Глава 5

Перед взором метались какие-то неясные тени. Или это фигуры в темноте. Из грязно-лилового тумана выплывали неясные очертания почерневших строений.

Он пролетал над родным институтом. Все корпуса объяло яростное пламя. Среди них метались человеческие фигурки, крошечные с такой высоты. Какие-то розовые туши суетились среди огня и набрасывались на несчастных. Кажется, что он даже слышал хруст костей и треск разрываемой плоти. Его не покидало ощущение, что весь мир объят огнем. Что не осталось ничего, кроме красного пламени.

Все вокруг заволокло черным дымом. Кто-то огромный и могущественный смотрел на него с нескрываемой ненавистью и презрением. Чувство тревоги, оно не покидало и усиливалось с каждой секундой. Бежать. Бежать, как можно дальше, без оглядки.

Его разбудил настойчивый и донельзя противный звон телефона. Не отрывая головы от подушки, промокшей насквозь от ночного пота, он нашарил рукой треклятый телефон.

– Да? – хриплым голосом спросил Женя.

– Евгений Александрович, – как всегда угрюмо, начал Костя. – Я внизу, можем ехать.

– Который час?

– Пятнадцать минут шестого, – в голосе Кости не было и тени сочувствия. – Нам нужно ехать сейчас, если мы хотим пробиться к комплексу.

Женя скрипнул зубами.

– Да… Да, сейчас спускаюсь.

Он сел на кровати, уперся руками в матрас и опустил ноги на холодный ламинат. Чертовы демонстранты. Из-за этих параноиков приходится вставать черт знает во сколько. Хорошо хоть, что машину дали: метро уже две недели, как не работало, а пробираться на своих двоих через обезумевший город – так себе развлечение. Георигий сел напротив него на пол и стал неистово подметать пол хвостом. Его взгляд вдруг стал каким-то слишком осмысленным и снисходительным. Как будто знал, что хозяин сейчас оступится, но все закончится хорошо.

– Пропади все пропадом, – сказал Женя коту и поднялся.

На карнизе окна лежал легкий иней, ленивое осеннее солнце еще только подумывало выползать из-за горизонта. Женя с тоской оглянулся на еще не остывшую кровать и стал собираться.

Через десять минут он уже спускался по слабо освещенной лестнице. Шаги гулким эхом разлетались по обшарпанным пролетам. Откуда-то несло мочой. Лифт уже неделю как не работал. Похоже, лифтеры решили, что раз скоро откроют Врата – можно больше не работать. От переполненного мусоропровода воняло гнилью и чем-то сладким.

Женя с силой толкнул металлическую дверь и оказался на улице. Костя курил, прислонившись к правительственному "мерседесу". Завидев начальство, он ловко кинул окурок через клумбу и забрался на водительское сиденье. Пиджак с левой стороны оттопыривался из-за пистолета за пазухой.

Скотина невоспитанная, со злостью подумал Женя. Тоже мне – личный водитель. Хотя, скорее всего, его приставили к Жене больше в качестве охранника, нежели водителя. Уж слишком много знал профессор физики: как о методе запуска "Экспериментальной портальной установки нуль-уровня", так и о его сроках – меньше, чем через сорок восемь часов. Женя плюхнулся на заднее сиденье.

Мимо них, нарочито медленно, проехал черный, с золотым, внедорожник. Инквизиторы внимательно смотрели на "мерседес". Костя постучал по лобовому стеклу, к которому было прикреплено разрешение проезда в комендантский час. Водитель посмотрел на него, кивнул и внедорожник прибавил скорости.

– Можем ехать, – буркнул Женя, стараясь поудобнее устроиться.

Костя кивнул и завел двигатель. Машина, мягко шурша по асфальту, выехала на проспект, набирая скорость. Улицы были пустыми. Город спал. Или вымер. Женя смотрел в окно, стараясь узнать знакомый с детства город и не узнавал его. Уличные фонари выхватывали из мрака очертания облупившихся стен. Тротуары завалило мусором, одинокие дворники, лениво, перекидывали его с одной стороны улицы на другую. Вывески, потухшие много лет назад, так и висели на фасадах, покрываясь пылью. Вдоль тротуара стояли автомобили со спущенными шинами, оставленные здесь уже много лет назад. Женя покачал головой: всем обещали спасение. Всем обещали скорый рай. Так зачем подметать улицы? Зачем оставаться человеком, зачем создавать что-то новое? Зачем стремиться к звездам и пытаться постичь непостижимое? Ведь нас все равно спасут. Так что на все плевать. Все просто плыли по течению и ждали.

Машина круто взяла вправо, да так, что Женю бросило на дверь. он зло посмотрел на Костю через зеркало заднего вида.

– В чем дело?!

– Баррикада, – коротко бросил Костя, не отрывая взгляда от дороги.

Женя посмотрел через слегка запотевшее стекло. На улице стояли, нос к носу, два серый броневика. Возле них переминались с ноги на ногу четверо солдат, они лениво о чем-то спорили. За броневиками что-то горело, отблески пламени плясали в окнах ближайших домов. Черный, жирный дым поднимался к темным небесам. Горело что-то вроде груды мусора или остова автомобиля. Жене показалось, что возле броневика лежит раздавленное тело. Или, может быть, это тоже груда мусора. Видимо, пожарных никто не ждал и баррикада догорала сама по себе.

Костя засопел и вдавил педаль акселератора: из-за баррикады придется изменить маршрут. Убедить военных болванов, у которых в голове только приказы, пропустить их будет даже сложнее, чем убедить сорвавшихся с цепи инквизиторов. Несмотря на пропуск. Теперь им предстояло ехать до Новоандреевского моста.

На подъезде к мосту им стали встречаться небольшие кучки людей, человек по десять-пятнадцать. В основном мужчины, у большинства лица закрывали повязки, платки или медицинские маски. Они стояли на тротуарах и прятались в подворотнях, стараясь держаться в тени. Многие держали руки в карманах или прятали их в полы плащей. Стали попадаться другие машины: броневики, полицейские машины, черно-золотые внедорожники. Костя старался держаться за ними, огибая брошенные, а иногда и сгоревшие автомобили. Начинало светать.

Справа что-то гулко стукнуло, Женя вздрогнул. По стеклу правой пассажирской двери бежали, ширясь, мелкие белые трещины. Человек на обочине поднял еще один подготовленный булыжник и с силой швырнул в "мерседес". Костя вновь вдавил педаль и машина рванула с места. Женя обернулся. На дорогу выходили люди в масках и швыряли им вслед булыжники и мусор. Позади них зажглись мощные фары: броневик резко остановился, из него, гурьбой, посыпались солдаты. Послышались крики и ругань. Что-то гулко хлопнуло. Кажется, выстрел.

Мост частично перекрыли: из четырех полос открыта только одна, остальные перекрывали бетонные блоки, окрашенные в черно-желтую полоску и окутанные колючей проволокой. Возле них стояло два тяжелых танка и несколько палаток. Мост ярко освещался вереницей прожекторов на высоких штативах. Перед палатками стояла цепочка полицейских с металлическими щитами. Метрах в тридцати, перед ними, бушевала толпа. Сотни людей кричали, возносили к светлеющему небу кулаки, но близко не подходили. Иногда в полицейских летел мусор и камни, стражи порядка отбивали их щитами. В их глаза стояла злая решимость. Позади полицейских, на танках, сидело несколько военных. Они поигрывали автоматами и оценивающе смотрели на толпу.

По открытой полосе, в сторону бывшего стадиона Лужники, а ныне – комплекса Врата, гуськом, двигались машины. В основном, армейские грузовики, но попадались и гражданские, одинаковые "мерседесы". В небе прострекотала, двигаясь на запад, тройка вертолетов.

По крыше машины звонко били какие-то осколки. Женя, инстинктивно, втягивал голову в плечи. Хотя давно пора уже к этому привыкнуть, подумал он зло. Каждая поездка на работу теперь – это приключение. Обывателя понять можно: он напуган. А вдруг не сработает? А вдруг Врата сломаются? Да и всякие анархисты вкупе с этим своим Орденом, как его там?.. Подливают масла в огонь, мол, фикция все эти ваши Врата. За нос вас водят, господа. Идите, растопчите охрану и сами увидите: у них там ряженый в образе Христа. Ох, как же все-таки хорошо, что машину дали.

Часовой вернул Косте пропуск и козырнул. Костя небрежно козырнул в ответ и машина, медленно, въехала на пустой мост. Заря все разгоралась, освещая, золотом, застывший, в предвкушении, город.

Комплекс ощетинился оружием, готовый ко всему. Полицейских здесь уже не было: только отборные силы военных и Инквизиции. Дисциплина, отрывистые, четкие приказы, хмурые взгляды – армия готовилась к осаде. Часть комплекса, со стороны Москва реки, уже разобрали. Там же установили трибуны для почетных гостей и журналистов. Между трибунами, на расстоянии метров пятиста от Врат, возвышался золотой помост для главного встречающего – патриарха. От помоста тянулась ярко-красная ковровая дорожка. Женя с сомнением посмотрел на темные облака в утреннем ярко-голубом небе. Среди них с ревом пронесся еще один военный вертолет. В северной части комплекса, где раньше был транспортный парк, обустроили посадочные площадки для вертолетов и квадрокоптеров: негоже высоким гостям и уж тем более самому патриарху с президентом видеть по дороге на церемонию обывателей с булыжниками наперевес.

Мерседес остановился напротив входа в комплекс. Теперь это единственный вход по суше: через коридор из охранников, под пристальным взором пулеметчиков и снайперов. Костя повернулся к нему и вздохнул.

– Удачи, Евгений Александрович.

– Спасибо, Костя. Увидимся через два дня.

– Дай Бог, – буркнул Костя и положил руки на руль.

А вот внутри комплекса царили суматоха и нервозность. Ни о каком хладнокровии армии здесь не слышали. Конечно, тут никто не раскидывал мусор и не швырялся булыжниками: все-таки интеллигенция. Но все понимали, что развязка близка. Близка, но сделать предстояло еще очень немало. Лучшие умы человечества собрались в этих стенах. Остальные, хорошие умы, помогали им со всего мира. В недрах этого комплекса им всем предстояло провести ближайшие сорок восемь часов – до самого открытия ворот в Рай.

Женя, ловко огибая спешащих навстречу коллег, шел в уже хорошо знакомую ему Зону Подготовки к запуску. Над головой то и дело взревывали динамики и голос, скороговоркой, выкрикивал фамилию сотрудника и место, куда ему стоит спешить со всех ног. В первый день работы ему казалось, что он никогда в жизни не запомнит всю эту вереницу дверей и поворотов. Поэтому первые недели ему приходилось приставать к кому-нибудь из охраны, чтобы ему показали дорогу. Благо, грубиян среди них ему встретился только в первый день. Как же его звали? Сергей, вроде бы.

Он небрежно помахал пропуском перед инквизиторами, которые, завидев его и узнав, заранее открыли дверь в Зону Три. В комнате силовой части суетились трое инженеров в своих ярко оранжевых комбинезонах, перепрыгивая через толстые, как удавы кабели. Кабели тянулись через систему тоннелей далеко на север, к расположенному, в тридцати километрах отсюда, термоядерному реактору, который и запитывал систему запуска Врат. Оба технических люка открыли нараспашку, из недр силовой установки что-то кричали остальные инженеры смены. У них там что-то грохнуло и оттуда посыпалась отборная ругань. Кажется, смена Привалова, подумал Женя и поспешил дальше.

В лаборатории, на удивление, было достаточно спокойно и тихо: за столами дремали, после ночной смены, лаборанты, досиживая последние часы до конца этой самой смены. Но что-то, все-таки, здесь было не так. Женя не сразу понял, что именно: в дальнем углу пустовало бессменное место господина епископа. Дрыхнет наверное, скотина, с завистью подумал Женя и пошел дальше.

Прежде, чем приступить к работе, стоило отметиться у Боровицкого и, заодно, узнать новости за последние двенадцать часов. Женя подошел к кабинету начальства и вежливо постучал.

Ответа не последовало. Женя постучал настойчивее и прислушался: кроме ругани из силовой части, ничего не слышно. Кажется, Привалов там решал, кого именно прибить из своих подчиненных. Позади хлопнула дверь. Женя повернулся: из комнаты наблюдения вышел Боровицкий. Брови сошлись на переносице, губы сжаты в тонкую линию. Начальство, определенно, было не в духе. И оно было невыспавшимся.

– Доброе утро, – Женя сочувственно смотрел на темные мешки под глазами Боровицкого: тот уже недели две не покидал пределов комплекса. Ректор МГУ осунулся, побледнел, но держался молодцом, для своего возраста.

– Доброе? – искренно удивился Боровицкий, отстранив Женю и открывая свой кабинет. – Каким образом тебе удается находить что-то доброе в утрах. Да и в днях, – добавил он, подумав.

В кабинете царил бардак. На столе кучей свалены какие-то бумаги, прямо на них возлежала клавиатура. Компьютер, как всегда, включен. Возле искусственного окна, которое сейчас транслировало живописный пляжный пейзаж, стояли, в ряд, три старинных телефона: красный, белый и синий. Трубки белого и синего были сняты и беспардонно болтались на проводах.

Боровицкий прошел к столу и стал сосредоточенно рыться в бумагах, ворча под нос нечленораздельное.

– Жень, я тебя сегодня к инженерам отправлю, в помощь. Ребята уже второй день без отдыха работают, отупели, бедные. Ты уж там, свежими мозгами, наведи порядки: времени в обрез.

– Свежими мозгами? – усмехнулся Женя. Последние недели его жизнь, кроме работы, складывалась из сна и перекусов.

Боровицкий поднял на него красные, с лопнувшими капиллярами, глаза.

– Надо, дружище, надо. Все уже с ног валятся. Надо поднапрячься и вытащить Его уже, наконец, на свет Божий.

– Строго говоря, мы Его, как раз, с Божьего света и вытаскиваем, – уточнил Женя, поворачиваясь к двери.

– Да, и еще!

Женя остановился в дверях.

– После смены, зайди ко мне, пожалуйста.

– Только не говори, что ты опять ко мне пристанешь со своим "на Врата посмотреть". – быстро ответил Женя. – Тошно на них смотреть, противно.

– Не по этому поводу. Зайдешь – тогда поговорим.

Женя кивнул и вышел.

Инженеры встретили его хмурыми взглядами. Эти талантливые люди, с не одним высшим образованием, сейчас больше напоминали простых механиков: в грязных комбинезонах, с черными руками и с недельной щетиной на лице.

– Здравствуйте, Евгений Александрович, – хмуро приветствовал его Привалов, вытирая руки о грязную тряпку, старший из образованных "механиков". Похоже, что фраза "доброе утро" теперь в комплексе правда была не в ходу.

Не дожидаясь ответа, Привалов отвернулся и лихо закинул тряпку на распределительный щит. Его коллеги покосились на Женю и вернулись к своим схемам, разложенным прямо на полу. Привалов чем-то громыхал в дальнем углу комнаты. Женя вздохнул: день предстоял трудным.

Внизу опять что-то грохнуло, в люке вспыхнуло желтым. Там кто-то вскрикнул, а потом истерически засмеялся. Привалов дернул плечом и уставился в схему распределительной системы. Из люка вылез толстый Вадим.

– Опять лопнуло, хоть конем ляг! – Вадим смотрел на Привалова, не отрываясь.

Когда-то Вадим доказал существование гамма-полей при термоядерном синтезе, чем заслужил мировое признание и бессмертие среди ученого мира. Сейчас же он напоминал больше слесаря, чем ученого. Люди более низкой квалификации никогда бы не смогли создать то, что создавалась в стенах этого комплекса.

– Что именно лопнуло? – уточнил Женя.

Вадим уставился на Женю, словно видел его впервые в жизни.

– Дык это… Да! Подача компонента "Бэ" в камеры плазмы не выдерживает подачи энергии с реактора. "А" и "Цэ" без проблем проходят, а как до плазмы доходит – все летит к…

– Постой, – прервал его Женя. На душу лег тяжелый камень. – Как не выдерживает? Сто раз ведь проверяли.

Вадим развел чумазыми руками.

– Дык мощность большая с реактора идет. У них ж там кукушка совсем уехала: много – не мало, говорят.

– Дай-ка посмотрю.

Женя отстранил талантливого ученого, испачкавшись об его комбинезон и полез в люк. Он успел заметить уважительный взгляд механиков: Женя никогда не беспокоился из-за того, что его авторитет руководителя упадет после того, как он будет работать бок о бок с подчиненными. И от этого его авторитет только рос.

Рядом с могучими агрегатами сам себе кажешься крошечным и ничтожным. Огромные трансформаторы гудели, переламывая магнитными полями терраватты энергии. Где-то вдалеке взвизгивали плазменные камеры, с жадностью проглатывали энергопакеты и бомбардировали их бозонами, превращая в укрощенную и покорившуюся человеку плазму. Дальше, еще глубже, за железобетонными стенами, ускорители отправляли ее на распределительную матрицу, готовую запитать Врата и разорвать саму ткань мироздания.

Мощные желтые лампы на далеком потолке не могли охватить все помещение, напоминающее ангар и гигантские аппараты казались причудливыми титанами древности, мерно похрапывающими во тьме. Сравнительно небольшие суперкомпьютеры, в один диодный голос, сообщали, что синтез плазмы остановлен. Здесь пахло горелым железом и камнем.

Женя уверенно пошел к плазменным камерам – сооружениям серебристого цвета сферической формы. За спиной он слышал сопение Привалова и Вадима. Инженеры плелись следом, не говоря ни слова.

Рядом с вереницей серебристых сфер плевался искрами трансформатор. Датчики на пультах сообщали, что все плохо и человечество зря смотрит на Врата, затаив дыхание. Женя вздохнул и посмотрел на интерактивную схему. Для синтеза плазмы, способной передать в столь сжатые сроки колоссальное число энергии, необходимой для запуска системы, надо пять компонентов: собственно энергия, инертные газы, разогнанные бозоны, огромное давление и замедленные магнитные поля, чью природу пол жизни изучал Женя. С полями проблем не было, но вот бозоны разрывали только что родившуюся плазму на части, вместого того, чтобы подпитывать ее.

– Рвет, скотина, – хмыкнул позади Вадим.

– Угу, – добавил Привалов и яростно почесался.

Женя продолжал изучать схему, переключая выводимую на экран информацию. Кажется какой-то болван из Комиссии по проекту или, и того хуже, из Совета Церкви решил перестраховаться и подавать в комплекс энергию, больше расчетной. Трансформатор вновь сверкнул искрами. Женя покосился на него и повернулся к инженерам.

– Значит так. Как ни странно, мы быстрее все перенастроим, чем убедим подавать нам расчетную энергию. Нужно увеличить число бозонов, замедлить ускорители, разогнать поля и перенастроить все трансформаторы.