Глава 17. Фёдор

Ни на одном из этапов подготовки у меня не возникло радости оттого, что я лечу в США. Свой переезд я воспринимал как необходимость, связанную с переменой работы.

Новая работа предполагала и новые обязанности, и новые заботы, и контакты с новыми людьми. И мне было жаль, что всё это придётся осиливать даже не в другом городе, а в другой далёкой незнакомой и враждебной стране.

Никаких восторгов по поводу переселения в США я не испытывал никогда, поскольку никогда и культа США у меня не было.

Светланке же всё новое, что нас окружало на каждом этапе подготовки и долгого, более чем утомительного перелёта, было крайне интересно. Моя жена не тяготилась тем, что мучило меня, и в полной мере проявляла свою любознательность, жизнелюбие и оптимизм. Я не вторгался в ее восторги и ни в чём не мешал. К тому же любые текущие желания моей супруги, даже в сверхдорогой зоне «беспошлинной торговли» Duty Free, исполнялись немедленно и не за мой счёт. Так что меня, не привыкшего шиковать даже на рубли, не говоря уже о долларах, Светкины желания нисколько не напрягали.

Они напрягали лишь Фёдора. Именно так его нам представил сэр Кеннеди, назвав нашим главным помощником во всех вопросах переезда. Этот Фёдор за всё расплачивался сам и проводил нас со знанием дела через любые терминалы, таможенные досмотры и еще, бог знает через что и где!

На всякий случай я предупредил жену:

– Светка! У тебя память – будь здоров! Потому, ты запоминай каждый шаг нашего путешествия! Где, что и как?! Может, нам ещё задний ход придётся давать! Или в отпуск ездить, в конце концов, когда ностальгия замучит!

На наше счастье, Фёдор, которого я стал называть в точности, как мне его и представили, просто Фёдором, прекрасно разговаривал по-русски, и мне даже показалось, будто первоначально он был из наших. «Может, и обо мне когда-то на родине так же подумают – он был из наших, а теперь…»

Я задумал при первой же возможности его разговорить, и очень скоро, когда по дороге в Москву в самолёте оказался между своей женой и Фёдором, повод для разговора нашёлся, хотя с моей стороны оказался не совсем тактичным. Дело в том, что с момента нашего знакомства Фёдор оставался немногословным, даже смурным, а тут вдруг принялся излучать лучезарные улыбки налево и направо.

«С чего бы это?» – подумал я. И даже спросил его, улучшив момент:

– Фёдор? Ты так светишься от счастья, что всем понятно – домой летишь!

– Так ведь этот самолёт – это юридически уже территория Штатов! А в Штатах любой, кто не улыбается, кто нос повесил, тот не свой, тот чужой! Вот и вам, мистер Гвоздёв с вашей женой, было бы не лишним сменить прежние маски на новые, на улыбающиеся!

Я сначала опешил от подобной откровенности и точности ответа, а потом расхохотался:

– Фёдор! Может, для кого-то другого оставишь это нелепое клеймо – мистер? Давай по-свойски!

– В США это невозможно, мистер Гвоздёв! У нас, конечно, не дошло до такого как в Англии, там вообще жуткий снобизм, но всё-таки каждый сверчок должен знать свой шесток. Иначе ему грозят проблемы!

– Нас же никто не слышит, – стал я раскачивать Фёдора.

– Те люди, которым это нужно, нас слышат всегда и везде! – ответил Фёдор с ослепительной театральной улыбкой, которую теперь предстояло носить и мне, и моей Светлане.

– Это, конечно, в переносном смысле? – усомнился я и вдруг заметил, что сам автоматически стал улыбаться. – В таком шуме нас ведь расслышать невозможно!

Фёдор опять расплылся в улыбке:

– Вам лучше знать, мистер Гвоздёв!

– Чёрт побери! Тебе хоть кол на голове чеши, а ты всё своё – мистер, да мистер! Говорю же, нас никто не слышит!

– Пусть даже так, мистер Гвоздёв! Но вы для меня – босс! А с боссом по-свойски не положено! – он снова расплылся.

– Я понял! – улыбнулся и я. – У тебя строгие инструкции. Обязанности, да?

– Считайте, как вам угодно, мистер Гвоздёв!

– А где же мой босс?

– Вы спрашиваете о докторе Кеннеди?

– Так других я пока и не знаю! – усмехнулся я.

– Доктор Кеннеди летит в другом самолёте. Чтобы не терять время, он через океан летает на Конкорде. Получается почти в четыре раза быстрее! – улыбнулся Фёдор.

– Вот те раз! Будто мы не торопимся?

– Не в том дело! Ваше время столько не стоит! – ответил Фёдор всё с той же счастливой улыбкой.

Я надолго замолчал. Светланка задремала. Фёдор вопросов не задавал, пялясь на большой экран телевизора.

Наконец, я не выдержал:

– Мистер Фёдор! – схитрил я, рассчитывая на другую реакцию соседа.

– Да, сэр? – мгновенно повернулся ко мне Фёдор с такой ослепительной улыбкой, что мне показалось, будто ее вызвало моё обращение «мистер».

– А как вам удалось в таком совершенстве изучить русский язык? Мне-то всегда казалось, будто такое совершенство достигается лишь в младенчестве или в раннем детстве.

– Вы правы, сэр! – ощерился Фёдор. – Я вырос в семье русских эмигрантов второго поколения. Если бы оно оказалось третьим и, тем более, четвёртым, то мой русский сильно отличался бы от вашего современного языка. Это было бы куда заметнее, нежели теперь, сэр!

– А я совсем ничего и не замечаю, мистер Фёдор! У вас безукоризненное понимание смысла слов, речь без странностей и даже произношение без акцента. Всё прекрасно!

– Благодарю вас, сэр! – расплылся в улыбке Фёдор.

– А откуда были ваши родители, мистер Фёдор?

– Это война, сэр, виновата! – ответил он без улыбки. – Трудно сказать, откуда вышли родители моих родителей, поскольку их родство очень рано стёрлось из памяти переездами по Советской России. Знаю только, что дед был красным командиром, пограничником. Перед самой войной переехал с семьёй с Дальнего Востока на новую тогда границу в Карпатах, и сразу попал в плен. А семья… Её после войны он даже не разыскивал, понимая… А потом дед в Бельгии женился на интернированной русской женщине. Так или иначе, но они оказались в США. Я там у их дочери и родился, но и дед, и мои родители дома всегда говорили по-русски. А моя мать и теперь замужем за русским. В общем, жизнь тасовала людей, как карты в колоде, но мне это пошло на пользу!

– Интересная судьба! – поддержал я. – А вы сами, сэр, как жили в США?

– У американцев, хотя они такие компанейские на вид, есть важное правило, – чем меньше люди о вас знают, тем вам легче живётся!

– Жаль! – посетовал я, ибо мне действительно было жаль. Даже показалось, будто с Фёдором я мог бы сдружиться. Парень он, как будто, – ничего!

– Я звёзд с неба не хватаю, и хотя часто летаю, но всё же не отрываюсь от земли! – засмеялся над собой Фёдор. – Считаюсь американцем. Учился в Сан-Хосе в тамошнем университете на философском факультете, но выяснилось, что философия – дело не моё. Но знание русского языка и некоторые обстоятельства дали мне нынешнее рабочее место. Вот и всё. Теперь я секретарь доктора Кеннеди по русскому направлению.

– Звучит внушительно! – похвалил я. – А кто же такой сам доктор Кеннеди, если в деловом смысле?

– О! Сэр! Он – очень большой человек! Он вхож в такие круги… – широко улыбнулся Фёдор. – Но я о нём ничего не знаю!

– Я понимаю… Вы говорили. Чем меньше люди о вас знают, тем легче вам живётся! Да?

– У нас вообще не принято обсуждать босса за глаза. Это так! А сам он ничего о себе не рассказывает. Однако его внушительные контакты заставляют всех считаться с ним, как с человеком высокого посвящения!

– Человек высокого посвящения… – повторил я. – Не происхождения, а именно посвящения? Я правильно понял? Это звучит не совсем по-русски! Звучит чересчур торжественно и внушает недосягаемость!

– Да, сэр! Так и есть! Это значит, что он человек очень большого влияния, связанный с самым высшим обществом, с могущественными финансовыми кругами, с большой политикой, с мировой элитой.

– Ого! Задумаешься после такого представления! А я, как считаете, мистер Фёдор, случайно не вляпался, согласившись работать на людей высокого посвящения? Вы-то как считаете?

– Сэр! – Фёдор безукоризненно улыбнулся. – У каждого человека своя судьба, но не каждый вправе ею управлять по своему желанию!

Я засмеялся от неожиданности столь изящного ответа при его абсолютной бесполезности.

– Вижу, мистер Фёдор, ваше философское образование не прошло бесследно! Но хотя бы о стране вы мне можете рассказать не как туристу, а как человеку, которому придётся иметь дело со многими жителями США? Можете раскрыть мне какие-то важные национальные тайны поведения, чтобы не ударить в грязь лицом?

– Будьте на этот счёт спокойны, сэр! – улыбнулся Фёдор. – Ваш статус под покровительством доктора Кеннеди столь высок, что над вами никто не посмеётся, даже если вы случайно испачкаетесь! Перед вами всегда будут пресмыкаться, даже тайно не соглашаясь с вами по существу вопроса, пока вы находитесь под покровительством доктора Кеннеди. Будь вы даже клоуном, никто бы над вами не смеялся! Даже если вы однажды спуститесь с вашего неба, выдавая себя за демократа, делиться с вами своими мыслями и, тем более, смеяться над вами всё равно не станут. Все примут ваши действия за воскресные причуды человека, которому всё надо прощать! Но и руку помощи на равных вам тоже никогда не протянут! Еще и порадуются, что вы споткнулись! Вас будут ублажать, но не будут любить, поскольку у вас есть недоступная для них прерогатива, сэр. То есть, право указывать, кому и что следует делать! Причем, указывая это, вам самому можно и не знать, как следует делать дело! Это – не ваша забота, сэр! Вы можете лишь одобрять деятельность подчиненных или же, напротив, выражать им недовольство их работой! Так у нас ведут себя многие боссы, сэр! И их уважают!

– Спасибо, мистер Фёдор, за ценное наставление! Мне придётся его долго переваривать! И к такому повороту я почти готов, ведь другое полушарие – это и другой мир! Ну, а хоть город, в котором мы будем жить, вам нравится?

– Это не американская постановка вопроса, сэр! Американцы живут там, где они работают! Это у вас, у русских, – работают там, где живут!

– Не понимаю… – помотал я головой.

– У вас, мистер Гвоздёв, где люди живут, там они себе работу и ищут, а в США – наоборот! Без сожалений переезжают туда, где есть подходящая работа, и слюни по этому поводу не распускают – нравится, не нравится! У вас ведь как? Если человек живёт в Москве, так к нему в других местах относятся, чуть ли не как к начальнику, прибывшему с инспекцией! А у нас, скажи кому-то, что ты живешь в Вашингтоне, так никто и глазом не моргнёт. Подумаешь, сегодня здесь ты живешь, а завтра я буду на твоём месте! У нас такие рокировки запросто происходят!

– Вы о русских правильно подметили, мистер Фёдор! – подтвердил я. – Хотя мне и кажется это диковатым, но перед москвичами у нас… Казалось бы, с чего это вдруг? Неужели, только потому, что Москва большая, красивая и вылизанная? Так она такая красивая и вылизанная лишь потому, что жизненные силы из всей страны высасывает! Нам москвичей ненавидеть надо, ведь на каждого из них бюджетные расходы в десятки раз больше, чем на жителя любого другого большого города, не говоря уже о посёлках или деревнях! Надо ненавидеть, а наши люди перед ними лебезят… Так и хотелось иногда спросить каждого, где их достоинство?!

Фёдор промолчал, кивнув головой в знак согласия.

– Но хоть немного бы узнать об этом нашем будущем месте жительства, о Санта-Кларе! Правильно я его назвал?

– Произносите-то вы правильно, но хоть кого-то и ругаете за подобострастие, а сами туда же, сэр! – как-то обидно для меня усмехнулся Фёдор.

– Просто мне интересно знать! – оправдался я. – Вдруг город моей жене не понравится, что я ей отвечу?

– Поздно вы об этом задумались, мистер Гвоздёв! – саркастически проговорил Фёдор. – Ни своё решение, ни Америку вам уже не изменить!

– Изволите пугать, уважаемый мистер философ? – ответил я ему весело, чтобы не подумал, будто я и впрямь озадачен.

– Мне-то что? – поставил он точку на нашем разговоре, породив у меня множество сомнений и самых нехороших предположений.

Я решил переключиться на что-то иное, но не получалось. Всё вертелась и вертелась в мозгу навязчивая глупость: «Санта-Клара! Санта-Кларе! – дыра в кляре! Дыра в США! Санта-Клара! Санта-США! Что вас ждёт, Саша?»

Ночью из Саратова мы добрались до Шереметьево-2, где спустя час началась посадочно-пересадочная карусель, ещё нам не знакомая.

Фёдор по прибытию в аэропорт махнул рукой в сторону гигантского электронного табло. Среди многих его строчек мы легко отыскали наш рейс «New York 07:15 4-10 →».

– Все направляемся по стрелке к своим стойкам для регистрации с четвёртой по десятую! – скомандовал Фёдор и двинулся первым, давая по пути разъяснения. – Теперь каждый держит свои документы наготове, – по ходу объявил он. – Видите, большие цветные круги на стойках? Да! Именно те – зеленые и красные! За ними начнётся таможенный контроль. Нам нужно двигаться только к зелёным кругам. Конечно, если вы не везёте с собой оружие или наркотики! И не дай вам бог ошибиться стойкой! Работающие здесь люди юмора не понимают! Они вам и кишки промоют, и багаж перетрясут, если что-то о вас не поймут, а потом, глядишь, наркотики и обнаружат!

– Это шутка? – не поверил я.

– Сами проверьте, сэр! – не останавливаясь, порекомендовал Фёдор.

Мы поспешно топали за Фёдором, понимая только то, что пока ничего не понимаем. Но он нам постоянно что-то подсказывал:

– А теперь идите сюда. По одному. Здесь девочки проведут регистрацию. Отдайте им свой билет и документы.

Мы по очереди всё отдавали и ждали, пока девочки что-то у себя фиксировали. Потом они у каждого уточнили, нет ли у нас с собой багажа? Мы отрицательно мотали головами, сразу сообразив, насколько же мудро мы поступили, оставшись без багажа, но каждому всё же вручили по два посадочных талона.

– Это не для багажа! Это посадочные пропуска. Видите? – обратил наше внимание Фёдор. – На первом талоне крупно написано SVO→{JFK}. Это вам надо понимать! Сокращение слева означает международный код аэропорта Шереметьево, а в фигурных скобках указан наш транзитный пункт назначения, он же и пункт пересадки, то есть аэропорт Нью-Йорка имени Джона Кеннеди. А «JFK» – это сокращение слов Джон Фицджеральд Кеннеди. Понятно?