Глава 15.

Пашкино общежитие накрыло тревожное оживление. У входа стояла полицейская патрульная машина.

В самом общежитии на первом этаже полицейский в тёмной форменной плащёвке и кепке с резиновой кокардой проверил у Матвея документы и поинтересовался, куда он направляется. На лестнице и на втором этаже суетились люди, низко пригибаясь, будто в помещении шёл дождь. Некоторые, судя по чистой одежде и здоровой коже, не были жильцами этого притона.

Дверь Пашкиной комнаты легко открылась сама собой, когда Матвей коснулся её, чтобы постучать. Он вошёл в пустую прихожую, скудно омытую светом из небольшого окна напротив входа.

– Паш?

– Матвей? – отозвался из комнаты Пашкин голос. – Проходи.

Матвей, выдохнув, быстро скинул пальто, туфли и с пакетом книг прошёл в комнату. Пашка полусидел-полулежал на диване.

– Что у вас тут такое? – спросил Матвей, пожав ему руку.

– Та самая беда, о которой я говорил, – ответил Пашка, заёрзав, чтобы приподняться. – Не люблю, когда здесь долго тихо, потом обязательно случается что-то скверное. Наркоманы с первого этажа обчистили несколько комнат, в которых живут… девушки. Но это мелочь, из-за этого никто полицию вызывать не стал бы. Они ещё где-то в городе успели накуролесить, вот тут-то шум и поднялся.

– У тебя ничего не взяли?

– Да что у меня можно взять? Мои неприятности в другом. Я же судим, вот меня и проверяли всё утро, выясняли, имею я отношение к этому или нет.

– Но ты же отношения не имеешь? – уточнил Матвей.

– Нет, конечно! И им, глупым, говорил, чтоб бросали ерундой заниматься, – сокрушался Пашка. – Они уже не первый раз по комнатам шарят. А тут – видимо, девчонки прятать научились – не нашли ничего. Или нашли, но мало, и пошли дальше.

– Ужас какой-то, – Матвей протянул Пашке книги и уселся в кресло. – Как ты здесь живёшь?

Но Пашка, уже не слыша вопроса, вытаскивал и разглядывал учебники.

– То, что надо, – сказал он. – Спасибо большое!

– На здоровье.

– Даже «Судебная медицина», – бормотал Пашка, со значением поджимая губы.

– Вдруг пригодится.

Матвей говорил обычным голосом, чтобы не показать, как ему приятно хоть чем-нибудь порадовать Пашку. Парень так настрадался за последнее время. А с этими книгами сидит и улыбается – совсем как ребёнок.

– Полицейские ещё и Алику сюда вызвали, – сказал Пашка, всё ещё рассматривая учебники.

Сердце у Матвея будто повернулось вокруг своей оси.

– Алику? Она здесь сейчас?

– Да, у следователя. Им нужен был владелец комнаты, а по документам это Алика. Она ещё не заходила ко мне. Даже не знаю, что будет, когда увидит меня в таком состоянии – еле хожу и по́том обливаюсь. Уже и обезболивающее вколол, а всё равно разогнуться не могу.

– И не сможешь пока, – сказал Матвей, судорожно соображая, как поступить. – Лежи спокойно.

Сам он рывком встал, прошёлся по комнате. Три быстрых шага к окну, разворот, три шага обратно.

– Мне лучше уйти, – наконец сказал он.

Уйти и подождать где-нибудь возле общежития. Недалеко была рощица – грязная и по-осеннему оголённая. Переждать там и, может быть, даже увидеть Алику ещё раз. Пусть всего на несколько капающих воском на грудь мгновений, пока она идёт от скрипучих дверей общежития к своей машине.

Пашка собирался что-то возразить, но не успел сказать ни слова, как в коридоре послышались громкие шаги.

Пространство, время, кровь в венах – всё остановилось. И только сердце всплесками било о рёбра, подстроившись под такт женских каблуков.

– Не могу поверить, что это не анекдот! – крикнула Алика из прихожей. – Наркоманы, проститутки и следователь – валенок, который никак не решит, кого хватать первым, – она громко вздохнула. – На свете есть что-то хуже моей работы. Например, быть помощником этого следователя.

Пашка цеплялся руками за подлокотник дивана, пытаясь сесть, и беззвучно корчился от боли в пояснице. Матвей застыл посреди комнаты, как забытый в поле башенный кран. Опомнился, шагнул к Пашке, придержал его за плечо, шепнул:

– Не мучайся.

Он не видел, но чувствовал, что Алика вошла в комнату, физически ощущал спиной её взгляд. Она молчала – то ли от растерянности, то ли ждала, пока Матвей обернётся.

Он поднял голову и посмотрел на неё через плечо. Губы сжаты, подбородок вздёрнут, руки сложены одна за другую на фоне светлой материи полупрозрачной блузки, заправленной в строгую юбку-карандаш. Раньше Алика так одевалась только на официальные мероприятия.

– И ты здесь, – сказала она, глядя на Матвея.

Зелень её глаз стала темнее и ярче. Скоро разразится гроза.

– Да, – ответил он, выпрямляясь ей навстречу. – Или я могу приходить сюда только с твоего разрешения?

– Нет, конечно, приходи, когда хочешь, – она бесшумно прошла по комнате ножками, затянутыми в чёрные колготки, без обуви. – А ты что разлёгся, милый братец? Даже чаем гостей не напоишь?

Пашка молчал и не двигался.

– Лик, ты только не волнуйся, ладно?

Алика замерла, посмотрела на него пристально.

– Что случилось?

Голос звучал ровно, но Матвей уловил в нём волнение. Не просто волнение – цепенящий страх. Она отвернулась от брата, посмотрела на Матвея и спросила:

– В чём дело?

Глаза её распахнулись, губы приоткрылись, и Матвей увидел перед собой маленькую девочку, вокруг которой мир сошёл с орбиты и несётся в звенящую бездну. Его точно шпилькой укололи в самое сердце.

– Ничего страшного, – сказал он. – Пашка просто немного повредил спину.

Он старался произнести это мягко, но Алика вдруг захлебнулась, будто ей в лицо ударила фонтаном вода, отвернулась и выругалась.

– Лик, – протянул Пашка и извиняясь, и укоряя одновременно.

– Что? – крикнула она. – Павел, черти бы тебя драли, ты совсем дурак? Доработался на своих погрузках-разгрузках? Я же просила не делать глупостей. Просто не плодить новых проблем! Это так сложно, что ли?

– Да я в порядке! – уверял Пашка, попытался встать, но только вскрикнул и медленно погрузился на подушки.

– Я вижу! Ты совсем головой не думаешь? Деньги тебе нужны? Спокойно сидеть не можешь? А вот так лучше? А если бы ты спину сломал? Другого способа не нашёл себя угробить?

– От того веса, что я таскаю, нельзя сломать спину, – ответил Пашка, с ангельским терпением выслушав её крики. – Скажи, Матвей?

Лицо Алики повернулось к нему, а зелёные глаза обожгли, как крапивой.

– Ты всё знал! – взвилась она на Матвея.

– Вчера узнал.

– И не сказал мне!

– Каким образом? Ты же дала понять, что не хочешь со мной общаться.

Алика не ответила. Когда она злилась, виноваты были все кругом.

Пашка задвигался, снова пытаясь подняться, и глухо застонал. Сестра подскочила к нему, тронула за плечо, словно хотела опрокинуть обратно на спину, но в последний момент передумала, испугалась и растерялась окончательно.

– Не шевелись! – сказала она. – Что ты всё дергаешься? Ложись так, чтобы не было больно. Матвей, как ему надо лежать?

Матвей подошёл сзади, но Алика не отходила от брата. Носа коснулся запах её духов, тот же самый, что и пять лет назад.

– Давай помогу, – сказал Матвей

Алика посторонилась. Он придержал Пашку, пока тот не нашёл удобное положение для больной спины. Потом отошёл, давая возможность Алике снова подойти к брату.

– Почему ты сразу мне ничего не сказал? – спросила она уже другим голосом, в котором через волнение проглядывала уставшая нежность.

– Не хотел тебя волновать понапрасну, – простодушно улыбнулся Пашка.

– Понапрасну! – усмехнулась Алика и болезненно поморщилась, совсем как брат.

– Правда, Лик, ничего серьёзного. Только с работы меня всё-таки выгнали.

– Слышать ничего не хочу о твоей работе!

Алика закусила нижнюю губу – единственный знак раскаяния за резкость – и присела на диван рядом с Пашкой.

– Я побуду с тобой, – сказала она. – Хочешь чего-нибудь? Сходить в магазин? Или, может, заказать еды из ресторана?

– Нет-нет, – тут же ответил Пашка. – Ничего не надо. У меня в холодильнике суп и пельмени. Поезжай на работу. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы с начальницей.

– Наплевать на неё! – снова вспыхнула Алика. – Я останусь с тобой!

– Лика, – Пашка одной рукой обхватил сестру, а она положила голову ему на плечо. – Со мной всё хорошо. Не беспокойся. Да и я не один.

Алика взглянула на Матвея, и не успел он понять, какие мысли зреют в её голове, как она опустила глаза на пятнистый линолеум.

– Принесёшь попить? – негромко попросил Пашка сестру.

Алика кивнула и ушла на кухню, торопливо и громко топая пятками. Оттуда послышались шум переливающейся воды, звон стекла и проклятия громко и шёпотом. Матвей пошёл посмотреть, что стряслось.

Стакан опрокинулся на столе, и, не разбившись, лежал в небольшой лужице. Алика тёрла её тряпкой так усердно, будто разлилась не вода, а краска.

– Дай, – сказал Матвей, касаясь её ледяной ладони. – Я вытру.

– Не надо.

– Давай. У тебя руки дрожат. Ты только больше плескаешь.

– Ничего у меня не дрожит! – крикнула Алика и, швырнув тряпку в раковину, отвернулась.

Матвей молча смотрел на её плечи, согнутую над столом спину. Пашка прав. Алике сейчас тяжело. Так тяжело, что кажется, она вот-вот упадёт на пол и зарыдает.

Она низко наклонилась вперёд, так что голова и шея скрылись за резко обозначившимися лопатками, и шумно дышала, раскачиваясь в едва заметной яктации.

Никогда Матвей не видел Алику в таком отчаянии. Кричала – да. Дерзила, злилась, могла что-нибудь сломать. Но что бы едва держалась на ногах…

У Матвея внутри всё сжалось, завязываясь в узел под рёбрами.

– Аль, – позвал он, тронув её за плечо. – Ничего страшного не произошло, честно.

Он приготовился к тому, что она с разворота залепит ему пощёчину, оттолкнёт или сорвётся и закричит. Но Алика лишь подняла голову, обернулась и прижалась лбом к его груди, как в далёком прошлом, которое сейчас казалось сном.

– Я боюсь за него, – прошептала она совсем тихо, чтобы брат в комнате не услышал. – Он глупый, всё время куда-то лезет, я так боюсь…

Конец ознакомительного фрагмента.