Когда-то очень давно перевозчики живой рыбы столкнулись с проблемой. В дороге рыба, не имевшая возможности и стимула двигаться, становилась сонной, теряла и вес, и товарный вид. Кто-то предложил сложную систему освежения воды, обогащения ее кислородом, подогрева и подкормки. И это был хороший, эффективный, но дорогой выход.

Девушка раздевалась медленно, томно прикрыв глаза и всем своим видом демонстрируя, что прекрасно сознает свою красоту и понимает, что мужчины, собравшиеся у бассейна, внимательно следят за каждым ее движением. Толстяк, минуту назад надувавший пластиковый матрац, замер, забыв обо всем на свете, и воздух вырывался наружу из матраца, теребя реденький чубчик толстяка.

Со свистом.

Наверняка со свистом, но камера в бассейне микрофоном оборудована не была, и Максим, естественно, слышать ничего не мог.

Только видеть.

Посмотреть, правда, было на что.

– Нет, ну ты глянь, какая фемина, – простонал Максим, не отрывая взгляда от монитора. – Я бы ей отдался…

– Угу, – кивнул Капустин, тоже с интересом глядевший на процесс раздевания. – Мы сколько в рейсе уже?

– Триста десять дней, пятнадцать часов и… – Максим скосил глаза на таймер. – Десять секунд. А что?

– Ничего. Боюсь, что сейчас ты отдался бы любой даме, появись хоть малейшая возможность, – меланхолично заметил Капустин.

– Не без того, – согласился Максим. – Не без того. Но. Согласись, что но.

– Но, – кивнул Капустин. – Объект привлек бы внимание и не такого истосковавшегося по женскому полу экземпляра, как ты. Перед рейсом я отдыхал на Кайманах. Но даже там она имела бы успех.

Покончив с блузкой, девушка перешла к тесным шортам. Толстяк выронил матрац и открыл рот.

– И ведь день за днем – одно и то же. Ничего нового. Даже я перестал ждать чего-то особенного, типа случайного стриптиза. Но каждый раз что-то поднимается в душе… – Максим коснулся сенсора, увеличивая картинку. – Может, вот сейчас? Возьмет и откажет какая-нибудь бретелька.

Пышная грудь заполнила весь экран.

– Ну, давай, милая, давай… – простонал Максим.

– Макс, руки на пульт! – приказал Капустин.

– Да вот они, ручки, Капустин, вот они, – Макс покрутил руками в воздухе. – Ты точно уверен, что нет лаза отсюда в «Ковчег»?

– Нет, – сказал Капустин. – Не предусмотрен.

– Ты жестокий, – Макс заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. – Она сейчас будет натираться кремом от загара…

– Выключи, – посоветовал жестокий Капустин.

– На самом интересном месте?

– Вот сейчас придет кто-то из команды очкариков или даже сам Стоян… Это будет даже смешнее. Вот Стоян тебе и объяснит, что бывает с членами экипажа, подключающими камеры обзора на мониторы в рубке…

– Они сами здесь смотрят…

– На пульте управления? – осведомился Капустин и демонстративно посмотрел на часы. – До появления очкарика осталось десять… девять… восемь…

Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.

– Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что-то… нет, не интересное, просто хоть что-нибудь.

– Не знаю, – Капустин развернул свое кресло к инженерному пульту. – Может, кто и видел. Только рассказать не смог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…

Макс достал из-под пульта деревянный брусок, демонстративно постучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молча покрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты не приветствовали. На Земле еще кое-как, а в Тоннелях…

– Дурак ты, Капуста.

– Дурак, – не стал спорить Капустин. – Но ты мне, как вахтенный пилот, скажи – если заметишь что-то по курсу в Тоннеле, что делать будешь?

– Согласно инструкции, – угрюмо ответил Макс.

– Ага, значит, нажмешь кнопку оповещения, вызовешь всех наверх. Потом?

– Буду принимать меры.

– Во как? – обрадовался Капустин и повернул кресло обратно, чтобы видеть собеседника. – И сколько же у нас времени займет выход из Тоннеля? От начала торможения до возможности маневрирования в обычном пространстве?

Макс задумчиво посмотрел на пульт, наклонился и протер рукавом монитор.

– Молчишь, пилот? Правильно молчишь. Сто с лишним часов. Так что сиди и наслаждайся пустотой. – Капустин снова отвернулся.

Макс понимал, что инженер прав, но нельзя же было, в самом деле, оставить за ним последнее слово.

– А сколько тебе понадобится на восстановление генератора поля, если он выйдет из строя? – вкрадчивым голосом поинтересовался Макс. – Со времени аварийного отключения до возвращения его в режим?

Удар был ниже пояса. Это было и так понятно, что генератор, вышедший из строя в Тоннеле, ремонтировать никто не будет. Некому будет ремонтировать. И нечего. Что именно происходит с кораблем без поля в Тоннеле, понимали лишь несколько теоретиков. Для остальных было достаточно того, что корабля не станет.

– И я о том же, – сказал Капустин. – Мы здесь пассажиры. Я хоть могу контакты зачищать и освещение ремонтировать, а пилоты могут только таращиться в мониторы.

– Пассажиры… – Макс глянул на монитор. – И пассажиры, между прочим, третьего класса. Первый класс – вон там. Девочка та в первом классе, толстяк тот придурошный и сексуально озабоченный. Десять тысяч пассажиров первого класса, и семь штук – третьего.

– Плюс четыре наблюдателя, – напомнил Капустин.

– Это проблемы наблюдателей, – поднял палец Макс. – Они могли бы лететь с колонистами, получать все удовольствия и не занимать нашу кают-компанию под свое оборудование. И, кстати, о наблюдателях… Я мог бы еще любоваться феминой, если бы ты меня не торопил.

– Мог, – кивнул Капустин. – Но зачем? Полчаса на загар, потом она нырнет в бассейн, проплывет от стенки до стенки три раза, выберется на берег, вытрется-оденется и уйдет получать дополнительное образование. Что там она постигает? Медицину?

– Медицину.

– А в жилых отсеках камер наблюдения нет.

– Но целых полчаса… – Макс вздохнул, помолчал и неожиданно даже для себя сказал: – Я их ненавижу.

– Камеры наблюдения?

– Нет. Наших пассажиров первого класса.

– Честно?

– Честно.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил Капустин с интонациями Марка Флейшмана. – Расслабься, успокойся и дай себе возможность выговориться…

– И нечего тут выговариваться, – голос Стояна от входа прозвучал резко, инженер и пилот вздрогнули и оглянулись на вход.

Руководитель группы наблюдения стоял на пороге и с доброй улыбкой рассматривал Макса и Капустина. Как подопытных мышек рассматривает добросовестный экспериментатор.

– Доброе утро, – сказал Макс.

– Доброе утро. – Стоян подошел к свободному креслу второго пилота и сел. – Значит, вы их тоже ненавидите.

– Что значит – тоже? Я их просто ненавижу.

– Даже ту самую фемину? – приподнял бровь Стоян.

– А подслушивать – нехорошо.

– А подглядывать?

– Вас я тоже ненавижу. Но поскольку вы вечно крутитесь рядом, то я могу однажды и не выдержать, – буркнул Макс. – Вам оно нужно?

– Почему нет? Вы броситесь на меня в драку, я вам надаю в ответ. Вы ведь пренебрегаете тренажерами, господин первый пилот. А я – нет. Это не считая того, что я с десяти лет занимаюсь боксом…

– А кто сказал про драку? – вмешался Капустин. – В таких тесных и теплых компаниях, как наша, лучше поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Один мой знакомый рассказывал, что три месяца полета с удовольствием плевал в тарелку напарника.

– И тот не заметил? – спросил Стоян.

– Но ты же не заметил! – Макс довольно засмеялся, Капустин подхватил.

Они даже хлопнули друг друга по рукам – все-таки стоило столько времени удерживать в себе старый розыгрыш, чтобы вполне удачно его применить. Жаль, что без зрителей, но тут лучше было не перегибать – прилюдного унижения Стоян мог и не простить. Были прецеденты.

– Смешно, – скучным голосом сказал Стоян. – Старо, но смешно. Но, возвращаясь к вашей ненависти…

– К вам?

– К пассажирам. Вы, Максим, только что сказали…

– Я знаю, что сказал.

– А на прошлой неделе нечто подобное заявил техник Бронислав Синицкий, ремонтируя вышедший из строя душ. А месяц назад, приблизительно, естественно, в негативном отношении к пассажирам признался Карл Холек в разговоре с Мусой Джафаровым, и что показательно, тот не возражал. Вот как вы, Илья, – Стоян вежливо наклонил голову в сторону Капустина. – Таким образом, пока только Ян Хофман, уважаемый командир транспортного корабля «Ковчег», не был замечен в негативе по отношению к колонистам. Мы с Флейшманом прикинули, что это он просто более скрытен, чем остальные члены экипажа.

Стоян сделал паузу, давая возможность собеседникам осознать всю глубину оскорбления. Макс кашлянул. Капустин запустил тестовую программу и стал внимательно смотреть на диаграмму.

Руководитель наблюдателей ждал, подперев щеку указательным пальцем. И делал это так выразительно, что Макс просто физически ощущал, как ожидание начинает душить. Краем глаза он посмотрел на инженера, рука того была сжата в кулак так, что костяшки пальцев побелели.

– Итак, – Стоян улыбнулся. – Вы ненавидите пассажиров. Почему?

– Пошел ты, – пробормотал Макс.

– Нет, я могу и пойти, но вы же сами прекрасно знаете, что согласно инструкции я имею право потребовать у командира внеочередного обследования любого из членов экипажа. Недельки мне вполне хватит, – улыбка Стояна стала приторной. – Будем обследовать или вот так, просто поболтаем?

– Поболтаем.

– Вот и славно. Илья тоже примет участие.

– Прям горю от нетерпения, – сказал Капустин.

– Тем более. Итак, почему вы ненавидите колонистов?

– А я этого и не говорил, – возразил Капустин.

– Не говорили. Но ведь ненавидите?

Капустин помолчал.

– Отвечайте, Илья! – потребовал Стоян. – Ненавидите?

– Ну… возможно, не так категорично, но… – Капустин посмотрел на Макса. – Да, ненавижу, если вам нужна именно эта формулировка.

– Так и запишем – ненавидит, – Стоян достал из нагрудного кармана таблетку инфоблока и прилепил ее на край пульта. – Итак, сейчас девять часов пятнадцать минут по корабельному времени. Блиц-конференция с участием первого пилота и инженера. Пометка – в досье и в общую базу. Дополнительная настройка – голосовой анализ. Марк, вы меня слышите?

– Слышу, – ответила таблетка голосом Флейшмана. – Предварительный диалог отфильтрован, уровень искренности по шкале…

– Достаточно, Марк, мы начинаем. – Стоян закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук на колене. – Вопрос тот же – почему?

– Ну… – сказал Макс.

– Хорошо, – одобрил Стоян и посмотрел на инженера. – Вы пока согласны с приятелем?

– Абсолютно.

– Продолжаем. Да смелее, что вы как девственница на первом свидании… Есть вы, заслуженный пилот Максим Коломиец, профессионал, совершивший уже семь дальних рейсов по Тоннелю, повидавший многое. И есть десять тысяч людей, которые вам лично ничего плохого не сделали, которые покинули Землю навсегда, чтобы осуществлять экспансию человечества на звезды. Вы даже ни с кем из них не знакомы лично. Так, подсматривание, не больше… – Стоян говорил, не отрывая взгляда от лица Макса. – То есть, как люди, они не могли вызвать у вас таких отрицательных эмоций. Вас раздражает что-то в их нынешнем статусе? Или вам не нравится мысль, что люди покинули родную планету? Вы тайный сторонник движения антиспермистов?

– Кого?

– Тех, кто считает, что занимать планеты, которые могут стать колыбелями собственной жизни – неэтично, – пояснил Стоян. – Не слышали?

– В первый раз.

– Напрасно. Это очень интересно и поучительно. Но о катастрофе в Доках вы наверняка слышали?

– Да, – сказал Капустин.

Естественно, он слышал. Во время взрыва и пожара погибло более полусотни человек и три корабля были изуродованы.

– Это была акция боевого крыла антиспермистов. С некоторыми из них я работал, очень интересно. Такое забавное извращение логики… Но мы не об этом. Вы не антиспермисты. Тогда что вас беспокоит?

– Меня беспокоит душ, – чувствуя, что закипает, сказал Макс. – Меня беспокоит, что мы стоим в очереди, чтобы помыться, когда они плещутся в бассейнах…

– Тоже по графику, – напомнил Стоян. – И два раза в неделю.

– Два раза в неделю! – чуть повысил голос Макс и посмотрел на инфоблок. – Их питание…

– Что-то не так с их питанием?

– С их питанием как раз все в порядке. Оранжереи, фермы – тут у них все нормально. У нас…

– Вам не хватает свинарника на борту? Вы умеете и любите доить коров? Вам нравится пахать и сеять? – Стоян достал из кармана записную книжку и сделал в ней пометку. – Вы на самом деле не понимаете, что они готовятся? Приобретают в полете навыки, которые каждому из них понадобятся на новой планете. Ну, и заодно потребляют плоды своего труда, естественно. Они, возможно, и с вами могли бы поделиться, но… Конструкция «Ковчега» этого не позволяет…

– Идиотская конструкция, – сказал Макс.

– Ее вы тоже ненавидите? – осведомился Стоян. – Конструкцию? Или ее инженеров? Я могу вам записать их адреса, по возвращении можете лично засвидетельствовать. Продиктовать?

– Не нужно.

– Как хотите… Но если это внесет свежую струю в наш вялотекущий разговор, то признаюсь – моя подпись также стоит под техническим заданием по проектированию кораблей типа «Ковчег». Вы начинаете меня ненавидеть?

– Что значит – начинаете? – в тон вопросу ответил Макс.

– Продолжаете.

– Продолжаю, – кивнул Макс. – Зачем вам такая изоляция?

– Элементарно, пилот. Для вашей же безопасности… – Стоян встал и прошелся по рубке. – Все взаимосвязано, голуба моя…

– Можно без голуб?

– Можно. Представим себе, что мы будем перевозить колонистов в тесных каютах на искусственном питании и при одном душе на сотню пассажиров. Полагаете, они долетят на место в кондиции?

– Простите, не понял, – встрепенулся Макс. – Это вы о людях?

– Это я о будущих обитателях иных миров, – подтвердил Стоян. – О них, родимых. По Тоннелю до ближайшей из планет, подходящих для колонизации, – минимум год.

– Триста девяносто четыре дня, – сказал мрачно Капустин. – В одну сторону.

– Да. Вот именно. За это время пассажиры не просто засидятся. Они, во-первых, не смогут поддерживать тонус. Не так: они не станут поддерживать тонус. Вы можете найти способ поддерживать дисциплину среди десяти тысяч человек, летящих черт знает куда на всю оставшуюся жизнь? Мы провели эксперимент в наземном симуляторе. Через полгода колонисты попытались вырваться наружу. Заметьте, они знали, что находятся на Земле. Знали, что через сто восемьдесят дней их все равно выпустят на свежий воздух, да еще и с денежной премией. Но… Марк, – позвал Стоян.

– Да? – ответил инфоблок.

– Можете показать картинку?

Над таблеткой замерцало – развернулась голопроекция.

– Нужно чуть убавить свет в рубке, – сказал Стоян.

Капустин молча выключил верхний свет.