Свечи

Меня зовут Светлана Аркадьевна. Хотя детишки зовут меня обычно просто тетя Света. Я врач-онколог. Вчера в нашем отделении от острого лейкоза умер трехлетний Димка. Ясное солнышко, веселый и неугомонный малыш "сгорел" буквально за три месяца. Угас, словно свечечка…

Почерневшие от горя родители, совсем молодые, сами еще почти дети, молча, горько и недоуменно смотрели на меня. Никакого упрека в их глазах не было… Так же молча смотрела и я. А что говорить? Мы сделали все, что могли…

***

Наш центр совсем новый. С красивыми корпусами, парком и аллейками. В корпусах светло и уютно, и совсем не пахнет больницей. Палаты у нас рассчитаны на четверых, не больше… В холле большой телевизор, диванчики, маленькие столики, игрушки и книжки, раскраски и пластилин… Цветов – как в джунглях. На Новый Год здесь ставят большую живую елку…

Но здесь редко кто бывает… Разве что новички с родителями. А так… Детишкам просто не хватает сил ни на мультики, ни на игрушки. Так что вся эта заботливо, с любовью обустроенная комната пустует, мишки и куклы сидят тихо, машинки и паровозики аккуратно расставлены на полочках… И только уборщица тетя Валя иногда приходит сюда, смахнуть пыль и полить цветы. Захожу я сюда очень редко… Пусто, страшно и неуютно мне в этой красивой комнате, где лишь иногда пара-тройка детишек тихонько сидят, кто с конструктором, кто с раскраской. Шумных игр здесь не бывает.

***

На территории Центра есть своя церковь. Храм в честь иконы Божией Матери "Всецарица". В этом храме и отпевали Димку. Наш священник, отец Сергий, никак не может привыкнуть к крохотным гробикам… В глазах его всегда такая тоска и боль, что хочется выть. И я вою, я тоже никак не могу привыкнуть, хоть и говорят, что у каждого врача есть свое маленькое кладбище…

На отпевание Димки пришло очень много народу. Родственники, друзья, не знаю кто еще, но в церкви было – не протолкнуться. Я тоже пришла. Ненадолго. Работы у меня много. Молча, одной из последних, я подошла к Димке и поцеловала. Посмотрела на потрепанного плюшевого зайца, уложенного в гробик рядом с Димкой, на маленький крестик, вложенный в тощие белые ручонки… И ушла.

***

Утренний обход завершен, я прошла в свой кабинет и заперла двери на ключ. Сегодня мне было особенно тяжело. Ведь один из благотворительных фондов уже начал собирать деньги на лечение Димки. Не успели, опять не успели…

Я сидела за столом, невидяще глядела на яркую, с веселым котенком, заставку компьютера, и крутила в пальцах карандаш.

Странно, вдруг подумала я, а ведь есть некая непонятная и страшная закономерность. Поначалу, когда детей только привозят к нам, родителей буквально не выгонишь из палаты. Днями и ночами они сидят возле своего чада, нарочито весело щебечут, читают книжки и тихонько поют песенки. Обещают скоро забрать домой…

Но чем дольше лежат дети в отделении, тем реже появляются родители… Наверное, срабатывает какая-то психологическая защита. Ведь видеть своего умирающего ребенка и ничем не помочь ему – это… Это ужас. Исключения, конечно, бывают, но их так мало…

– Им тоже больно, не осуждай их, – вдруг раздался чей-то голос. Поначалу я даже не удивилась. Наверное, задремала…

Но потом поняла, что не сплю и, оторвав взгляд от котенка, взглянула поверх монитора. Там кто-то был. Этот кто-то стоял и смотрел на меня. Глаза у него были странные, лучистые, а лицо знакомое и почти до боли родное. У меня по коже побежали мурашки – дверь-то заперта на ключ!

– Не осуждай, – мягко повторил он.

– Кто ты? – хрипло спросила я и откашлялась… – Кто Вы и как сюда вошли?

– Ты знаешь, Кто Я… Не бойся.

Человек вышел из-за компьютера на середину кабинета. Одежда на Нем тоже была странная… какая-то длинная рубашка… как это называется? – хитон, кажется… Сандалии… Нет, все-таки я сплю…

В пальцах хрустнул, разламываясь пополам, крепкий толстый карандаш. Острая щепка больно куснула меня в палец. Отбросив остатки карандаша, я встала. Видение не прекращалось. Так, что у меня тут есть из успокоительного? Или сразу к психиатру?

– Не бойся, – повторил Человек, – Это Я.

***

При моей работе либо веришь в Бога безоговорочно, либо не веришь совсем. Середины не бывает. Я – не верила. Иначе почему все вот так?

Я подошла к двери, подергала ее – да, заперто. Повернула ключ, распахнула двери и сделала приглашающий жест рукой – будьте любезны покинуть кабинет. Человек покачал головой и остался стоять на месте. Я пожала плечами и вышла. Повернула ключ на два оборота и для верности дернула за ручку. Затем спустилась по широкой лестнице, прошла по парку и вошла в церковь. Отец Сергий, судя по звукам, был в алтаре.

– Батюшка! – крикнула я, – Можно Вас на минутку?

Священник вышел и вопросительно посмотрел на меня.

– Здравствуйте, Светлана Аркадьевна. Что-то случилось?

Да у нас каждый день что-то случается, раздраженно подумала я, но вслух этого не сказала, сумела взять себя в руки и вежливо спросила:

– Скажите, батюшка, могу ли я видеть Христа?

Сказать, что отец Сергий очень удивился – ничего не сказать…

– Вы что, Светлана Аркадьевна, в приемную министра пришли? И просите, чтобы секретарь пропустил Вас к нему?…

Но потом все-таки поманил меня за собой и подвел к большой иконе в золотистой раме. Вот, сказал он. Смотри.

– Нет, батюшка, Вы меня не поняли! Не икону! А Христа, живого, в жизни!…

– Да ты что?! – от изумления батюшка даже перешел на "ты". Конечно, нет! Вот, например, Силуан Афонский – он…

– Подождите, подождите, – замахала я на него руками, – Я все-равно не знаю, кто это такой! Вы мне прямо скажите, про Иисуса, – да? или нет?

– Разумеется, нет! – отрезал батюшка. – Видеть Христа-Спасителя… – батюшка начал раздражаться…

– Ладно, – примирительно сказала я. Нет так нет. Значит, к психиатру.

***

Вернувшись в кабинет, я застала Человека на том же месте, где Он оставался, когда я уходила. Конечно, куда Ему деваться, дверь-то заперта…

Я подошла почти вплотную и тихо, но настойчиво, сказала:

– Скажи мне прямо, кто Ты.

– Ты знаешь, – Человек посмотрел мне в глаза. – Меня зовут Иисус…

Я опустилась в кресло. Так. Прекрасно… Еще раз оглядела хитон, лучистые глаза и родное лицо… А может, все-таки, шутник какой-то?… Но дверь… Дверь была заперта, а Он прошел. Странно, очень странно, но почему-то я совсем не удивлялась и не боялась. Словно каждый день я встречаюсь с непонятным и неизведанным… Бухаться на колени и биться лбом об пол тоже желания не возникало.

– Значит, Иисус, – спокойно сказала я. – Тот Самый? Бог?

Человек промолчал, но я как-то поняла – Тот Самый. Бог.

– Почему Ты пришел ко мне? Я ведь не Силуан… как его… Афонский… – я начинала потихоньку закипать. – Если Ты – Бог, – вдруг осенило меня, – то Ты все можешь?!

– Да. Все.

– Тогда исцели их всех! Исцели всех! – закричала я. – Ведь Ты можешь!

– Могу. Но нет, – вдруг твердо сказал Иисус, – со Мной им будет лучше.

– Но почему? Почему дети? Почему одних Ты оставляешь, а других забираешь? Взрослые – ладно (простите меня, пожалуйста!). Взрослые, может, нагрешили много… Но дети!!! Димка! Валерик, Машенька, Лера!… Леночка, Максим, Гриша… Свечечки мои… Я помнила их всех, всех до одного…

– Ваши грехи тут ни при чем, – сказал Бог и замолчал…

Наверное, понять мотивы и поступки Божии мне было не дано… Как это называется – Божий Промысел?

***

Больше я ничего не говорила и не спрашивала. Уткнулась носом в коленки и заплакала. Долго плакала. Но на душе становилось все легче и спокойнее, сердце перестало колотиться, как у загнанного зайца. Наконец слезы иссякли и я подняла глаза на Христа.

– Но зачем? Почему все так? Они такие маленькие… Они умирают почти каждый день! Пожалей их…

– Я жалею, – с болью сказал Господь, – Вы все больны. Все. И однажды Я уже приходил помочь вам. Но вы не послушали Меня, – горько добавил Он. И теперь вы все больны. Я тоже умираю каждый день. С каждым из них…

Я посмотрела на кровоточащие раны на его руках и замолчала…