Метапутешествие 1. Изгнание гнева

Конечно, нужно обладать развитым чутьем, чтобы не делать ошибок и правильно взаимодействовать с клиентом. Например, мне стал известен некий метафорический случай, предложенной одной моей клиентке другим специалистом. Ей нужно было расстаться с неким событием в ее жизни, связанным с глубоким агрессивным чувством.

Ее могли бы звать Ларисой. Ну как вариант. Мы с ней проделали уже много работы по узнавании чувств, например, она смогла прожить в полной мере свой гнев, которого боялась, опасаясь, что это может навредить ее партнеру, с которым она уже не могла больше жить. Мало того, что они жили в ее квартире, он постоянно устраивал там попойки, блевал прямо на пол, воровал у нее деньги – сам не работал уже несколько лет: напивался и спал в своей кровати в устроенном бардаке. Собственно к тому моменту их уже ничего и не связывало, кроме ее квартиры, ее зарплаты и его пьянства.

Что она получала взамен? Приступы астмы, пропадающй голос, проблемы с желчным пузырем, избыток кортизола, бессонницу, отчаяние, стыд и безысходную уверенность в своей полной невалидности для жизни.

Я дала ей отличную технику проживания гнева связанную с криком, ударами по сырому тесту. Так я помогла ей начать освобождать диафрагму. Помню, она еще спросила, не повредит ли супругу то, что она таким образом, через крики и битье постороннего предмета, выплеснет все накопившееся по отношению к их совместной жизни.

Нет! Ни в коем случае. Механизм этой метапрактики в том, что клиент общается со своим гневом, а не с другим человеком. Предмет (кусок теста) я предложила ей именно потому, что тесту все равно, а ее тело может выложить в него свои импульсы и признаться себе в своих реальных чувствах. К тому же тесто – это архетип, такой же, как глина, это нечно, что можно ощутить как некую плоть, но плоть ничью, плоть как источник любой плоти.

После этого кусок теста следовало испечь и раскрошить птицам. Раскрошенный гнев, усвоенный птицами меняет свою природу, он превращается в обычные птичьи какашки, становится удобрением, минералом.

Можно миллион раз говорить, что нет смысла гневаться на этого человека, можно бить шкаф, орать в лесу – это все слабые припарки, потому что метафора должна содержать драматургию: диалог с чувством или событием,действие – выплеск эмоции через крик и удары (освобождение, акт агрессии с включением диафрагмы, кора, ног и всего тела, разрешение телу быть), завершение процесса – результат (преобразование куска сырого теста в печеное, прожаривание гнева и последующее очищающее кормление птиц).

Птицы ничего про гнев не знают, это раз, второе – при переходе энергии в другую модальность, она теряет свое наполнение, исчезает, изменяя качество. Кроме того, птицы связаны с небом, поэтому трансформация очищения приобретает дополнительную чистоту.

В оконцовке мы так и сделали, в отличие от совета другого психолога завернуть записку, на которой написано «гнев», в целлофановый пакет и «похоронить» – закопать где-то в парке в землю.

В чем ошибка этой метафоры? В ней нет контакта с телом. Слово, написанное на бумаге – это как раз про ментальность, тогда как для трансформации чувств требуются именно телесные формулы.

Далее. Целлофан – очень прочный материал. Неизвестно, сколько лежал бы этот кусочек бумаги в земле парка. Когда мы хороним в землю покойника, мы скрываем от себя процесс его разложения и трансформации в энергию земли, трав, деревьев, мы не хотим видеть, как тело поглощается подземными существами. Мы хотим оставить себе живой образ человека.

Мы расстаемся с его телом, но не с образом. Мы не заворачиваем покойника в целлофан, оставляя тело для превращения снова в атомы и молекулы энергии Жизни. Почему надо хранить записку со словом «гнев» в непроницаемом пакете? Чтобы что? Возвращаться туда? Зачем? Это что – золотой клад?

Расставаясь с накопленным гневом по моей схеме, клиентка получала место в своем теле для новой энергии. Для энергии будущего – чистой, светлой и радостной.

Но одного раза никогда не хватает. Сколько накоплено, все надо разжать и позволить всему истечь. Освобожденное место мы стали заполнять разными полезными вещами. Тут иногда хитрить приходится. Иной клиент похож на забитого щенка или лисенка: рефлекс защищаться остался, а зрение еще не открылось. И тут важно совместить метафору с телесной практикой, прикрыть истинную цель безопасным дискурсом.

Для начала я предложила ей представить себя маленькую девочку, взять ее за руку и пообещать, что клиентка никогда не предаст и не бросит эту малышку. Это сработало. Появилось воодушевление и чуть-чуть уверенности.

Гнев – это очень плотское чувство. Чтобы освободить свою плоть (печень) от задержанного гнева (бессильного гнева), его нужно отдать метафорической плоти, ничьей, плоти как символу. Есть и более сильные метатехники, но это всегда подбирается лично, индивидуально. Метапрактик должен тонко чувствовать метафоры – на уровне оченьхорошего кино или театрального режиссера. Для меня такой режиссер, разумеется, Алехандро Ходоровски. А из моих современников – Вадим Демчог.

Метапрактика. Возвращение в тело

Как ни прискорбно, многие из моих клиенток пережили в детстве, часто дошкольном, насилие физческое или даже сексуальное, в том числе инцест. Если бы судьи знали, сколько семей скрывают это преступление, то тюрем, вероятно, не хватило бы. Но девочки молчат и страдают. Но матери молчат и боятся.

А когда взрослая девочка оглядывается на свою невезучую жизнь, она видит, что те, кто должен был ее защитить, отрекались от нее, ради зыбкой иллюзии семейной жизни. Можно ведь сделать вид, что ничего не случилось. Очень многие так и делают. И не так просто объяснить мужчине, который привык использовать свой пенис совершенно конкретным образом, что плохого он делает для ребенка. Он же хороший – так думает он – значит и пенис мой хорош, иначе зачем Бог создал пенис?

Вероятно, все насильники, не подозревают, что нож – это то, что может спасти, и то, что может убить. Что это? Недостаток образования? Высокий, ослепляющий уровень гормонов? Или вшитая в природу агрессия? Пропустим это место. Наша цель другая. Наша цель – наша собсвенная жизнь. Кстати, пусть даосов – не разбрасывать свою сексуальную энергию цзин, ведь она – лечебна.

Если сказать, что мы должны вернуть доступ к сексуальной энергии (не в плане эротики, а просто принять свою самость, согласиться со своей хорошестью по факту жизни, то, что даосы называют сексуальной чакрой – нижним дяньтянем), можно встретить испуг и сильное сопротивление. И так и происходит у большинства травмированных в детстве клиенток. Поток стыда, вины, недоверия и предательства – вот, что сопровождает этих девочек почти всю жизнь, пока они не перестанут нести на свой спине чужую сумку с булыжниками".

Назовем ее Настя. Настя отреагировала так же. Опыт изнасилования в детстве создал в подсознании такое чудовище, что первая мысль, первый образ, который приходит на ум при слова "сексуальная энергия" выглядит опять, как тот же насильник.

Поэтому к таким вещам надо подходить осторожно. Мы начали с голоса, ставили его на опору, включали диафрагму при помощи упражнений, которые включают необходимые мышцы, вплоть до тазового дна и ступней. Сначала прошел кашель, потом появился тембр. Я давала голосовые упражнения, упражнения на пробуждение воли, телесные расслабляющие, собирающие цельность (из тай-цзы и специальные мои разработки для позвоночника) и все время проговаривали какие-то вещи, осознавали, учились рассказывать себе через чувствительность тела эмоции, желания, состояния.

Обсуждали сны. Когда я чувствовала, что тело Насти уже созрело для следующего шага, я предлагала ей поиграть в принцессу, говорить голосом принцессы, наносить на свое тело волшебный крем принцесс. Дело двигалось волнами, но двигалось. Практика "Изгнание гнева" выпустила самый первый уровень, кипящий под крышкой парового котла, но тело клиентки было забито болью и терпением по самую маковку. Сексуальный абьюз в детстве от отца и потом побои сделали ее похожей на юную беспризорницу, лишенную всяческой женственности.

Отвращение к акту насилия перенеслось на ее тело. Если эмоционально Настя испытывала ненависть и отвращение к насильнику, то ее тело без ее согласия ощущало все то, что принято считать удовольствием. Да. Бывает так, особенно если ребенок доверяет взрослому, что опытные пассы и прикосновения вызывают приятные ощущения тела, но это не значит, что ребенок хочет этих ощущений.

В том и проблема насилия над детьми, что это чаще всего насилие над психикой. Ребенок не в состоянии отделить физиологические, безличные ощущения от эмоционального отношения к происходящему. Именно поэтому, бессознательно, ребенок начинает ненавидеть свое предательское тело за то, что "оно же испытывало причтное, когда мне было противно". Ненависть к телу выглядит как месть, как наказание, но даже взрослые женщины с большим трудом осознают, что невозвожно нести ответственность за физиологию. Как например, стыдиться, что у тебя начались менструации – это территория Природы, ты не можешь оценивать это как хорошо или плохо.

В СССР все женское, кроме готового ребенка, было связано с осуждением, стыдом и пороком. Поэтому маленькой девочке легко было начать ненавидеть себя. Вывести из этой ненависти к любви к своему телу – очень непростая и небыстрая задача: между телом и "Я" девочки стоит преграда – личность мужчины. Она встраивается в смоощущение как часть целого. Прикасаясь даже сама к себе по первости Настя испытывала болезненные ощущения в коже и мышцах – как будто это насильник прикасался к ней. Но постепенно приучения себя к мысли, что это не кто-то другой, а именно ты, ты сама, та, кто достоин любви и заботы, стело пересиливать отвращение. И в этом смысле имело важное значение с текстовым комментированием практик. Работа с голосом.

Лирическое отступление: у меня у самой были проблемы стыда за то, что я родилась девочкой – и отец, и мать внесли в это лепту. К тому же постоянное преследование то от старших мальчишек, то какие-то взрослые мужчины пытались воспользоваться моим телом, иногда даже удавалось. Но я была ребенком и боялась рассказать матери, ожидая от нее презрения и брезгливости. Это была моя детская тайна, с которой мне пришлось тружно бороться потом, уже войдя во взрослость. Это были мучительные годы – мне казалось, что все, что случилось со мной в детстве не дает мне права жить, как все, радоваться и не стыдиться себя.

Но однажды мое тело взбунтовалось. Я поняла, что пока я отвергаю сама себя, я просто лузер. Что я имею право на все, что я хочу не вопреки тому, что я женщина, а благодаря. Я прошла практику изгнания страха, выдавила из себя интроекты и убеждения, внушенные мне в детстве, обесценила все свои страдания и разрешила своему телу быть. Не один год ушел, конечно. Но я прошла этот путь, и он стал одним из моих достижений. И вместе со стыдом за детство и мой женский пол, мне пришла уверенность в моих решениях и поступках. Я разрешила себе не нести на себе ответственность за всю вселенную.

Благодаря этому опыту, я понимала и чувствовала, что переживает клентка. Все эти метафорические практики:

– говорить голосом принцессы

– надевать воображаемое платье принцессы

– мазаться волшебной мазью принцесс

– рассказывать на ночь сказку маленькой девочке о цветах, феях и торжестве красоты

… они были направлены на то, чтобы восстановить контакт со своим естественным "Я", погрузиться в телесное принятие себя и своего тела. Запреты на чувства, эмоции, самость жестко исказили тело клиентки. Почти все органы пострадали: печень, почки, дыхательная и голосовая системы, зрение, позвоночник (таз и зеркально шея), плоскостопие.

Чем раньше и сильнее пережитая травма, тем сильнее ее берегут, тем сильнее за нее держатся. Иногда травма полностью замещает личность. Тут я бессильна, это уже психотика, это к докторам. Не берусь. Я бы не взялась спасать обезьянку Харлоу от психопатии. Агрессия обезьянки Харлоу, конечно же, была криком о помощи, криком тоски отвергнутого ребенка, замершего в психическом развитии на уровне новорожденного. Обезьянышей отбирали у матерей сразу после рождения и помещали в клетку с железной мамкой.

Не так ли поступают матери, отдавая младенцев чужим людям? В детдом? Отцу? Бабушке? Оставляя наедине с потолком в люльке? Младенец отразит и сделает базой своей личности то, что он видит и чувствует в первые месяцы жизни. И с этим "биосом" он потом идет в жизнь. Как я уже писала в первой книге о метадао, именно телесная, теплая любовь матери формирует все дальнейшее. Хоть бы одна пропущенная фаза развития застревает в ребенке навсегда. Становится зовом тоски. Оно и логично – нельзя взать и учить ребенка математике раньше, чем он научится ходить и гулить, раньше, чем он разовьет мелкую пластику, воображение, освоит мимику, эмоции – свое первичное описание и однажды ощущить свое "Я".

Да нет. Конечно, можно заменить у ребенка его "Я", самость, учебником математики, но тогда он и будет сыном или дочерью учебника. Чтобы вернуть женщине то, что было ею упущено в какой-то степени, конечно, нужно включить некий реверсивный механизм, вернуть осторожно в состояние, когда были зафиксированы утраты. В то время, когда совершалось накопление боли. Но мы не возвращаемся прямо в боль сразу – она может обрушиться и убить, сорвать все болты и гайки, нахлынуть штормовой эмоцией.

Итак, Настя. Поэтому сначала мы работаем со снами, в девчачьими играми в принцессу. Хотя даже на этом уровне оказывается очень сложно уломать клиентку начать прикасаться к своей коже и не бояться ожога. Для этого мы включили голос Феи, Фея рассказывала внутренней девочке, какая она красивая, какая у нее приятная нежная кожа и все такое. Это было трудно. Потому что клиентка была настолько травмирована, что даже голос она не могла смягчить без слез. Но потихоньку мы накопили достаточное количество внимания и спокойствия, чтобы перейти к практикам медитации.

А затем и к переформату травматических ситуаций. Но это уже телесные нейгун практики. Если метафора и была в них использована, то не больше, чем это требовалось для создания представлений о практиках, об их структуре, механизмах и целях. Подробно в "Метадао. Управление подсознанием".

На это ушло почти два года. Два года медленного приближения к подвалу, где были заперты чудовища. И вот, наконец, случился прорыв. Применяя практику поворота, мы смогли вытащить одно за другим травматичные события и отцепить от объективной структуры события его оценку, навязанную значимым взрослым. Воспринять событие объективно, разжать его на телесном уровне, стереть эмоциональный телесный блок. Событие больше не держало внутреннюю девочку в своих цепких лапах.

Что она сказала: "Я ходила потом, рыдала. Не плохо и не хорошо, просто слёзы текут сами по себе… Как будто что-то во мне растаяло и потекло слезами. Никогда столько  в жизни не плакала, потом отпустило… И дошло! Я хорошая ! Я – хорошая! И  мне ничего за это не будет. Даже когда мне хорошо, я – хорошая! И даже когда  накосячу. И не обязательно должно быть плохо, чтобы быть хорошей. Ничего себе! Всё так просто – надо было просто один раз  не удержать слёзы, чтоб это понять? Реально?" "Конечно, реально. Мы шли к этому два года. Все занятия телом, голосом, игры в принцессу, осторожные раскопки – это все было накопить силу, чтобы выдержать удар прошлого".