Глава 3
Спокан (Вашингтон), 2001 год

Жители Спокана догадывались, что на левом берегу поселилась коммуна. Многим было любопытно узнать, что там происходит, но никто к ним не совался. Во-первых, добраться было не так-то просто: с одной стороны коммуну отделяла от города бурная река с хлипким, прогнившим и проржавевшим мостом: там даже досок толком не осталось, а на те, что остались, наступать было небезопасно; а во-вторых – глухой забор, украшенный несколькими рядами колючей проволоки. Что бы ни скрывали эти люди, они хотели, чтобы их тайны остались с ними.

Иногда местные видели некоторых женщин из общины, но те никогда не заговаривали первыми, а на вопросы лишь кивали или отрицательно качали головами. Чаще всего они выходили в город, чтобы купить продукты и медикаменты. Хотя для такой крупной коммуны, казалось, удобнее было бы получать доставку. Продавцы поначалу пытались советовать, но потом поняли, что все без толку, и перестали лезть к странным людям.

Поговаривали, что эта община переехала к ним из Огайо, но никто не смог бы с уверенностью сказать, так ли это. Известно было только то, что в один день в городе появилось тридцать три новых жителя: семнадцать женщин разных возрастов, двенадцать детей и четверо мужчин. Чем они занимались, как зарабатывали на жизнь, никто не знал. А если кто пытался сунуть нос в коммуну, то тут же сбегал под залпы ружья, начиненного солью. Они были чужаками, но вели себя словно хозяева. Впрочем, местные быстро потеряли к ним всякий интерес: живут себе тихо, никого не трогают, а остальное – их дело.

Онафиэль было восемь, когда она вместе с семьей переехала в Спокан. Их семья была большой, трудолюбивой и очень любящей – так все говорили. Онафиэль помогала маме с домашними заботами, приготовлением пищи, уборкой, кормлением скота и другими мелкими поручениями. А в выходные девочку запирали в комнате вместе с другими детьми, чтобы те не мешали взрослым в проведении ритуалов. Уходя, мать всегда гладила ее по голове и говорила: «Не бойся. Ты родилась в общине – это лучшее, что могло с тобой случиться. Когда на мир опустится мрак, выживут только ангелы, дети Господни, ты, я и вся наша семья. Поэтому ты должна радоваться, что у тебя есть шанс на спасение».

Онафиэль кивала, а мама продолжала: «Пока ты еще малышка и чиста душой, ангел от рождения. Но когда придет пора, ты тоже начнешь принимать участие в обрядах очищения. Только чистые ангелы смогут спастись».

Предсказание матери сбылось: глава их семьи, отец Рафаил, стал приглашать Онафиэль в свои покои. Он сидел, раскинувшись в кресле, с терновым венком на голове. Длинные волосы спадали на плечи, обнаженное тело прикрывала лишь набедренная повязка. Такой образ отца не смущал Онафиэль, она часто видела его обнаженным во время ритуалов.

Рафаил улыбнулся, когда девушка встала перед ним на колени.

– Обнажись, ангел, – мягким тоном приказал отец.

Девушка стала неловко стягивать одежду, поглядывая на главу, ища его одобрения.

– Молодец, теперь подойди ко мне. – Он поманил Онафиэль пальцем.

Она замешкалась.

– Ну же смелее, чистое дитя. – Рафаил ободряюще улыбнулся, и она шагнула к нему.

Мужчина наклонился и поцеловал Онафиэль в лоб, а после огладил ее лицо тыльной стороной ладони.

– Настоящий ангел… Тебе разрешается заплести мне косы. – Он протянул гребень, и она принялась за дело.

Отложив расческу, она еще раз подняла взгляд из-под пышных ресниц на отца.

– Садись ко мне на колени, так тебе будет удобнее. – Отец похлопал себя по бедру.

Онафиэль несмело села на его обнаженное бедро, чувствуя жар его кожи. Поборов смущение, она взяла в руки небольшую прядь и стала плести косу. Закончив с одной, Она принялась за новую.

Пока девочка заплетала косы отцу, Рафаил мягко поглаживал ее по светлым волосам, по спине. Легкие касания сменялись все более уверенными, но он не переходил границ. Еще было не время.

Такие встречи Онафиэль с отцом случались три-четыре раза в неделю. Мама рассказывала, что он откладывал все свои хлопоты, чтобы поделиться с Онафиэль своей благодатью, и что она непременно должна говорить ему спасибо. Ведь сейчас она его любимая последовательница. Онафиэль видела, как мама гордится, поэтому стеснялась сказать, что ей неприятны их встречи. Куда больше ей нравилось читать писания или даже заниматься домашними делами. Расстраивать мать не хотелось, и она молчала.

Когда пришло время, Онафиэль оказалась внутри круга вместе с матерью и отцом Рафаилом, и теперь через ритуал очищения предстояло пройти уже ей. Вот только сегодня со свечами в ритуальном зале стояли взрослые члены «семьи». Мать велела ей молчать и крепко держала ее за руку, пока отец Рафаил очищал ее от грехов. Онафиэль тихо плакала, а мать шептала ей на ухо: «Будь смирной. Как только очистишься, станет легче. Потерпи. Ни о чем не думай. Благодари отца за помощь».

«Спасибо, великий отец Рафаил», – захлебываясь в рыданиях и сжимаясь от боли, проговорила Онафиэль, и отец поцеловал ее в губы.

Жизнь культа с божественным названием «Ангелы Господни» началась с видения отца Рафаила о грядущем апокалипсисе. В своих писаниях он утверждал, что с ним говорил Бог. Господь даровал ему новое имя, велев навсегда отказаться от мирской жизни. С того дня Рафаил должен был собирать паству и руководить ими от лица Господа, нарекая их новыми ангельскими именами и очищая от грехов своей благостью. Рафаил стал посещать воскресные службы, собрания религиозных меньшинств и группы поддержки для ветеранов, бывших наркоманов и алкоголиков. Там он выбирал тех, кто достоин будет после очищения стать ангелом.

Основную ставку он делал на женщин, но и мужская сила была необходима в новом обществе, которое переживет апокалипсис. Первой адепткой и самой ярой фанаткой идей Рафаила стала мать Онафиэль, получившая от великого отца имя Табрис, в знак того, что по свободной воле не просто разделила с Рафаилом его путь, но и стала активно привлекать в нее других адептов с помощью сексуального манипулирования. Эти двое сразу стали любовниками и быстро поняли, что через «любовь» будет проще всего сформировать новое, лучшее общество, достойное спасения. Рафаил направил свои чары на одиноких женщин, а Табрис – на одиноких мужчин, жаждущих власти и обладания. Они обещали своим адептам безграничную любовь, заботу и спасение в обмен на отречение от всего греховного, мирского. Все адепты должны были отказаться от материальных благ в пользу общины «Ангелов Господних». Теперь все, что они имели, должно было послужить общей цели и даровать им путь избранных.

Спустя три месяца командной работы Рафаил и Табрис привлекли в секту больше десяти новых адептов, среди которых были разных возрастов женщины и молодые мужчины, готовые на все ради обещанных им удовольствий. Первые годы они часто переезжали с места на место, так как некоторые родственники новых адептов обращались в полицию, поняв, что лишились возможного наследства. Старушки часто умирали, иногда прямо во время оргий. Их места занимали новые адептки, более молодые.

Через полтора года после основания культа к ним присоединилась новая девушка, получившая имя Зофиэль. Сначала ей дали пищу и кров, а после она прошла через обряд очищения. Затем в общине стали рождаться дети. Никто точно не знал, кто из мужчин культа кому приходился отцом. Поэтому, когда дети вырастали, проводить ритуал с ними дозволялось каждому.

Священное Писание постоянно дополнялось все новыми и новыми важными деталями служения Всевышнему, правила трансформировались, обряды становились все смелее. Обнаженные танцы у костра сменились омовением в крови жертвенных животных с последующим совокуплением, во время которого пели молитвы. Достигать нужного состояния адептам помогали травяные чаи, открывающие чакры и скидывающие мирские ограничения для постижения божественного.

Дети, рожденные в культе, становились общими. Все знали, кто биологическая мать ребенка, а вот кто был отцом, наверняка без теста ДНК сказать было невозможно. Но это мирские хлопоты, ангелов такие мелочи не заботили.

Взрослые неспособны были критически мыслить, а дети и вовсе не видели другой жизни и не имели понятий о норме и морали. Некоторые по мере взросления начинали задаваться вопросами, кто-то даже пытался сбежать, у двоих получилось. Вот только те, чьи попытки не увенчались успехом, потом долго каялись, проходили обряды очищения, а после рассказывали о том, как страшен и жесток греховный мир за воротами коммуны. Тех несчастных, что так и не вернулись, считали умершими и оплакивали их в молитвах.

Глава 3

На следующий день результаты вскрытия Джона Доу были готовы, и Генри Уиллард собрал всех заинтересованных в переговорке. Кимберли заняла место у окна и приготовила свой блокнот. Миллер и Блант по обыкновению держались поближе к выходу. Ровно посередине, рядом с магнитно-маркерной доской, расселись эксперты Чарли Олдридж и Джон Уотс, напротив них – шеф убойного отдела.

– Ну что? Все в сборе, давайте начинать, – предложил Уиллард.

– Предлагаю начать с тела. – Джон взял папку, достал несколько фотографий и закрепил их на доске. Несмотря на то что вскрытие и исследование было на Чарли, Джон чаще брал на себя роль выступающего, тогда как Олдридж либо согласно кивал, либо вставлял кое-какие детали. Чарли не любил говорить, а Джон чувствовал себя по-настоящему важным в такие моменты. Поэтому их тандем прекрасно уживался среди тел, пил, пробирок, кисточек и прочего.

– Итак, тело неизвестного мужчины было обнаружено полицейской собакой в лесистой части парка Форест в процессе патрулирования. По состоянию внутренних органов установлен приблизительный возраст жертвы: от шестидесяти восьми до семидесяти двух лет. В ходе вскрытия видимых следов насилия, кроме укола в шею, обнаружено не было, как не было обнаружено и защитных ран. Либо жертва не ожидала нападения и не успела среагировать, либо позволила ввести себе инъекцию. – Джон перевел дыхание и задумчиво почесал лоб. – Ах да! К слову об инъекции: в крови мы обнаружили серьезную дозу эпинефрина, по-простому – адреналина. Смерть наступила в результате остановки сердца, причиной которой с большой долей вероятности стала передозировка.

– У Джона Доу были прижизненные проблемы с сердцем? – уточнил Тайлер.

– Хочешь узнать, мог ли он сам сделать себе инъекцию в лечебных целях? – Логан посмотрел на напарника.

– Или попросить кого-то, или он мог наблюдаться у врача, который помог бы нам его опознать, – продолжил развивать мысль Блант.

– Не хочу вас огорчать, но, несмотря на почтенный возраст, у старика не было проблем с сердцем. Вряд ли он состоял на учете у кардиолога, да и у других врачей, разве что с какими-то сезонными болезнями. К тому же место для введения инъекции не совсем типичное, точнее, совсем не типичное. Но есть и еще кое-что интересное. – Джон выдержал паузу.

– Ну же! Не томи! – поторопил его Миллер: он никогда не славился терпением.

– С помощью экспресс-теста на запрещенные вещества в моче Джона Доу мы кое-что обнаружили, наш клиент употреблял незадолго до смерти: от одного до четырех дней назад.

– Отлично! – неожиданно воскликнул Логан, и все взгляды обратились на него. – Мы можем выйти на личность убитого через мелких барыг.

– Если он курил траву, то должен был где-то ее доставать, – закончил за него мысль напарник.

Кимберли нарисовала косяк в своем блокноте.

– Какие-то следы на теле или на месте преступления? – Уиллард поспешил вернуться к сути.

– Да, давайте по порядку. Должен признаться, таких интересных клиентов у нас давно не было. – Джон посмотрел на Чарли, и тот улыбнулся. – За правым ухом жертвы синей шариковой ручкой был написан семизначный номер 1673/22/8. – Он прикрепил еще одну фотографию на доску.

Тайлер присвистнул. Кимберли записала цифры.

– Но и это еще не…

– Да ну на хрен, – выдохнул Логан. – Не нравится мне это.

– Погоди, после того как мы «распороли» рот Джона Доу, как бы это ни звучало, – он ухмыльнулся, – в общем, в ротовой полости обнаружили ключ. – Уотс достал из папки ключ, упакованный в пластиковый пакет, и опустил его на центр стола.

– Отпечатки? – уточнил Логан.

– Ничего, кроме слюны жертвы, на ключе не было, к сожалению.

– Но если мы найдем, от чего этот ключ, и поймем, что значат эти цифры, то, возможно, установим не только личность жертвы, но и личность убийцы. – Глаза Тайлера впервые загорелись азартом после смерти отца.

– Вот именно! – Джон подхватил его настроение.

– На рубашке мы нашли след, предположительно от косметики. Ткань отправили на химический анализ; как только получим результат, сможем установить тип и, возможно, даже марку средства, – добавил Джон.

Ким кивнула.

Логан погрузился в раздумья, уже начал прикидывать возможные варианты. А Ким продолжала чиркать что-то в своем скетчбуке, пока голос Уилларда не вернул ее в реальность.

– Работаем! – сказал шеф и поднялся с места.

Детективы вернулись к кабинетной работе, стали поднимать дела на барыг. Кимберли отправилась на вечерние занятия по профайлингу в ФБР.

Кимберли припарковалась возле учебного центра; машина Честера Келли, красный «Форд Мустанг Шелби», уже стояла возле пятиэтажного стеклянного здания. Такой автомобиль вряд ли мог принадлежать порядочному семьянину, скорее мужчине, который любит обращать на себя внимание. Кимберли уже месяц посещала курсы, и слухи про Честера в кулуарах слышала разные, но сама не спешила с выводами. Кто-то говорил, что у Келли жена и ребенок, другие – что он неоднократно был замечен в связях со своими студентками. Иные и вовсе обвиняли его в женоненавистничестве. Хотя Ким ничего такого за преподавателем не замечала, он вел себя учтиво, профессионально, сдержанно, чем вызывал уважение у Ким и трепет у некоторых ее сокурсниц.

Всего в группе было двенадцать студентов, практикующие психоаналитики и полицейские. Восемь мужчин и четыре женщины. Кимберли единственная среди женщин служила в полиции, остальные либо вели частную практику, либо работали в клиниках. Поэтому соперника в ней чувствовали и те и другие. Женщины – потому что она тоже была женщиной, а мужчины – потому что женщина ступила на их территорию. Тем не менее настроения в группе были более или менее дружелюбные, пару раз они все вместе даже выбирались в бар после занятий. Но учиться Ким было интереснее, чем проводить время с сокурсниками. К тому же дома ее ждал куда более приятный собеседник.