– Почему же тогда твой сынок не пристроится тут у вас четвертым? А вместо этого превращает мертвых воинов в своих рабов и выращивает чудовищ? Лучше бы ему навеки закаменеть вместе с вами! Для всех было бы лучше.

Бохоу какое-то время молчал.

– Вьюхо… не такой, – прогудел он медленнее и тише, чем прежде. – Я научил его всему, что знал. Но он не хочет покоя… Он продолжает добывать камни. Он что-то ищет…

– Он хочет сделать какой-то Венец Освобождения. Кстати, что это такое?

– Не знаю…

Сын Огдая расхохотался.

– Вот так так! А как же твоя вселенская мудрость?!

– Мудрость не в том, чтобы знать всё… Мудрый знает самое важное… Мой сын Вьюхо не хочет мудрости. Не хочет покоя…

– А ты не знаешь случайно, где прячет Вьюхо гранатовое колечко? – спросила Найя.

– Не знаю… Я сам хотел спросить у вас о Вьюхо. Никто никогда не тревожил нас. Но теперь раздаются шумы, стуки… Люди заходят сюда. Вы зашли… Разве запрет появляться в месте упокоения больше не действует?…

В двух словах Дью поведал каменному старику всё, что знал о планах и замыслах Вьюхо.

– Если мы не найдем выхода из-под земли, нам крышка! И еще нам позарез нужно узнать, где прячет Вьюхо колечко с искрами жизни. Как нам быть? Подскажи!

Бохоу молчал. Холодное мертвенное молчание тянулось столь долго, что сын Огдая забеспокоился.

– Эй! Ты заснул, что ли?! Или окончательно сросся с гранитом?

– А что говорить?… – откликнулся старик. – Я узнал, что хотел. Мой сын не хочет мудрости и покоя. Он безумец… Я заговорил с вами, только чтобы узнать…

– Так ты ничего не посоветуешь?! Не скажешь ничего полезного? Ведь это твой сынок, между прочим! Твой прямой потомок творит всякие мерзости, а ты молчишь!

– К чему говорить?… – голос был бесстрастнее горсти камней, пересыпаемых из ладони в ладонь. – Теперь я знаю. А вы – уходите. В этом месте нельзя шуметь…

Дью взбесила бесстрастность каменного истукана. Он почувствовал себя обманутым. Стоило терять драгоценное время, выкладывая подробности о деяниях Вьюхо, чтобы в итоге не услышать даже совета, даже пары добрых слов в напутствие!

– Мы уйдем отсюда, если захотим! – запальчиво выкрикнул он. – И будем шуметь, если захотим! Я начну сейчас вопить так, что ваши каменные бороды отвалятся, а животы потрескаются!

– Дью! – Найя схватила его за рукав. – Будь благоразумен! Если твои вопли услышит Вьюхо, мы пропали! Лучше пойдем отсюда. Ведь он нас просит уйти.

– Послушайся девушку… – прогудел Бохоу. – Уходите. Мой отец и дед не проснутся, что бы тут ни творилось. Их покой вечен и нерушим… Я еще не полностью камень и что-то чувствую и слышу… Но это пройдет… Каких-нибудь тридцать или сорок лет – и мой покой тоже станет нерушимым… Уходите.

Если б не горячие уговоры Найи, сын Огдая обязательно исполнил бы свою угрозу – пощекотал каменных предков Вьюхо, покричал, проверил, насколько нерушим их покой. Но здравый смысл – вкупе с мольбами девушки – требовал вести себя как можно тише. А также – уходить как можно скорее. В этой пещере с глупыми каменными стариками они потеряли бестолку уйму времени!

Напоследок Дью все-таки не удержался и, подняв с пола камушек, послал его метким броском прямо в нос папаше Вьюхо. Найя укоризненно охнула. Камушек отскочил, высеча синюю искру. Мальчик надеялся, что нос у старика отколется или хотя бы даст трещину, но окаменевшая плоть оказалась прочной. На ней не появилось даже царапины.

– О, Дью! – сокрушенно шептала Найя, увлекая его к выходу из пещеры. – Ну, зачем ты так? Разве отец виноват, что его сын злой и мерзкий? Тем более что он давно уже умер! Разве может мертвый отец отвечать за подлые дела своего сына?…

– Если б он умер! – с раздражением откликнулся сын Огдая. – Я б его и пальцем не тронул тогда! А он, видишь ли, погрузился в вечный покой! И мы ему мешаем, видишь ли, мельтешим под ногами, словно букашки со своими мелкими напастями…

* * *

Решив немного передохнуть, Дью посветил под ногами факелом и выбрал относительно сухое и ровное место.

– Посидим, – велел он, опускаясь на землю и ставя факел вертикально. – Переведем дух. Проклятый яд еще остался во мне… Но недолго. Долго рассиживаться нельзя.

Найя послушно присела рядом. Она оперлась затылком о стену и закрыла глаза. Впрочем, они недолго были закрытыми. Едва лишь сын Огдая тоже прикрыл веки и устроил поудобнее больную спину, как почувствовал на шее прикосновение теплых пальцев.

– О, Дью!.. – Найя перебирала Звездное ожерелье, и глаза ее искрились не хуже камней. – Неужели Вьюхо насовсем подарил тебе это чудо? И ему не жалко?…

– Подарил! Да еще сказал, что теперь в нем будет моя жизнь. Ведь эти камни должны были держать мою голову на теле жука!

– На теле жука?!..

– Ты что, разве ничего не слышала, когда сидела под столом?

– Я слышала очень много, Дью. Он так интересно рассказывал о камнях. Но, наверное, не всё поняла, потому что думала только о том, как бы не пошевелиться. Я даже сердце свое уговаривала стучать потише, чтобы не услышал Вьюхо…

Дью усмехнулся.

– О, глупая! – Впрочем, тут же вспомнил, что зря упрекает девушку: он не рассказывал ей о Шеуде, и догадаться, что затеял сотворить с ним колдун, Найя не могла. – Ну, ладно. Что ты так уставилась на эти камни? Бери их себе, раз они тебе нравятся!

– Правда, Дью?! – Найя вспыхнула от радости. – И тебе не жалко отдавать такое чудо?

– Разве воину подобает носить украшения? Это только Вьюхо может обвешивать себя блестящими побрякушками, да глупые женщины. Да еще нурриши.

Мальчик попытался снять ожерелье через голову, но оно не пролезало.

– Ладно, потом. Когда выберемся отсюда.

– Наверное, я очень глупая, Дью… Но мне трудно отвести от них глаза. Они светятся. Они живые… И они растут, он сказал. Через несколько лет они будут совсем большие. Я буду надевать их на шею своему сыну перед битвой, чтобы изумруд хранил его от зла, а рубин поддерживал мужество…

Внезапно Дью насторожился и отстранился.

– Тсс!

Найя стихла. Слева, из одного из боковых ответвлений доносился слабый ритмичный гул. Не говоря ни слова, сын Огдая поднялся на ноги и двинулся в ту сторону. Девушка поспешила следом.

Пройдя шагов семьдесят, они увидели провал в каменной толще, светившийся багровыми отблесками горевших внизу факелов. Оттуда доносился глухой напев. Сделав Найе знак молчать и не трогаться с места, Дью подобрался к краю провала, опустился на колени и заглянул вниз. Глазам его предстало большое помещение. Такие же прозрачные кристаллы на своде и стенах, что и в мастерской Вьюхо, умножали свет факелов, дробили на тысячи веселых искр.

На полу, не подстеливдажешкур, сидели на корточках трое полуголых рабов. Пальцы их монотонно шлифовали кристаллы, а губы выводили столь же монотонную песню. Головы мерно покачивались, как у пашущих в ярме волов.

 
Поддайся, камень, рукам упорным,
поддайся, камень, зубам алмазов,
поддайся, камень, ночам бессонным…
 
 
Ты будешь, камень, как слезы, чистым,
ты будешь, камень, как звезды, светлым,
ты будешь, камень, как вера, твердым…
 

Крей пел и работал вместе со всеми. Голова была низко опущена, из глаз струились слезы – от яркого сияния хрусталей, от острых искр голубого камня, который он, шлифуя, медленно перекатывал в пальцах.

 
В обмен на камень – верни мне душу,
на жесткий камень – верни мне сердце,
на стылыйкамень – верни мне солнце…
 

– Что там, Дью? – Найя изнывала от волнения.

Мальчик подвинулся и дал ей заглянуть в проем, предварительно смерив строгим взглядом и прижав к губам палец.

– Там Крей! – Невзирая на предостережения Дью, девушка громко окликнула:– Крей! Крей!..

Дью заткнул ей ладонью рот, но было поздно. Крей оторвал голову от своего камушка. Сквозь пелену слез и чад факелов он пытался рассмотреть, откуда донесся зов. Заметив пролом в углу потолка, медленно поднялся с корточек, подошел и задрал голову.

– Это ты, Дью? Я плохо вижу.

– Это я, я! – откликнулся сын Огдая. – Скажи мне, только поскорее, где твой отец? Где Шеуд?

– Крей! – снова подала голос девушка, вырвавшись от Дью. – А разве меня ты не видишь?… Это я, Найя!

– Найя? – Крей протер воспаленные веки. – Зачем ты здесь? – В голосе не было ни радости, ни удивления. – Зачем ты привел ее, Дью?

– Как бы не так! «Привел!» Она сама залезла сюда следом за Вьюхо, – сердито отозвался сын Огдая. – Теперь, если мы не найдем Шеуда, мы пропали. Без него я не смогу отыскать ту свою расщелину. Я бы попросил об этом тебя, Крей, но, сам понимаешь, ты уже два раза здорово подводил меня. Третьего я не хочу!

– Шеуд вам не поможет. Вьюхо завалил расщелину. Огромным камнем. Есть только один выход отсюда. Но его сторожит Брагу. Он не выпустит, Вьюхо приказал ему. Вьюхо приказал нам тоже – поймать тебя, как только увидим.

– Ты ловил меня уже целых два раза! – рассмеялся Дью. – Попробуй еще разок!

Он спустил в провал левую ногу и, дразня, покачал ею. Крей выбросил вверх руки, но нога мгновенно убралась. Дью снова расхохотался.

– О Крей!.. – воскликнула Найя с горечью.

– Ты не забыл, Крей, что Найя была когда-то твоей невестой? Ее ты тоже хочешь схватить и услужливо притащить к колдуну?

– Про Найю он не говорил. Он не знает, что Найя здесь. Пусть она уходит.

– Крей! – ворвалась в их разговор девушка. Голос ее дрожал. – Не говори обо мне так! Это же я, Крей! Вспомни меня!..

– Я помню, – ответил Крей – словно один песчаный холм отозвался другому.

Дью не успел пошевелиться, как Найя проскользнула худым и гибким телом в проем и спрыгнула. Она обхватила Крея за плечи и затрясла.

– Вспомни, вспомни меня, Крей! Очнись!.. Вспомни сейчас же, иначе я рассержусь!..

– Я помню, помню, помню, – тоскливо повторял Крей, пытаясь высвободиться из ее рук.

– Вспомни по-настоящему! Иначе я побью тебя, Крей!!! – Она не отпускала, вцепившись вплечи побелевшими пальцами и отчаянно заклиная: – Ты должен, должен увидеть меня! Вспомнить! Проснуться!..

– Да перестань же ты! – не выдержал Дью. Он предусмотрительно оставался наверху, готовый в любой момент вскочить и унестись прочь. – Я ведь говорил: тебя не обрадует встреча с ним! Ты мне не верила. Любуйся теперь! Пойми же, глупая девчонка: это не Крей! Это всего лишь его тело, его голос. Крея больше нет. Крей не стал бы ловить меня по приказу Вьюхо! Зачем ты трясешь его и целуешь? Он не проснется!

– Неправда! – повторяла Найя. – Он плачет! Он вспомнил меня!..

– Он плачет, потому что камни слепят ему глаза! – не унимался Дью. – Ты и не так заплачешь, если будешь шлифовать их всю ночь. Оставь его, Найя!

– Оставь меня, Найя, – повторил за ним Крей. – Я помню, помню. Уходи, Найя. Скоро придет Вьюхо. Уходи, пока он не увидел тебя.

– Да-да, уходи скорее! – поддержал его сверху Дью. – Брагу пропустит тебя. Ведь Вьюхо велел ему изловить меня – про тебя он не знает! Ты проводишь ее до выхода, Крей?

– Я провожу ее, – отозвался Крей.

Он взял девушку за руку и потянул за собой.

Двое рабов, Ичуи и Сангур, лишь на миг оторвались от шлифовки, скользнув слезящимися глазами по худенькой фигурке, упиравшейся и вырывавшей руку. И все так же тоскливо гудела не имеющая конца песня:

 
Кричите, камни – ведь мы вас режем,
звените, камни, от нашей пытки,
молите, камни, вернуть нам волю…
 

– Но ведь я не для того сюда!.. Но ведь искры жизни… Крей, мы знаем, где они!.. – сопротивлялась девушка. – Не тащи меня, Крей!..

Не глядя на невесту, Крей продолжал тянуть ее к выходу. Справиться с ним Найя не могла и только жалобно оглядывалась на Дью, который делал ей отчаянные знаки, чтобы она не шумела.

«О, четырежды глупая девчонка!!! Отчего она так вопит?! – сокрушался про себя сын Огдая. – Вьюхо сейчас выползет на ее крики, и она пропала. Где была моя голова, когда я доверил ее Крею?…» Он в досаде ударил себя по колену. Придется, видимо, бежать за ними. Только бы не опоздать!

Дью спрыгнул в пролом и проскользнул мимо Сангура и Ичуи, стараясь быть как можно незаметнее. Те не расслышали за своей песней его шагов и не повернули голов, продолжая перекатывать в пальцах прозрачно-голубые кристаллы.

 
Будите, камни, подземных духов,
будите, камни, чудовищ бездны,
Будите, камни, пусть всё погибнет,
рухнет, рухнет, рухнет…
 

Дью выскочил в подземный проход, уже знакомый ему, с факелами по стенам. Впереди маячили спины Найи и Крея. Девушка продолжала вырываться и убеждать бывшего жениха, и каждое ее слово отчетливо звенело в каменных сводах. В десятый раз помянув про себя недобрым словом ее глупость, Дью рванулся за ними, но тут же осадил себя. Поздно! Проклятый старик услышал-таки девчоночьи вопли и, приоткрыв обитую медью дверь, всматривался в приближающиеся фигуры.