03. ISS Space Odyssey

… удар, скрежет, кроваво-красное мигание ламп. Потом – мгновения растерянной тишины. Затем отработанная до автоматизма реакция:

– Доложить обстановку!

– Давление в отсеках нормальное. Сбоев в работе контролирующих систем нет.

– Наружный обзор!

Из корабля выросла штанга с широкоугольными объективами. Они показали весьма примечательную картинку. На лобовой поверхности основного модуля появилась длинная борозда, будто оставленная когтем дракона. Листы титана по ее ходу оказались смятыми, частично оплавленными, а в самом конце трека – еще и вывороченными наружу.

– Почему мы не теряем воздух?

– Внутренняя обшивка выдержала.

– Метеор прошелся по касательной.

– Повезло…

Включился компьютер.

– Внимание! Код три-тринадцать. Общая проверка корабля. Общая проверка корабля. Режим – автоматический. Код три-тринадцать. Просьба к членам экипажа…

Эдвин махнул рукой.

– Ладно, проехали. Джо, выключай.

– Проехали? Метеор мы проехали. Только есть ведь и другая проблема. Босс?

Босс… К этому вопросу Эдвин Стаффорд, полковник ВВС США и командир международного межпланетного корабля «Одиссей», готов не был. Хотя имел твердую инструктивную базу. Причем с несколькими вариантами ответа. Что и вызывало затруднения.

А дело заключалось в том, что ММК «Одиссей», угодил в неизвестный метеорный поток. Поток встретился слабый, камней больше не попадалось, да и не ожидалось; камень – штука вредная, но заповедная. Требуется исключительное невезение, чтобы его встретить. Потому что космос – он большой.

После камня, как и полагается по законам статистики, летели одни пылевые частицы. Но если каждую минуту на поверхности корабля вспыхивает слабая искра, в душах героев космоса не может быть радости. «Одиссей» столкнулся с весьма крупным обломком и при этом отделался легко, скользящим ударом. Потому что летел боком вперед, то есть к Марсу. При этом диск основного модуля был обращен в сторону Солнца. Так освещаемая поверхность получалась максимальной, и ММК мог в полной мере использовать свои солнечные батареи. Но подобная ориентация в пылевом потоке усиливала риск повреждений из-за большой площади атаки.

Между тем, специалисты NASA давным-давно подсчитали, что едва ли не половина поломок в космосе происходит по вине микрометеоров. Близкую цифру давали и специалисты из ИКИ – русского института космических исследований.

– Так что же будем делать, босс? – нудным тоном переспросил Григорий Шустов, второй пилот.

Эдвин взглянул на экран радара.

– Поток встречно-боковой. Ширина неизвестна. Торможение увеличит время его пересечения. Из-за этого опасность нового удара увеличится.

– Следовательно, тормозиться не будем?

Эдвин взглянул на курсовой экран. Там красовался большой оранжевый диск. Как говорится, «в полный рост». До него оставалось меньше недели инерционного полета. По космическим меркам – рукой подать.

Марс был повернут своим Западным Полушарием. Невооруженным глазом прекрасно различались и обе полярные шапки, и области со звучными названиями Аргир, Тарсис, долина Маринера, Эллас, Ниргал, другие характерные образования марсианской поверхности. Детали, завораживающие, загадочные и необъяснимо притягательные для землян. Сотни лет люди изучали их сначала при помощи телескопов, затем – посредством автоматических зондов. И, наконец, пришла пора прямого знакомства с красной планетой. Для этого на орбите Земли собрали, снарядили огромный, баснословно дорогой корабль, все рассчитали, почти прилетели, и вдруг под самый занавес – этакий сюрприз.

Эдвин качнул головой.

– Следовательно, тормозиться не будем. Отправляйте робота-сварщика для ремонта обшивки.

– Ну а дальше-то что? Какой частью корабля будем рисковать? – спросил Большой Джо.

Он задал еще один вопрос, который вертелся на языке у всех. Вопрос весьма непростой, поскольку лишних частей у космического корабля нет, а отвечать на этот вопрос предстояло самостоятельно, поскольку из-за большого расстояния обмен радиограммами с Землей отнял бы слишком много времени.

Международный межпланетный корабль «Одиссей» представлял собой диск, насаженный на длинную трубу. В диске, который русские именовали смешным словечком blin, находились жилые помещения, пост управления, научные приборы, оранжерея и основные запасы. А на дальнем конце трубы располагался ядерный реактор главного двигателя. Для защиты от его излучений поперек трубы проходила толстая антирадиационная плита. Напрашивалось решение лететь хвостом вперед, прикрывшись этим щитом. Однако в таком случае «Одиссею» предстояло резать пылевой поток своими маршевыми дюзами. И что особенно волнительно – шарообразным корпусом уранового «котла». Между тем, даже малое повреждение реактора или контролирующих систем могло породить весьма серьезные проблемы. Про большое повреждение и думать не хотелось.

– Джентльмены, – сказал Эдвин, – мы все заинтересованы в относительно благополучном возвращении. Поэтому пусть поток пересекает blin.

– А как же наш отель? – спросил Григорий. – Он может пострадать.

Отелем «Калифорния» все те же лингвистически одаренные русские называли большой посадочный модуль, прикрепленный к передней поверхности диска. Этот модуль являлся базой для тех, кому предстояло несколько месяцев жить и работать на Марсе. Повреждение «Калифорнии» ставило под угрозу сразу шестьдесят процентов исследований.

Эдвин пожал плечами.

– Чем-то же придется рискнуть. Даже если случится худшее, потеря «Калифорнии» – это еще не гибель экспедиции.

На это никто не возразил.

* * *

Коротко сработали двигатели маневра. «Одиссей» развернулся. Через полчаса из Хьюстона пришел совет сделать то же самое.

На экране связи возник сам Джеф К. Пристли, директор центра пилотируемых полетов NASA. По обыкновению был он и суров, и немногословен.

– Хелло, Эдди. Ваше сообщение получили. Земля одобряет маневр. Но предстоят дополнительные проверки «Калифорнии» перед спуском. Наши инженеры готовят страшные инструкции. Скучно вам не будет! Бай.

– Бай, – по привычке отозвался Эдди, хотя Хьюстон мог услышать его не ранее, чем через шесть минут. Шестьдесят миллионов миль – это вам не джоджинг по лужайкам Белого дома.

Экран погас. Эдвин еще с минуту смотрел на него, задумчиво посасывая через трубочку фруктовый коктейль. Он испытывал странные чувства, виной которым был вовсе не этот щекочущий нервы метеорный поток. Виной тому был сам рыжий, таинственный Марс, до которого оставались считаные сутки полета.

С юности Эда Стаффорда влекла к себе эта планета. С тех самых пор, когда через слабенький школьный телескоп он впервые принялся рассматривать оранжевый кружок в мерцающем ночном небе.

Эдвин перечитал массу книг. О загадочных каналах, которые якобы видел итальянский астроном Джованни Скиапарелли в девятнадцатом столетии. Про исполинскую гору Олимп высотой в три земных Эвереста. Про несусветные пылевые бури, про водяной лед под слоями замерзшего углекислого газа. Про то, что лето в южном полушарии короче и жарче, а в северном – прохладнее, но длиннее. И про то, что в далеком прошлом по Марсу текли настоящие реки, а его атмосфера была гораздо плотнее нынешней.

Но больше всего юного Стаффорда заинтересовали частые катастрофы межпланетных автоматических станций, пытавшихся исследовать Марс. Эдвин помнил своего деда-астрофизика, сердито стучавшего пальцем по фотографиям Фобоса и Деймоса.

– Помяни мое слово, парень, есть там какая-то чертовщина, есть!

– Что ты имеешь в виду?

– Да кое-что имею, – загадочно ответил дед.

И выложил кучу пожелтевших вырезок из разных старых журналов.

Эдвин узнал, что первая автоматическая межпланетная станция к Марсу была запущена Советским Союзом в 1962 году. Когда до цели оставалось еще три месяца полета, связь с ней прервалась. Причина осталась неизвестной. Станция навсегда затерялась в пространстве.

«Что ж, бывает, – написал на этой вырезке Стаффорд-самый-старший. – Космическая техника еще не отличалась совершенством».

Но шло время, техника улучшалась. Русским удалось посадить свои автоматы на Луну, а затем – даже на крайне негостеприимную Венеру. Один лишь Марс упорно отбивался от коммунистов. Впрочем, не только от коммунистов. В 1971 году произошел настоящий штурм Красной планеты. Точнее, его пытались организовать. В этот период между СССР и США развернулась настоящая космическая гонка, на кону стоял престиж сверхдержав. Денег не жалели.

Первым стартовал советский зонд. Но русские слишком спешили. Грубейшая ошибка в программировании не позволила их станции выйти на нужную траекторию и она навсегда затерялась в пространстве. Победителем забега оказался американский «Маринер-9». Его телекамера передала потрясающие кадры. Вот только не сразу. На многие недели Марс оказался затянутым глобальной пылевой бурей. От полюса до полюса. Ни чуть раньше, ни чуть позже.

– Словно с поверхности планеты спешно убирали нечто, не предназначенное для чужих глаз, – усмехнулся Стаффорд-старший.

– Ну, дед, что за фантазии!

– Фантазии? Так считаешь? Велл, тогда слушай дальше. Вслед за «Маринером» к цели подошли советские спутники «Марс-2» и «Марс-3». Оба – со спускаемыми капсулами. «Марсу-3» свой аппарат даже удалось посадить. Догадываешься, что случилось потом?

– Судя по тону, ничего хорошего.

– Райт. Спускаемый аппарат не успел передать ни одной «картинки». Каково?

– Разные могли быть причины, – солидно возразил Стаффорд-младший. – Ветер, например.

– Вот именно, вот именно, молодой человек! – С неожиданной горячностью подтвердил дед. – Но если могут быть разные причины, разумно ли замыкаться только на одной?

Этот вывод казался бесспорным. Эдвин его запомнил.

Потом случилось много успехов. На Марс опустились «Викинги», по нему в разное время каталось больше дюжины автоматических марсоходов. Только все это случилось потом. А вот что творилось на планете именно в 1971 году? Осталось неизвестным.

Зато было совершенно точно известно, что когда Марс вроде бы покорился, начали сопротивляться его спутники. Особо загадочной выглядела неудача русского проекта «Фобос», предпринятого на исходе двадцатого века. В ходе миссии планировалось высадить на Фобос прыгающие автоматы-исследователи. Но когда станция-носитель приблизилась к спутнику, она по непонятной причине начала беспорядочно вращаться и ее остронаправленная антенна «потеряла» Землю. Связь оборвалась. Что ж, бывает, конечно. Однако через очень короткое время потерпела неудачу еще одна миссия, «Фобос-2». Потом провалилась миссия «Фобос-Грунт». А вот это уже…

– Есть там чертовщина, Эдди. Есть!

– Я проверю, – серьезно сказал Эдди.

– Как?

– Надо туда слетать.

Дед расхохотался и взъерошил его волосы.

– Обязательно. Если мэмми разрешит.

Мэмми разрешила через четверть века, когда деда уже не было в живых.

* * *

– Эдди, Эдди! Метеорный поток закончился.

Штурман Клаус Кинкель тихо ругался по-немецки: поток иссяк совсем незадолго до времени коррекции траектории. И, поскольку коррекцию отложить нельзя, приходилось отложить ту часть «страшных инструкций» по проверке «Калифорнии», которая требовала наружного осмотра.

Зато, в полном соответствии с планом, «Одиссей» подходил к Марсу со стороны Южного полюса, как бы подныривая под планету. Корабль развернули хвостом вперед, маршевый двигатель включился на торможение. В осевой зоне блина, где находилась кабина управления, вновь начала ощущаться сила гравитации. Вскоре она даже превратилась в перегрузки: дабы не пролететь мимо цели, корабль энергично сбрасывал скорость.

Большой Джо внимательно следил за исправностью систем, но никаких существенных нарушений не замечал. Автоматика работала безукоризненно.

– Идем по графику, – от нечего делать доложил Григорий.

Марс превратился в громадину, не вмещающуюся в экраны. С края к центру рыжей чаши постепенно перемещалась белая полярная шапка, окруженная изломанным венчиком более темной местности, чем поверхность, расположенная далее к северу. Это было еще одной интригующей загадкой. Ученые в один голос утверждали, что в марсианской атмосфере замерзший углекислый газ может только сублимироваться. То есть из твердого состояния сразу превращаться в газ. Следовательно, никакой жидкой углекислоты быть не могло. Жидкой воды – тем более. Тогда что же за серость расползается от тающих полярных льдин? Оказалось, пыль.

– Первая коррекция прошла нормально, – доложил Клаус. – Выходим под Южный полюс.

– Расстояние?

– Близкое к расчетному. Пора уж это расстояние называть высотой, – заметил педантичный Клаус. – Можно себя поздравить!

– Подождем, – сказал Григорий. – Еще предстоит вторая коррекция. Опасаюсь я.

И накликал.

Вторая коррекция пролетной траектории прошла далеко не блестяще. Хотя ММК и успел «зацепиться» за гравитационное поле Марса и превратился в его нового спутника, орбита получилась не круговой, а уродливо-эллиптической. Причина: тормозные двигатели не доработали, отключились раньше положенного срока.

Эдвин промолчал, поскольку и без его приказов каждый член экипажа знал, что следует делать. На Землю ушла сконфуженная радиограмма. Григорий крепко выругался по-русски, выключил свой пульт и по-американски взгромоздил на него ноги. Клаус срочно рассчитывал элементы новой, незапланированной орбиты. Большой Джо занялся выяснением причины сбоя. Остальные вахтенные проводили тестирование ОТС – общего технического состояния корабля.

А с экрана телескопа уплывала сияющая полярная область. Теперь она перемещалась от центра к периферии чаши. Ее очертания несколько смазывала испаряющаяся углекислота, но в целом видимость оставалась очень приличной. Дразняще приличной. Эдвин даже различал тень «Одиссея» – маленькое пятнышко, скачущее по нагромождениям «сухого льда» и временами исчезающее во впадинах.

– Свой след на Марсе мы уже оставили, – с несколько преувеличенным оптимизмом заявил Большой Джо.

– Уж очень эфемерный, – откликнулся Клаус. – Как юношеские грезы… Эдди, нам потребуется еще одно торможение.

– Кто бы сомневался.

– В нужную точку мы выйдем через шесть часов тридцать семь с половиной минут.

– БД, ты успеешь разобраться с неполадками в управлении движка?

– Вполне, – кивнул Большой Джо. – Железно.

– А реактор в порядке?

– Всю полагающуюся мощность выдает.

– Ну, что ж…

Эдвин отстегнул ремни и выплыл из своего кресла.

– Моя вахта – как раз через шесть часов?

Григорий быстро глянул на таймер.