершенно не отражают истинное положение моих скромных дел. Это положение хуже, много хуже, друг мой!

– Хуже, говоришь? Куда уж хуже? Или это от слова «худо»? Уж не в художники ли ты подался на старости лет?

– Ааа, – махнул рукой Семён, – тёмный ты человек. Не хочешь проявить настоящей живой заинтересованности по поводу жизни старого товарища. Всё хиханьки да хаханьки. А ведь после стольких лет прозябания, стяжательства и бесконечной терпимости я наконец-то стану богатым!

– Ага, человеколюбец. И всё это твоё БОГатство, как говорил известный и в отличие от тебя умный человек, происходит от слова «БОГ»? – Коля сделал «железобетонное» выражение лица. – Уж не в секту ли ты какую-нибудь случайно или специально вступил? А? Отвечай скорей! Адвентисты седьмого дня али кришнаиты какие? Хааареее Крриишнаааа!!! Хаааареее Рааамааааа!!! – пропел Николай и неуклюже попытался изобразить движения танца одной известной колоритной религиозной организации.

– Вот уж не ожидал такого. Издеваешься? Над старым и больным человеком! Тебе это на том свете зачтётся. Уж помяни моё слово, – прозвучало с демонстративно наигранным укором и с изображением кислейшей мины на лице Семёна. – Может, ещё и конфетку у меня отберёшь? А ты ведь и отберёшь, верно? За тобой такая подлость, знаю, не заржавеет. Но ты, старая обезьяна, почти угадал: мистика, религия и прочая загадочность в этом деле присутствуют!

Былая наигранная скорбь опять сменилась крайне довольной физиономией, и Семён, выдержав театральную паузу, продолжил:

– Почти угадал, да не совсем. Это не кришнаиты, конечно, но тоже очень серьёзные люди. Они дали мне большой заказ на восстановление какой-то там священной и очень высокохудожественной стены. В каком-то там свежеоткопанном в тайге местном храме давно забытых богов. Как мне подсказывает интуиция (а ведь именно интуиция и является моим сильнейшим местом, после ума, конечно), в институте федерального значения, то ли археологическом, то ли геологическом, не прогадали и доверились нужному специалисту в моём лице. Который получит от работы колоссальное не только моральное, но и материальное удовольствие. Короче говоря, у самих «ботаников», как обычно, руки из жопы растут. Поэтому им настоящий специалист, Специалист с большой буквы потребовался. Такой, что и блоху подковать сумеет.

Произнося эту речь на одном дыхании и при этом демонстративно потирая руки, Семён явно с большим реализмом представлял себе, как уже снимает деньги с солидного банковского счета, открытого на его имя Российской Академией Наук. Он продолжил:

– Ты только представь такую картину маслом. Сам маэстро Репин отдыхает! Они попытались сначала сами поковыряться на этих раскопках. А затем, когда ничего у них не вышло, умудрились каких-то, с позволения сказать, «высокообразованных педиков» из одной широко известной в узких кругах частной конторы нанять, якобы, для консалтинга и реконструкции. И у них там всё рухнуло! Представляешь, друг мой? Тысячу лет, а может быть, и больше оно возрастом. Тысячу лет простояло, значит, в тайге это уникальнейшее культурное наследие закопанным в землю. При этом, естественно, никому не мешая. А у них вот так совершенно случайно взяло, блин, да и рухнуло! Частично, правду сказать… Руки хоть и из жопы, да пальцы, видать, цепкие оказались… В последний момент остатки зафиксировать успели.

Со стороны можно было видеть, что в ходе этой тирады, переросшей в пламенную речь, Сёма то и дело размахивал руками. Он демонстративно то поднимал вверх указательный палец, то засовывал руку за лацкан куртки. Вкупе с тем, что он также совершал иные телодвижения, копировавшие одного либо другого известного человека, Семён становился страшно похож то на вербовщика из радикальной организации, то, через секунду, на одного весьма колоритного и харизматичного исторического деятеля. Каждая из мастерски представленных образных ассоциаций послужила бы украшением любого любительского «капустника».

– Тебе бы персональный броневичок под роспись выдать. Да тезисы личного плана действий составить. И уж поверь мне, дружище: ты стал бы новым вождём миогого пголетагиата! Либо уж точно кого-нибудь завербовал бы случайно. Но пропустим пантомиму. Давай уже поближе к делу, не зудя попусту да воздух зря не сотрясая, говори живей, чего тебе от меня надо-то?

Произнёс эти слова Коля, прекрасно зная повадки друга и его «ахиллесову пяту». Он с самого начала предполагал, что за всей этой грандиозной речью явно стоит не только желание покрасоваться и себя любимого пропиарить.

– Совсем ничего страшного не случилось, друг мой, – приложил руки к сердцу Семён, – как ты мог по своей меркантильной натуре изначально подумать. А требуется от тебя всего лишь срочно составить мне компанию. Чтобы хорошенько обмыть это дело. Без этого, сам понимаешь, никуда!

Произнося эту фразу, Семён глубоко вздохнул и, воздев очи к небу, добавил:

– Сегодня, конечно, платишь ты. Но я позже отблагодарю, ты же меня знаешь не первый день! Ааа?

– Уууу, – как от зубной боли, простонал Николай, – я знал! В том-то и дело, что я не первый день тебя знаю. И не второй, между прочим. Сколько раз уже я за тебя, старый хрыч, платил, а? Со счета сбился! Ведь ежели всё просуммировать, то я за это время смог бы, наверное, себе уже личный пивзавод открыть! Так где же деньги, я у тебя спрашиваю? Где деньги, Зин?

Семён, слушая этот эмоциональный ответ, стоял, чуть склоня голову набок. Выслушав до конца, он вздохнул и по-отечески произнёс: