Очень длинный Vine: Свидетели Иеговы

soundtrack: Perrey & Kingsley / Computer In Love

– Здравствуйте, Евдоким Осипович, у вас будет минутка поговорить с нами о вашем шансе стать миллионером?

– Извините, я спешу.

– Вы не поняли, Евдоким Осипович, мы ничего не продаем, наоборот – мы предлагаем вам деньги!

– Я спешу, извините.

– Мы хотим купить у вас за увесистую сумму то, что вам и не нужно-то вовсе.

– Уберите ногу.

– Евдоким Осипович. Мы – представители канадской оптовой гильдии рекламистов и маркетологов, основанной несколькими ведущими мировыми компаниями, и мы хотим спросить вас…

– Ногу уберите.

– Всего минуту вашего драгоценного времени…

– Послушайте, вы заколебали, вы хотите купить мои данные, я в курсе – телефон, мыло, историю браузера, порнопристрастия, доступ к камере, экрану, клавиатуре и тачпаду, но мне это неинтересно, я не такой человек. Уберите ногу, дайте дверь закрыть.

– Мы понимаем.

– Я уже в 2019 году отказывался устанавливать приложение компании «Воля», несмотря на то, что установка приложения компании «Воля» сделала бы мой интернет-пакет бесплатным.

– Мы знаем, Евдоким Осипович.

– Жаловались?

– Конечно.

– Неинтересно.

– Евдоким Осипович…

– А что это за книгу ваш напарник так трепетно прижимает к груди?

– Это – Кодекс этичного использования данных пользователей сети.

– А почему такая потрепанная?

– Мы ей подтираемся.

– Понятно. Уберите ногу.

– Вы верите в бога?

– Я? А причем?.. Нет, я не верю в бога.

– Тогда почему вы не хотите продать нам ваши данные? Ведь раньше вы давали их нам бесплатно. А вы сильно изменились, Евдоким Осипович.

– Ну еще бы. Ведь раньше я почему такой добрый был? Потому что у меня выбора не было. Но с принятием межгосударственно-общепланетарного закона № 42 об обязательном предоставлении интернет-пользователям права предоставлять или не предоставлять свои данные, как-то: телефон, имейл, отпечатки пальцев, температуру тела, тембр голоса, выражение лица, ритм сердца, количество улыбок на единицу времени и скорость скроллинга новостей в ленте в разное время суток – я теперь не обязан вам ничего предоставлять.

– Но интернетом вы пользуетесь.

– Но интернетом я пользуюсь.

– Но разве это честно – пользоваться интернетом и не предоставлять данных?

– Но я за интернет плачу.

– Но мало.

– Но мало. Однако вы, товарищи, теперь даже цены на него не можете поднять, потому что согласно межгосударственно-общепланетарному закону № 41, доступ к интернету теперь является одновременно и неотчуждаемым правом и продуктом первой необходимости, поэтому вы и цены поднять на него не можете. Вот видите, как вы попали? Ха-ха. Так вам и надо. Убирайте туфлю.

– Евдоким Осипович, Евдоким Осипович. Но ведь мы теперь не просим эти данные бесплатно, мы теперь готовы за них платить каждому пользователю.

– А вы еще за все прошлые годы не расплатились. Вернете долг – тогда и приходите.

– Ээээ… давайте зайдем с другой стороны. Насколько мы знаем, а мы знаем, у вас дома хранятся альбомы со старыми фотографиями.

– Да.

– Аналоговыми. И вы даже их не оцифровали? Ай-яй-яй, как не хорошо, давайте мы быстренько зайдем, отфоткаем и выложим в вашу же соцсеть, вам даже ничего делать не нужно.

– Обожаю таких.

– Каких?

– Овуляшек.

– Не поняли, Евдоким Осипович?

– Наклепают нейросетей, а потом воспитывать не хотят и на других перебрасывают. Нет уж, обучайте ее сами!

– Евдоким Осипович, ну не дурите, у вас давление повышенное… было полгода назад, вам скоро к доктору, это – дорогое удовольствие, а мы можем помочь…

– Ваша база устарела.

– Ну Евдоким Осипович…

– Нет! Вы опять ко мне в бошку полезете, начнете реальность видоизменять. Я так не могу, я не такой. Я стыдливый.

– Ну Евдоким Осипович, ну что вы ломаетесь, ну?

– Нет, я не такой. Опять воспользуетесь…

– Евдоким Осипович, а у нас для вас подарочек.

– Какой?

– Как для самого ценного Евдокима Осиповича из всех Евдоким Осиповичей.

– Че там?

– Может, пустите?

– Нет, через порог давайте.

– Внимание… Последняя модель Sony PlayStation! Только с конвейера, горяченькая еще. Мы знаем, вы любите.

– Спасибо. Силиконовые перчатки в комплекте?

– Зачем?

– Ну, джойстик с датчиками – собирать данные о моем потоотделении, я эти данные давать не хочу, потому что они – мои, я их берегу, как цветок, соответственно и играть буду только в перчатках. Безопасность прежде всего. Повторяю вопрос. Перчатки в наборе есть или сбегаете?

– Но в перчатках ощущения не те…

– Тогда спасибо, не надо.

– Но последняя модель…

– Не, не надо.

– Но Sony расстроится. Неужели вам не жалко Sony? Как вам не стыдно?

– Не, не стыдно.

– Не стыдно?

– Не.

– Вот чёрт. Ладно, давайте так. Евдоким Осипович. Душечка. Послушайте, вы же понимаете, что ведете себя неадекватно? Что это – паранойя? Заклеивать камеру скотчем… ну разве взрослые люди так себя ведут? Я вам по-дружески говорю, вы превращаетесь в городского сумасшедшего.

– Видать, много таких.

– Каких?

– Городских сумасшедших. Раз вы цену розничной закупки данных поднимаете каждую неделю. Когда закон приняли, цена за контактные данные пользователя была 8 долларов в месяц. Прошло полгода – уже 80. Не продают?

– …

– Не продают, спрашиваю?

– Нет. Не продают.

– И поэтому вы пошли по домам. От квартиры к квартире. От двери к двери.

– Мы звонили, но вы трубку не брали.

– Конечно, не брал.

– Но как же… данные – это новая нефть…

– Люди – новая нефть…

– Но вы же хотите что-то покупать…

– Спасибо, я сам разберусь, что хочу покупать.

– Но свободная рука рынка…

– Мне на тренировку надо.

– Но надзирательный капитализм…

– Уже умер, потому что люди – важнее.

– Евдоким Осипович…

– Что?

– Пожалейте.

– Что?

– На перроне дедушка лежит с плоскостопием… В смысле, нам детей кормить нечем…

– Как это?

– Они едят только из суперэргономичной ложечки последней модели, а из других ложек есть нельзя – жена в интернете видела, сразу под новостью о том, как дети травятся металлом и видеоинтервью о сложностях социальной волатильности деток, которых кормят с устаревших опасных ложечек… Нога! Ай, нога! Он мне ногу дверью отдавил! Господи! Ну что за народ? Ложки им не нужны, ноготки – тоже, на митинг теперь не вытащишь, а если вылезут – не загонишь. От рук отбились. Что ты смотришь? Книгу поправь! Давай вот в эту, в следующую… Нам за сегодня нужно хотя бы пару пакетов купить, иначе к чертям полетит наш упор на сетевой маркетинг и канадскую оптовую компанию. Чёрт, как больно-то… Анна Сергеевна, 40 лет, разведена, последние полгода снижала продажи своих данных, месяц назад упала до нуля. Господи, может хоть ее вернем. Звони. Стоп. Кравчучку с приставками на видное место поставь – в квартире дети.

Джордан Питерсон слег в больничку

soundtrack: Donovan / Season Of The Witch

Джордан Питерсон слег в больничку. «Начал за здравие, кончил за упокой, начал за здравие, кончил за упокой», – вертелось в голове Питерсона. Питерсон слег, как только осознал, что никакой он не мыслитель, его просто пеной вынесло. А пена, если приглядеться, состояла из каких-то мужичков и дяденек – пролетариато-прекариата, местных сильно правых реднеков, с редкими вкраплениями представителей интеллигенции, латентных мачистов, искусно прикидывавшихся – перед собой в первую очередь – продвинутыми людьми из мыслящего класса. Сплошь испуганных. Сплошь ничего вокруг уже не понимающих. В основном из западных богатых стран и несостоявшихся империй. В основном – белых. Или латентно белых, как сказали бы мерзкие леваки, ненавижу леваков.

– Как так, да как так-то? – непонимающе тряс головой Джордан Питерсон где-то за час до припадка. – Ведь у меня такие искрометные аллегории на детские сказки. Никто не догадался, а я – молодец – догадался. Ведь я умный, потому что красивый, и в кресле красиво сижу, и в костюме красиво сижу тоже. Так как же так, не может этого быть, не может быть, чтобы мои последователи, апостолы мои, соколы, оказались сборищем испуганных мужчин средних лет, всевозможных белых оттенков, как сказали бы леваки, ненавижу леваков.

Между тем, сборище апостолов, испуганно оглядываясь, ссутулившись и припадая животиками к асфальту, на цыпочках подбиралось к больничке, где мирно покоился Джордан Питерсон. Они желали следовать за ним, он – тот единственный, кто смог защитить их нежные души и тельца от турбулентности стремительно меняющегося мира.

И пяти лет не прошло с тех пор, как женщины ткнули пальцем в небо и нечаянно объединились частью смыслов с чернож… представителями других рас, пида… представителями нетрадиционной сексуальной ориентации и комму… леваками этими мерзкими, ненавижу леваков. А так же – с теми негодяями, такими же белыми, такими же мужчинами, которые почему-то встали на сторону вышеперечисленных. И тем самым поставили под угрозу их – апостолов Питерсона, венцов эволюции – идеологическое выживание. Венцов осталось мало. Все эти леваки, ненавижу леваков, объединились и нечаянно вломили апостолам смысловой, опять же, пропиздюлины. Вломили – и сами себе удивились. «А что, так можно было? – каждый раз удивлялись они, в очередной раз тыкая носом очередного белого мальчика-метаколонизатора в его лужицу. – Так что, получается, им можно было отвечать? Почему нам никто не сказал?»

Внезапно венец творения – белый патриархальный мужчина средних лет – оказался виновен во всех смертных грехах. А самое страшное – он и сам давно знал, что в чем-то где-то виновен. Просто он-то, как взрослый уверенный в себе человек, смог это чувство вины подавить, загнать, в лучшем случае – конвертировать в психологические проекции, обесценивание альтернативных переживаний или, на худой конец, выдумать подходящие нормы для общества. Загнал подальше, залил цементом, и все – ни в чем не виноват, так положено. Ну правда, он же в жизни ни-ни, ничего такого ни разу. Не замечен, не привлекался, не состоял. Он, может, и видел, как некоторые непотребства творили другие представители его сословия, но он-то, он-то – ни при чем. Он не курил, он просто рядом стоял, мам.

И тут его, ни в чем особенно не виновного, начали тыкать носом в лужицу: «поддерживал», «поощрял», «потворствовал», «молчаливо соглашался».

– Да зачем столько стыда-то? Я не хочу нести коллективную ответственность, мне некомфортненько.

– Потерпишь, ты же мужик, ты что – от одной пятилетки-ответки сдулся?

И давай ржать.

Венец творения прикрывал ладонями тестикулы.

– Но позвольте…

– Не позволим!

– Но простите!

– Не простим!

– Но меня тоже угнетали!

– Тю, да кто?

– Эти… белые… мужчины средних лет…

Волна безудержного хохота накрыла просторы и веси соцсетей и медиапространств.

– Я имел в виду – злой социум! Злой социум меня тоже угнетал.

– А кто формировал этот злой социум?

Конец ознакомительного фрагмента.