Банкет не успел перевалить экватор, а Миша, не дожидавшись горячего, напивался стремительно и умело. Не обращая внимание на тосты и тостующих, он опрокидывал рюмку за рюмкой, а когда пили за его здоровье, уже спал. Из открытого рта на большой жирный живот лился коктейль из слюней и чего-то вонючего. Алкаш оставался верен себе!

Убедившись, что клиент дошел до нужной кондиции, я, минуя танцующих, незаметно ускользнул с набирающего обороты шабаша.

Утром меня разбудил звонок Костика.

– Деньги перевели? Где Воровайкин? Не могу дозвонится! – непривычно резко начал он.

– Поднимаюсь к нему, – наврал я.

– Делайте, как сказал! Сопли не жуйте. Сегодня короткий опердень, до обеда. Скоро перезвоню.

Еще не решив, что и как сделаю, я подошел к номеру Воровайкина. В коридоре ни души. Открыв дверь запасным ключом, я брезгливо поморщился. Люкс Миша превратил в помойку. В гостиной, среди разбросанных вещей, остатков еды и разбитой посуды, найти что-либо казалось невозможным. Хозяин, не раздеваясь, храпел в спальне. На шее, как память о вчерашнем, болталась салфетка из ресторана.

По среди хаоса на журнальном столике светился ноут, а на полу валялись какие-то бумажки. Подняв их, я прочел знакомое название: «Redhill limited ltd», офшор Костика на Сейшелах. Видимо, Миша пытался что-то сделать, и, не рассчитав силы, рухнул, однако флешку с паролем рядом я не обнаружил.

Стараясь не разбудить спящего, я проверил карманы его пиджака, осмотрел кейс, портмоне, другие вещи, но того, что искал, не нашел. Открыв тумбочку, порылся в кучке мусора и увидел красный eToken. Взяв флешку, я осторожно вернулся в зал.

Вставив USB в ноутбук, я опустил руки и тупо уставился в мерцающий экран. Тело будто окатили холодной водой: по нему пробежала дрожь, в висках бешено застучала кровь. То, чего я ждал и боялся, случилось! Времени на раздумья не оставалось. Или я использую этот единственный шанс, или, приняв неизбежное, оставляю все как есть и чокнусь от страха неопределенности. А может будет и похуже!

Пара кликов отделяла меня от неизвестности. Я спросил себя: «Готов?» – и вместо ответа ввел код доступа. Сомнения исчезли. События последних лет вели к этому. Паспорт, офшор в Белизе, деньги, упавшие в конце года, казались уже не случайными эпизодами, а цепочкой закономерностей. Я нажал «enter», и бюджет экзотических островов пополнили новые миллионы, украденные в России.

Закончив, я вынул флешку и, положив ее под ножку стула, сильно надавил. Раздался непривычно громкий хруст, eToken треснул, и в спальне скрипнула кровать. Я тихо, на цыпочках заглянул туда. Воровайкин перевернулся на другой бок и так же безмятежно сопел в подушку, но уже со свежей блевотиной на салфетке. Затем я разрядил его телефон и, прикрыв дверь, направился в приемную Лелика.

Секретарша Галочка, скрывая следы грешной ночи, пудрила мешки под глазами и сплетничала:

– Воровайкин ваш такое вчера выдал!

– Кому-то вдул? – не расслышав, переспросил я, поглощенный своими мыслями.

– Если бы! Вы ушли, а он, извините, обоссался!

– Закажи мне билет до Москвы, – перебил я ее и, заметив мигающий смартфон, вышел в коридор.

– Перевели? – спросил Костик. – Скинь скриншот выписки. Почему Воровайкин недоступен?

– Закрылся от всех в номере, – продолжил врать я, – наверно, отправил. Выйдет – скажу.

Часы пробили полдень. Банковский день завершен, и две недели судьба денег будет оставаться не ясной. Сразу меня искать не начнут. Как заходил к Мише, никто не видел, eToken сломан, и проверить транзакции не получится. Будут трясти, а может, и бить Воровайкина. Не повезло парню с фамилией!

Уходя, я все-таки заглянул в к Лелику. Пялясь в чертеж будущего дома, тот тыкал в калькулятор, сопел и морщился. Дебет явно не покрывал затраты.

– С наступающим! Домой лечу, – попрощался я, слабо представляя, где окажусь завтра и, протянув руку, подумал: «Узнает – слюнки пустит. Подумает: ведь я тоже мог! Хотя, нет. Не мог. Ссыкун!»

Спустя час я уже ехал в Адлер. Тормознув под козырьком аэропорта, водитель распахнул дверцу.

– Сергей, возьми сумки, – попросил я.

Тот взял вещи и нехотя поплелся за мной. Заметая следы, я набил пакеты барахлом, чтобы водитель, когда спросят, подтвердил мой отлет в Москву.

Пройдя досмотр, вернулся на check-in и отменил полет. Затем в туалете сменил пальто на спортивную куртку и, подойдя к кассе, оформил на второй, теперь единственный паспорт, билет до Стамбула. Мельком взглянув, скучающий пограничник, громко хлопнул штампом и вернул документ. Родина расставалась со мной без речей и фанфар, буднично и безразлично. Перед посадкой я сунул iPhone в дыру водостока и стал для всех вне зоны доступа.

Взлет «Turkish Airlines» я почувствовал сквозь обволакивающую пелену сна и проснулся от легкого касания. Передо мной стоял стюард с бокалом шампанского на подносе:

– Happy new year! – и он подал вино.

Символизм присутствовал во всем: первый год новой жизни я встречал, как и подобает, на высоте!

Прожив в Стамбуле до Рождества, как и положено туристу, я посещал достопримечательности, однако вопрос, что делать дальше, покоя не давал. Вариант сбежать на край света я сразу отбросил. Жизнь на задворках цивилизации, среди черных и цветных, казалась стремной. Оставались Америка или Европа. Я склонялся к последней: «шенген» уже стоял в паспорте. Задача сводилась к выбору места. Инстинкт беглеца подсказывал, что первые месяцы надо жить там, где появление иностранца органично впишется в быт аборигенов и не вызовет подозрений. Ля Грав подходил по всем критериям. Я хорошо знал это место: пятнадцать лет назад катал там фрирайд с командой лыжников.

Ля Грав – это горная деревушка в Южных Альпах, международный интернационал экстремалов, где до тебя никому нет дела, если ты лыжник или скалолаз. И, сделав выбор, я купил билет до Гренобля.

Автобус притормозил и, качнувшись на обочине, остановился. Я открыл глаза. Кто-то прошел по салону, и двери, шипя, раскрылись. Свет фар выхватил из темноты желтый щит «La Grave». Я на месте.

Знакомые желтые домики все так же карабкались вверх по улицам к мрачному силуэту местного Notre-Dame, из бара «К2» неслось что-то забойное и вопли посетителей. Апре ски там, подобно ракете, стремилось в апогей Отель «Skiers lodge» находился в центре деревни. В крохотной рецепции за конторкой стоял спортивного вида малый в футболке Marmot. Увидев меня, он улыбнулся и воскликнул:

– Welcome to La Grave!

Ответив на приветствие, я достал паспорт.

– Monsieur Sherstiynnikov? – он еле выговорил.

– Just Alex, – я прервал его мучения.

– Okay, – он протянул руку. – I am Thomas, «Skiers lodge» boss end skier’s guide. At your service.

Томас показал мой номер. В просторной комнате, кроме кровати, стояли шкаф, кресло у комода и небольшой письменный стол с парой венских стульев. Темная полировка мебели, медные ручки и петли указывали на отменное качество, проверенное десятилетиями. Я выглянул в окно. В пустоте ночи, вдалеке, переливаясь голубым, сверкал ледяной кристалл.

– What is it? – удивленно спросил я.

– Mountain La Meje.

Томас объяснил, что на La Meje направляют по выходным прожектор, устраивая световое шоу.

Дав мне время разобраться, хозяин предложил ланч и спросил о моих планах. На плохом английском, а больше жестами, я объяснил, что собираюсь у него жить долго и отдыхать от цивилизации.

–You will like it here! – Том убедительно кивнул.

Томас оказался классным парнем. Швед по национальности, он приехал в Ля Грав двадцать лет назад, прижился и со временем превратил дом в гостиницу. Встретив меня на горе, он оценил мои возможности и пригласил кататься вместе. С Томом и его группой я изучал окрестности и много где побывал. Вечером, сидя у камина, пытался общаться с окружающими, а, устав от людей, поднимался к себе, учил французский или смотрел российские новости.

Однажды, включив телевизор, я попал на криминальную хронику в «Вестях недели». «Звездный» представитель Следкома пугал с экрана, что в рамках заведенного уголовного дела в «Фонде развития нанотехнологий и прогресса» проведены обыски. Далее следовал репортаж с места событий.

«Отряд СОБРа, оттолкнув охрану, входит в знакомое здание на Ленинском проспекте. Разделившись на группы, бегут по этажам. Одна упирается в железную дверь Департамента имущественных отношений. Им не открывают, но через пару минут срезанная болгаркой железяка с грохотом падает. Сотрудницы, бросив уничтожать документы, испуганно жмутся по углам, и только Чернов, единственный парень в комнате, продолжает совать в измельчитель листы бумаги. Обрезки еще змейками ползут из шредера, а коллеги уже дружно лежат на полу, положив руки за голову». Затем дали интервью Михалыча на ступенях СКР. Гневно отвергая обвинения, он жаловался на провокацию политических оппонентов, козни мировой закулисы и лично Сороса.

Не разбирая слов, я долго смотрел в телевизор. В Москве произошло то, чего я боялся и так счастливо избежал. О сделанном тогда выборе, естественно, не жалел, однако вопрос, что делать дальше повис в воздухе. Перебрав за неделю десятки вариантов, я решил не менять ничего. Новость из телевизора влияла только на срок моей «альпийской» ссылки. Вместо предполагаемых пары месяцев, пребывание здесь могло затянуться надолго. Чтобы не отупеть от ежедневных лыж, скалолазания или бэккантри, я начал искать развлечение для ума и придумал, как оставлю свой след в истории.

На следующий день, позавтракав, я удивил Тома желанием никуда не идти. Тот понимающе кивнул и не настаивал. Лыжники цветной вереницей потянулись к фуникулеру, отель опустел и стало тихо.

Я сел в кресло и, закрыв глаза, кажется, задремал, но ясность восприятия до конца не утратил. В сознании не спеша поплыли картины из прошлого. Цепляясь за нити памяти, они сменяли друг друга.

Вот меня маленького заносят в скорую и машина, срываясь с места, ревет сиреной и несется по улицам. Мне хорошо и не больно, хотя я умираю.

Крутая и огромная, как гора, крыша нашего дома на Преображенке. Я медленно, под смех ребят, иду по ней, спотыкаюсь, падаю и медленно скольжу к самому краю. Пропасть близка. Ужас в каждой клетке.

Ночь. В комнате дурманящий и неведанный раньше аромат женской плоти. Он будоражит кровь, мутит рассудок и заставляет двигаться еще сильнее. Вдруг сладкий спазм и взрыв мозга… Я мужчина!

Грязная комнатенка с решетками на окнах. Под блеклым, засиженным мухами гербом РСФСР стоят трое. Двое кивал, и судья в центре с козлиной бороденкой и фамилией Козлицын: «Именем Российской…Признать виновным… ст. 154, ч.2…Назначить наказание… лишения свободы…» Три года! Твари, за что? Будьте вы все прокляты! Сбылось. Страны нет!

С каждым виражом кулуар становится круче, лыжи не успевают обработать фирн, и я торможу. Взгляд вверх. Из-за поворота несется лавина снега. Мгновение и, сбитый с ног, в полной темноте я лечу в пустоту. Неожиданный свет. Остановка. Тишина. Жив!

Удар из темноты, отключка. Свет фонаря и бородатая морда абрека. Воняет овчарней. Нож у кадыка: «Убью!» Сознание плывет. Что делать? Паника!

Белый нос корабля уже висит на до мной. Бросаю серф и что есть мочи гребу в сторону. Волна от форштевня накрывает меня. На палубе машут и ржут.

Охранник прикрывает за мной дверь депозитария. Я иду по лестнице, затем коридор, холл и, ответив на дежурные улыбки клерков «Credit Suisse», весело думаю: «Вот я и миллионер! Сбылась мечта идиота!»

Солнечные зайчики, отражаясь от ледников La Meje, прыгнули в окно и заметались по комнате. Я сел к столу, открыл ноут и, выбрав шрифт, набрал название: «ЖУЛИК», а под ним «Глава1. Юность героя».

Я начал писать книгу