Десять тысяч ушло за три дня, как пыль. Я никак не мог остановиться, и вот опять в запое и без денег. С трудом добрался до места встречи. Пацан усмехнулся такой ехидной не детской улыбкой и протянул мне стакан здоровья с огурцом. Я подписал весь пакет документов не глядя. Потом начались кошмары: комната поплыла, и я оказался в морге, синий труп налил мне фужер, от напитка пахло вином. Я отказывался, а трясущиеся руки сами тянулись, потом он мне дал вилку и стал выковыривать глаз из покойника, это была моя закуска. Глаз лопнул и разлился кучей зелёных соплей, из глазницы поползли трупные червяки, между зубами, во рту, тоже что-то застряло и шевелилось, пытаясь выбраться наружу. Я помог, водки уже не хотелось. Через, минут десять, я полностью отрезвел, при одном воспоминании о спиртном, процесс повторялся. Я уже не мог. Когда я, случайно, увидел себя в зеркало – оттуда на меня смотрел инопланетянин с зелёными лопоухими ушами и таким же лицом, со знакомыми чертами опухшего скафандра. Старая сволочь Лёха предложила мне сигарету, я только успел сказать, что не курю, и всё началось сначала. Меня полоскало два часа. Организм очистился полностью, потом малой сделал мне две прививки, в голове закружилось. Меня покормили, я плохо помню, что толкал в свой организм, мне показали рабочее место, этот кабинет был похож на зубоврачебный, в середине стояло кресло, опутанное проводами. Мне дали попробовать, Алексей Петрович подогнал его под мой вес и рост, было очень удобно. Мне объяснили, что пять дней я буду проводить в этом кабинете. Я опять спросил: – Что надо делать? Петрович опять ответил: – Ничего. Приборы всю работу будут делать за вас. В субботу, воскресение у вас выходной, оплата по недельно. Ну что, приступим? И я сел в кресло, Вадик нацепил мне датчики. – Готов? – спросил Петрович. – Всегда готов, – пошутил я. Пошёл обратный отчет: – 5,4,3,2,1… Мать твою, где я? Такого мерзкого моря я никогда не видел, меня за руку держала какая-то женщина с выпирающими скулами, я ей был по пояс. Она показывала на бушующее море и корабль, который волны гоняли как щепку. Женщина смеялась и что-то говорила, прижимая меня к себе. Это был чужой, грубый язык, но со временем я догадался, что это мой язык и я его понимал. Я посмотрел по сторонам, не было никого, не Лёхи, не Вадима. Я не знаю, как я сюда попал. Женщина шла к жилью, вход в который был накрыт звериной шкурой. Я кинулся догонять её. – Теперь, Ильм, ты главный мужчина в этом доме. До возвращения отца из города. Немного погодя, я понял, что мой отец был кузнец и глава этого клана, мне было четыре года и я совсем не разговаривал. Моя мать тоже не говорила, до моего рождения. Спасибо тёте Оле, она и мать разговорила и мне старается помочь. – Вот увидишь, Тала, будет говорить твой сын, – тётя Оля трепала меня по непослушным волосам, – ещё песни петь на праздниках. Мама была белой, как снег, тётя Оля была её противоположность – тёмная, как ночь. Они были почти ровесницы, и дети, почти одинаковые, у тёти Оли были двойняшки – мальчик и девочка, чуть старше меня. Я уже забыл, что был взрослым, прислушивался к непривычной речи, вовремя ел, спал, выполнял добросовестно всё, что положено четырёхлетнему мужчине. В конце недели моё детство кончилось, мне сунули двадцать штук деревянных и выгнали из Лёхиной квартиры до понедельника. Малого не было, улетучился. Видел на стенде: – Их разыскивает полиция. Проходил мимо супермаркета, два раза люди подходили, спрашивали, вам не плохо, молодой человек. Я – в магазин, только за хлебом и кефиром и пулей оттуда, до ближайшей подворотни.

***

Это был первый понедельник за два года, когда у меня остались деньги в кармане и не болела голова. Голова заболела позже, я не знал, что писать в отчёте. Тогда Петрович стал задавать наводящие вопросы. – Я не знаю, где я был. Нет, я помню: море, земля, корабль, какой-то дом, смесь пещеры с землянкой, закрытый плохо выделанной грубой оленьей шкурой. Да не помню, как меня зовут. Мама – Тала, тётя – Ольга. Я немой, язык понимаю, но не знаю, чей это язык. Какой год? Хоть убей, календаря я там не видел, икон тоже. Наконец Петрович перестал меня мучать, он был доволен даже этой информацией. Попросил запоминать всё, до мелочей, и отправил меня в полёт на следующую неделю. Я не помню, как сел в кресло, но открыл глаза на острове. Вокруг меня собралось всё племя, наверное, я был болен, хотя ничего не болело, у меня не было температуры. Оказывается, я два дня спал и чего-то боялся. Тётя Оля перестала прыгать и отставила в сторону бубен. Мальчик был здоров. Мне надоело валяться, и я побежал на улицу, там было интересно: ребятишки постарше состязались с палками, устраивая шуточные бои, поделившись на «данов» и «норвегов». Я был за «данов». Меня в игру не принимали, говорили: – Приходи через два года, у вас, наверное, будет свой отряд. За играми детей следили старые войны, время от времени, внося свои коррективы в игру. Особый упор делался на скорость, атака каждой из команд, поражала внезапностью манёвров. Сегодня победили «норвеги», они умудрились спрятать рыбацкую сеть и накинуть её на малочисленный отряд «данов». Старики заспорили между собой, но победа досталась «норвегам», единогласно. «Данов» оставили распутывать сеть, в наказание за поражение, а «норвеги» побежали к берегу. Там каждый день проводились соревнования по бегу с камнями. Дети делились на две команды, между командами было 500 ярдов и две кучи камней. Выигрывала та команда, которая быстрее перенесёт свои камни на чужую сторону, за нарушение правил удалялся игрок, он автоматически отправлялся к «данам», подведя свою команду. Дети старались не нарушать правила. Тот, кто падал случайно в игре, пропускал круг. У каждой команды был свой наставник, они же и следили за правилами. Взрослые даны были кто где, одни ушли на кораблях к берегам англов, другие, возглавляемые печником, строили жильё и укрепление на большом острове, небольшая часть викингов вела разведку на прибрежных территориях, беспокоя и подчиняя себе появившиеся кланы на этой земле, обкладывая их посильной данью. Борьба между странами шла и за смердов, от их урожаев зависела сила страны. Смерды вынуждены платить дань, а викинги защищать их от нападок. Разведчики вели больше пограничные функции. В глубине материка образовались сильные кланы, которые с помощью войск расширили свою территорию и влияние на народы, населяющие землю. Там был свой народ, свои конунги, они нас считали дикими, но относились дружелюбно, никогда не воевали с нами. Сколько было конунгов, столько и государств, это были дружинные государства, связанные одним языком, одной верой. Даны умели договариваться друг с другом, укрепляя союз между кланами браком детей. Через сто лет образовалось государство и конунги, объединившись, выбрали первого короля.

У Алексея стала вырисовываться картина: Денис попал в сферу влияния викингов, это был, приблизительно, 800-900 год нашей эры. Его удивило то, что религию, с новым богом занесли в Данию, именно, викинги, грабившие первые христианские храмы. В Дании не было крови и христианство не назойливо, мягко, объединило народ. Дальше Алексей Петрович не стал развивать тему. Ему конечно была интересна история о первом русском конунге, но он математик, а не историк, и лимит денег, оставленный гостем из будущего подходил к концу. Петрович расплатился с Дэном за неделю, а дальше, хоть проект закрывай, без донора никакой работы. Петрович открыл крышку электрического щитка со страшным облупившимся рисунком. По проекту эта насосная должна быть на консервации, Вадик передал ключ от замка с шифром. Щиток был полон новых хрустящих купюр и записка – 3,5'', больше ничего. Это был ориентир для его эксперимента, он прибежал домой и переставил направление поиска на шкале, установив на отметке 3,5 дюйма. Английская мера длинны, как-то не вязалась с самодельным прибором, но заказывает музыку тот, кто понимает, как её танцевать. Ему было интересно, что ожидает их на этом горизонте, куда занесёт их прибор, в какую эпоху.

***

Дэна постоянно мучало чувство голода, древняя Дания приучила его к хорошо приготовленному мясу, а магазинную колбасу невозможно было есть, дохлые цыплята пахли канализацией и химией, как будто их специально прополоскали в отстойнике, перед продажей. На базаре тоже было – купи-продай, товар поменял кучу продавцов, прошёл через десяток грязных рук, за счёт приобретённых новых микробов и бактерий, цена на товар выросла на 100%. Деньги были и мясо можно было найти, готовить некому было, хоть женись. Дэн понимал, что из ста современных девушек, если одна могла приготовить вермишель, то это было класс! Выходные для него превращались в мучение, он ждал понедельника с нетерпением. Ему больше нравилось там, в прошлом, за интернет он давно перестал платить, все-таки натуральное лучше, чем нарисованное. Вот насобираю денег и тоже заберусь на какой ни будь остров, разведу коз и баранов и буду жить конунгом, а вокруг «Пятницы» в бикини. Денис улыбался, нормальных девушек ему не попадалось, а с этой работой – вообще, холостяком можно остаться.

Глава 3. Смутное время

Дэн был ошарашен, поел называется, он скакал на лошади под моросящим дождём, где-то выли волки. Одет, вроде бы, прилично, только одежда была странная, вышита по воротнику красными нитками, на ногах были короткие сапожки, очень лёгкие, а на голове широкая шляпа, которая почему-то держалась крепко и не слетала от быстрого бега лошади и от холодного колючего встречного ветра. Впереди маячили фигуры его попутчиков, только, в отличии от него, они были в чёрных одеждах. – Как ниндзя, – вспомнил Дэн. Этот раз сознание не двоилось, он знал, что из будущего, осталось познакомиться с тем, кто так мастерски управляет лошадями. Дэн этих животных, только по телевизору видел. Впереди виднелось поселение, скит по-местному, всё обнесено трехметровым забором. Напарник долго стучал в ворота, кованным кольцом. Никто не открывал. Даже никто не подошёл к смотровому окну. Это не обескуражило напарников, они видно привыкли к «гостеприимности» местных жителей, один из ниндзя бросил «кошку» с верёвкой, зацепив крючьями что-то за забором, и через пару минут, ворота раскрылись, и мы въехали во двор. Ниндзя кулаком стал лупить в двери дома, потом вытащил просмоленный факел из – под крыльца, стал искрить огнивом, тогда только дверь открылась. На пороге стояли мужики, с топорами и рогатинами. Ниндзя показал царский знак. Мужики расслабились. Хозяин оправдывался, вчера против татей оборону держать пришлось, дом отстояли, а скотину они увели, окаянные. Я присмотрелся к моим напарникам, по своей экипировке они были японцы, и похожи на японцев, говорили только чёрт знает на каком языке, в котором русские слова повторяются как междометия и все невпопад, самое главное я их понимал, в отличии от хозяев дома. Я постарался перевести, что хотят басурмане. В глазах ниндзя проскользнуло уважение. Моментом истопили баньку, и под светом жировика, мы ополоснулись от дальней дороги. Я старался больше помалкивать, можно было неосторожным словом выдать себя, и когда ниндзя спросил: – Откуда ты знаешь язык руссов? Я ответил нейтрально: – Учителя хорошие были. Я был молод, но по силе не уступал напарникам, они в пути старались прощупать мой характер, а я шуток не любил, и когда, брошенный мной нож, вонзился возле уха шутника, всё встало на свои места. Мы спешили в Москву, ногайцы были отрядом по особым поручениям царя. – Опять спецназ, -ухмыльнулся я, – моя служба в российской армии растянулась на три года, а здесь предлагают продлить контракт. Напарник, наверное, не мог без шуток: – Всего 25 лет, но ты Айдар не унывай, здесь столько не живут. Он был прав, я ехал на место убитого родственника. Таков был порядок, царское войско должно быть полным, казнокрадство исключалось. Попробуй басурманам не заплати! А зарплату выдавали на душу в отряде. Царь собирал таких нехристей, которые и без казны могли обеспечить себя, но лучше не надо. Первую зарплату выдали Айдару ещё в улусе, он оставил её своему роду. На эти деньги род мог год жить безболезненно. Но этого я не знал. Утром побежал к роднику, умыться. Вода была холодная и светлая, я заглянул в тенистую гладь ручья, как в зеркало, и отшатнулся. Ещё в бане я стал подтрунивать над своими кривыми ногами; из ручья на меня смотрела обезьяна с раскосыми глазами и коричневым проветренным лицом. Уши были, как у Чебурашки, здесь, наверное, не знают, где такой зверь водится. Ростом я уступал своим, выточенным из кипариса, напарникам. Не знаю, почему я понимал их язык, но мы, явно, были не с одного племени. Без понятия, кто эти ниндзя, но из воды на меня смотрел истинный басурман. Я представил невесту себе такую же, и меня передёрнуло. Да, уж, красотой, этот донор прошлого, не блистал, одни уши чего стоят. До пятницы, как ни будь потерплю, а там, пусть Лёха сам в эту обезьяну преображается. После холодного душа у меня настроение пропало, я нехотя, поковырял мясо во время трапезы, только руки испачкал. Напарник опять не удержался от колкости, и не успел увернуться от деревянной ложки. Его еле успокоил другой ниндзя. Больше он меня не задирал, до конца пути. Дорога была длинная, мы 10 дней скакали, два раза меняли лошадей, в местах, известных ниндзя. В Москву приехали вечером, и опять в баню, к нам присоединился лекарь, он же брадобрей. Меня обрили наголо, лекарь внимательно осмотрел прибывшее чудо. Странно, что-то сбилось у Петровича, я запаниковал, неужели мне до конца жизни придётся в этом обезьяньем виде красоваться, зеркал в бане не было, но я представил себя, как низкого кривоногого лысого Фантомаса, с его идиотским смехом. Я забыл, что не один, сымитировал смех киногероя. Доктор тоже, наверное, из ниндзя был: в бане, вмиг, никого, кроме меня не осталось. Когда я вылезал из проруби, со всех сторон к бане крался отряд ниндзя, с пищалями, копьями и сетью. Я спросил: – Братья не славяне, не меня ищите? Ха, ха, ха! Всё –таки они были ниндзя, умели летать и прыгать через дома, когда страшно. А пара человек в обморок упали и притворились мёртвыми, еле откачал. Глаза откроет, как видит моё лысое, улыбающееся лицо, мочится в штаны, и снова в обморок. Наконец один на разговор пошёл: – Лекарь прибежал, зелёный весь, говорит: – Мурза и Али шайтан привезли. С недоразумением мы разобрались, только я на всю жизнь имя своё потерял, все, даже царь, называли меня шайтаном. В городе я бывал редко, если честно, Москвы не знаю, но, если случалось мне пройтись по улицам, возле кремля, прохожие, увидев меня, крестились, а маленькие дети плакали. Я уже больше месяца был в Москве, царь Иван хохотал, видя меня марширующим. Царь был стар, очень суров был и болел. Лекарь говорил у него белая болезнь была, страшнее проказы, мясо гнило и отваливалось. Царь умирал по частям. Отряд рассыпался на десятки, по заданиям, только я маршировал и маршировал… веселил царя. Иван царь умер неожиданно, было много слухов. Язык без костей. Его смерть, потянула за собой цепочку, отравили верных царю людей, меня прямо с плаца забрали в острог. Думал хана будет, здесь всё быстро делается, ещё при Малюте Скуратове камеры дознания под Кремлём оборудованы были, там такие спецы работали, что мёртвого разговорить могли. Вовремя Лёха выдернул меня из того времени. Он что-то не договаривал, сказал: – Поломка была. Но деньги правильно заплатил, за целый месяц, 80 штук. Ой, хоть высплюсь! Новости по ящику посмотрю, а то там русский язык, хуже иностранного, хорошо хоть в чурку преобразился. Лёха попросил в понедельник не задерживаться, отчёт о работе надо было написать. Я решил попросить неделю заслуженных отгулов, не больно мне хотелось через подвалы проходить; непонятно, за что? Хоть тело чужое, а страдать мне придётся!

***