– Ничего страшного. Я живу в кромешной тьме последние шесть лет, – сказала Роза, и даже в вязкой темноте ему показалось, что старуха ощерилась в улыбке. – Теперь ты понимаешь, что чувствует человек, впервые столкнувшись с полной слепотой. Только в твоем случае окружающая ночь всего-навсего временное явление. А ослепший человек вроде меня должен осознать (и принять), что это до конца жизни. Конечно, если ситуацию нельзя исправить операционным путем.
Павел услышал, как в углу лифта раздался шорох, и его передернуло.
«Если она снова коснется меня, я убью ее», – внезапно подумал он. Он ощутил жаркое дыхание рядом с собой и инстинктивно отодвинулся. Похоже, старуха действительно пытается приблизиться к нему вплотную.
– Ты спросил, чем все закончилось…
Ее хриплый голос, казалось, раздался совсем рядом, и Павел едва не вскрикнул от неожиданности. Его нервы свились в тугой клубок колючей проволоки.
– Я открою тебе маленький секрет, – хихикнула Роза. Рядом что-то зашуршало, и в живот Павла ткнулся какой-то твердый предмет. Трясущимися руками он вынул смартфон и включил фонарик. Бледный лучик высветил увесистый пакет, который протягивала ему старуха.
– Что там? – сиплым голосом спросил он. Он пятился от Розы, как если бы она протягивала ему тухлую крысу.
– Открой. Открой и увидишь, – прошептала Роза. – Я заказала отличную рамку в багетной мастерской… Тебе понравится…
Она снова хихикнула, продолжая надвигаться на мужчину.
– Вы сумасшедшая, – выдавил Павел. Его обдало запахом старухи – гремучей смесью лекарств, пота и духов.
– Ответь мне на пару вопросов, мальчик, – чуть слышно произнесла Роза. – Я не обращалась в «Фортекс». Если в этом издательстве у тебя и есть приятели, то о моем рассказе там никто не знает. Кто ты и откуда?
Павел застыл. Набухшая от липкого пота рубашка приклеилась к спине. Затем он издал непринужденный смешок.
– Вы просто забыли, Роза. Вот и все.
В темноте послышлся хриплый клекот, видимо, означающий смех, и он подумал о простуженной вороне.
– Я старая женщина, но с памятью у меня все в порядке, – хмыкнула Роза. – Ладно, забудь. Мне плевать, откуда ты обо мне узнал.
Пока Павел раздумывал, что она имела в виду, лифт неожиданно тряхнуло, и он, заскрежетав шестеренками, неожиданно двинулся вверх. Спустя секунду вспыхнул свет, и Павел с непривычки зажмурился.
– Ну вот, – улыбнулась Роза. Помада на ее губах размазалась, словно она торопливо ела вишневое варенье. – Я же говорила.
Павел глубоко вздохнул. Ему показалось, что за те полчаса, проведенные в лифте, пронеслись столетия, и сейчас он ощущал себя заблудившимся путником, которого чудом удалось вызволить наружу из сырого ущелья.
– Зайдем ко мне, – вдруг предложила старуха, когда двери лифта раздвинулись. – Я угощу тебя чаем. Или кофе.
«Лучше водки, – скользнула у мужчины мысль. – Грамм двести сразу».
Он вышел вслед за Розой, безмолвно наблюдая, как она возится с замком. Проснувшийся внутренний голос настойчиво убеждал его немедленно уйти (и не просто уйти, а убежать, причем исключительно по лестнице), но он опять словно впал в наркотический ступор.
Скрипнула дверь, и Роза обернулась.
– Идем, идем, – ухмыльнулась она, переступая через порог.
«Ведьма зовет тебя в гости… в гости, в Пряничный домик», – прошелестел внутренний голос, но было уже поздно – он шагнул вперед, захлопывая за собой дверь.
– Добро пожаловать, – воскликнула Роза, делая пригласительный жест костлявой рукой. – Можешь не разуваться. Включить свет? Мне-то все равно.
Павел повертел головой и обнаружил заляпанный жиром выключатель. Коридор осветился тусклым светом единственной лампочки, свисающей с потолка на перемотанном изолентой проводе.
Сняв пальто, Роза нацепила его на крючок. Туда же последовала потрепанная шляпка.
– Ну, твое мнение насчет рассказа, мой юный друг? Мне кажется, особую пикантность ему придала обстановка повествования, не находишь? Застрявший лифт и все такое…
– Это верно, – согласился Павел. Перед глазами мелькнул кадр вставной челюсти на носовом платке, и он кашлянул, прогоняя видение. – Что же касается вашего рассказа… Оговорюсь сразу, это не шедевр.
Немного помолчав, он добавил:
– Но попробовать сделать из него конфетку стоит.
– Спасибо и на этом, – с легким сарказмом откликнулась Роза. Кряхтя, она сняла сапоги и теперь нащупывала ступнями тапочки.
Павел посмотрел на пакет в руках старухи. Тот самый, который она пихала ему там, в застрявшем лифте.
– Так что у вас за картина в рамке, Роза? – мягко спросил Павел.
– Можешь называть меня на «ты», – улыбнулась она. – После того, что между нами произошло…
– Хватит, – резко оборвал ее мужчина. Его щеки покрылись пятнами. – Не хочу слушать об этом. Дайте, пожалуйста, картину. Вы меня заинтриговали.
– Пожалуйста.
Она протянула Павлу пакет и, скользя по стенке руками, двинулась к ванной. Вскоре оттуда донесся звук льющейся воды.
Мужчина быстро извлек из пакета массивный прямоугольник. Из-за упаковочной пленки разглядеть изображение было невозможно, и Павел, подцепив ногтем край полиэтилена, принялся его торопливо разматывать. Когда последний слой соскользнул, с его губ сорвался облегченный вздох.
Море и небо. Солнце над небом. Неуклюжая мазня начинающего художника.
Похоже, Роза догадалась, о чем думает Павел, и крикнула из ванной:
– А ты решил, что там татуированная кожа?
«Да, именно так я и решил», – мысленно произнес он, убирая картину обратно в пакет. Подумав, сунул туда же комок упаковочной пленки.
Вода в ванной продолжала литься. Похоже, Роза смывала макияж.
«А может, она полощет рот», – предположил внутренний голос, и Павел нервно хихикнул.
– Можешь пройти в комнату. Прости, у меня не убрано, – раздался голос Розы.
Помешкавшись, Павел осторожно направился дальше по коридору. Со стен свисали отклеившиеся лоскутья обоев доперестроечных времен, рассохшийся шкаф у стены был забит старыми журналами, облезло-вспученный паркет скрипел и стонал под каждым его шагом. В воздухе витал запах пыли и чего-то прогорклого, вроде подпортившейся пищи.
Ближайшая комната была открыта, и он с любопытством заглянул внутрь. Продавленный облезлый диван с разобранной постелью, допотопный стол с выцветшей скатертью, покосившийся шкаф, старый телевизор «Сокол» с толстым слоем пыли на экране.
Павел двинулся дальше. Следующая комната была заперта на ключ, и он, тщетно подергав за ручку, приблизился к третьей двери. Затаив дыхание, потянул на себя, и та с тихим поскрипыванием открылась. Павел бесшумно проскользнул внутрь, окунувшись в душные сумерки, – занавески в комнате были плотно задернуты, и он различал лишь расплывчатые контуры предметов. Ноздри защекотал тяжелый запах, горьковато-затхлый, какой обычно бывает на помойках.
Нащупав выключатель, он щелкнул кнопкой. Бесполезно, свет в помещении не работал.
«Или лампочка перегорела, или с проводкой проблемы. А может, и то и другое».
Осторожно приблизившись к окну, Павел отодвинул занавески, поймав себя на мысли, что вонь стала сильнее. Когда в комнате стало чуть светлее, он оглянулся, едва не подскочив на месте. В глотке застрял рвущийся наружу крик.
У стены на убогой кровати, прямо на замызганном матрасе, неподвижно лежал костлявый старик. Ноги слегка раздвинуты, руки в полусогнутом положении, как у бегуна, ожидающего сигнального выстрела для старта. Заскорузлый от грязи матрас под стариком был испещрен мутными потеками. За исключением черных трусов, на нем ничего не было. Глаза закатились, на Павла тупо пялились затуманенные белки. Кожа мужчины была изжелта-грязного цвета, с синюшными пятнами.
«Труп», – холодея, подумал Павел, глядя на застывшее лицо незнакомца. Поморщился, глядя, как из приоткрытого рта мертвеца выполз таракан. Пошевелив усиками, насекомое заторопилось обратно в раззявленный рот.
Сзади послышались тихие шаркающие шаги, и Павел резко обернулся.
– Это мой муж, – спокойно произнесла Роза. Без макияжа ее лицо стало совсем дряхлым и было похоже на старую луковицу, которая завалилась за плиту и потихоньку гнила, чернея и съеживаясь. – Он умер сегодня утром. Все никак не займусь им. Дела, видишь ли.
– Дела, – эхом отозвался Павел, сглатывая подступивший комок. Он ощутил, что еще немного, и его вырвет. Он вышел в коридор, устало прислонившись спиной к стене. – У вас дома лежит труп мужа, а вы отправляетесь в багетную мастерскую?!
– Конечно, – кивнула Роза. – Мне позвонили и сказали, что рамка готова. Я пошла и забрала ее. Что здесь такого?
Павел умолк, пытаясь вникнуть в столь убийственную и простую до идиотизма логику.
Таракан вновь показался изо рта старика, будто проверяя, ушли ли непрошеные гости. Очевидно, решив, что в ротовой полости умершего будет куда уютней и безопасней, он повторно скрылся между пожелтевших зубов.
– К тому же, – продолжала Роза, – у нас была договоренность с тобой. Я не хотела переносить встречу – вдруг что-нибудь бы сорвалось? Этот рассказ очень важен для меня. Так как насчет кофе?
Она нащупала локоть Павла и медленно провела пальцами по его напрягшемуся бицепсу.
– Или чего покрепче? – промурлыкала старуха. – У меня есть армянский коньяк. И лимончик в холодильнике. Ты любил в детстве дольку лимона, посыпанную сахаром? Когда я болела, мама мне всегда давала…
Павел повернулся к ней. Его лицо разительно преобразилось, на этот раз на нем блуждало злобное веселье. Он склонился над старухой и свистящим шепотом спросил:
– Долька лимона, говоришь? Да не вопрос. Хочешь, чтобы я тебе вдул, Роза?
Протянув руку к блузке старухи, Павел ущипнул ее за грудь. – Признайся, хочешь.
Роза вздрогнула, охнув. Дрожащей рукой нащупала его ладонь и сунула ее себе в промежность.
– У меня… так давно… – задыхаясь, проговорила она. – …не было… мужчины… мой муж… ох!
Спотыкаясь, она с необыкновенной силой потащила Павла в комнату с диваном и, скинув тапочки, принялась стаскивать с себя платье. Вскоре на пожилой женщине остались лишь черные чулки в крупную клетку и бусы из прозрачного янтаря. Обвисшие груди с темно-коричневыми сосками болтались словно презервативы, наполненные водой, они практически касались ее бледных ног в фиолетовых прожилках. Над пупком, опоясанным сеточкой складок, пестрела выцветшая татуировка в виде бабочки. Из-за рыхлой кожи и глубоких морщин она выглядела так, будто во время полета случайно попала под струю дихлофоса. Сквозь сетку чулок просвечивали искривленные пальцы ног, ногти которых были покрыты серебристым лаком. По дрябло-морщинистому телу Розы пробегала жаркая дрожь. Роза плотоядно облизнула губы и плюхнулась на диван, призывно раскрыв объятия.
Между тем Павел лишь снял с себя влажную от пота рубашку. Кинув ее на стол, он шагнул к старухе, которую буквально трясло от распиравшего возбуждения.
– Ты где, Павлик? Иди ко мне, – проворковала она, крутя по сторонам своей черепашьей головой. Жидкие апельсиновые волосы колыхались, как водоросли на дне мутного пруда. – Мой розовый бутончик еще сохранил для тебя живительную влагу.
Павел присел на краешек засаленного дивана, и тот послушно скрипнул, словно здороваясь.
– Обними меня, Розочка, – тихо попросил мужчина, и старуха, выдохнув, жадно прильнула к нему. Павлу показалось, что к нему прислонился теплый кусок печени, только что разогретый в микроволновке. Вот только руки, как всегда, были холодными, словно вены и сосуды в пальцах смерзлись в кристаллики льда.
– Такой сильный… Такой мужественный, – бубнила она, жадно поглаживая Павла. Ее руки сместились на мускулистые плечи мужчины, затем передвинулись на спину. И тут же отдернулись назад, словно обжегшись.
– Что… что у тебя со спиной?
Узловатые пальцы, подрагивая, с опаской коснулись спины. Подушечки пальцев нащупали шишкообразные рубцы и шрамы, которыми была усеяна вся спина Павла, от шеи до поясницы. Розе показалось, что она трогает застывшую лаву, непробиваемо-черствую, будто камень.
– Наверное, сейчас самое время внести небольшие коррективы в твой рассказ, Розочка, – хрипло произнес Павел. Он легонько толкнул старуху, но этого было достаточно, чтобы она беспомощно опрокинулась на спину, прямо как черепаха. Ее сморщенное, напоминающее печеное яблоко лицо исказилось в страхе:
– О чем ты?!
– Я просто предлагаю тебе свой вариант рассказа, – пояснил Павел с ухмылкой. Он снял с Розы очки, внимательно вглядываясь в мертвые, ничего не видящие глаза.
– Мой рассказ будет более коротким. Жила на свете одна сумасшедшая стерва. И сошлась она как-то с одним богатым шизофреником. У него было хобби – собирать татуировки как с живых, так и с мертвых тел. Если с мертвыми все было ясно, то с живыми было чуток сложнее. Но у богатых есть деньги на любой каприз. Этот псих выкупал куски кожи с понравившимися картинками, понимаешь, Роза? Он покупал «живые» тату, и его плата начиналась от бутылки водки спившимся забулдыгам и заканчивалась тысячами баксов, которые он предлагал вполне обеспеченным людям… И вот как-то раз эта стерва заявляет, мол, когда-то у нее был молодой любовник, и вытатуированная на его спине женщина уж очень похожа на нее. Якобы у этого парня была любимая девушка и потом она умерла. И что ты думаешь, Роза? Этот шизик как с цепи сорвался, так он захотел найти этого человека. В конце концов он отыскал его и предложил сделку. Но парень с тату на спине отказался. Целостность и красота его спины оказались для него важнее, чем пара тысяч долларов. Тогда решили действовать радикальным методом. Нет, парню не стали рубить руки и ноги, как в твоем «шедевре». Его просто вывезли ночью в лес, избили и срезали кожу с татуировкой, а самого, еще живого, скинули в речку, словно мешок с дерьмом. Псих обработал срезанный кусок кожи, как таксидермист шкуру животного, и поместил его в красивую рамку с позолотой. Этот «подарок» очень понравился стерве… Уроды, которые выкроили со спины парня тату, думали, что он утонул. Они бы сильно удивились, если бы узнали, что бедняга выжил. И в один прекрасный день он решил вернуть свою часть тела. Часть тела, которую забрали у него много лет назад.
Павел склонился над побелевшей как мел Розой. На его искаженном от ярости лице жирными каплями блестел пот, глаза источали такую испепеляющую ненависть, что, казалось, взглядом можно было резать сталь.
– Ну как, сходится дебет с кредетом, старая калоша? Рассказать, ху из ху в этой печальной повести? – прошипел он.
– Паша…
– Не называй меня Пашей, блевотина, – скорчил физиономию Павел. Он хлестко ударил старуху по щеке, и та вскрикнула от боли.
– Я все-таки напомню тебе. Ты – та самая сука, – процедил он. – Анжела, е…ся в кружечку, что называется. Придумала же себе псевдоним. Жаль, ты не можешь взглянуть на себя в зеркало. Тебе больше подходит какая-нибудь Параша Филимоновна, а не Анжела. Коллекционер тату – тот дохлый хрен, что сейчас разлагается в твоей спальне. Как там его, Олег? А парень, который пришел за своим, – я. Дошло до твоих куриных мозгов? Узнала меня, наконец? Через двадцать лет? Кстати, с моим возрастом ты ошиблась намного больше, чем на год. Мне уже давно не тридцать семь.
Он с силой сжал сморщенные соски старухи, и она завизжала. Из потухших глаз хлынули слезы.
– Все-таки бог есть на свете, – удовлетворенно кивнул Павел. Он сунул руку в карман, выудив небольшой скальпель в пластиковом чехле. – Ты что, думала до старости прожить в шоколаде? Хрена с два. Твой мужик разорился, и его свалил паралич. А ты ослепла и превратилась в размалеванное огородное пугало. И все, что тебе осталось, заказывать рамки для дешевых каляк-маляк и отсасывать незнакомцам в лифтах. Кстати, где моя татуировка? Небось там, в запертой комнате?
Роза торопливо кивнула. Павел буквально засиял, как начищенная монета.
– Я так и думал.
– Пожалуйста, Павел, – захныкала она.
– Я кое-что приготовил для тебя, чучело, – сказал он, вынимая скальпель из чехла. Он придирчиво оглядел сверкающее в свете люстры лезвие, сдул с него едва заметную ворсинку. – Я ведь скульптор. После того как я пришел в себя, я изготовил из гипса твою голову. Точь-в-точь, с прической, глазами, ртом… Причем в натуральный размер. Осталось теперь оживить ее. Правда, с тех пор ты немного пообтрепалась, но думаю, кожа сядет нормально.
Он легонько провел скальпелем по морщинистой шее старухи, заботливо обогнув крупную родинку с торчащими волосками.
Роза вздрогнула, почувствовав острую кромку лезвия на коже. Обжигающую прохладу ножа нельзя было спутать ни с чем.
– Ты убьешь меня? – прошептала она.
– Нет. Я просто срежу с тебя физиономию и наклею ее на твою башку из гипса, – объяснил Павел. – Потом привяжу тебя к кровати с твоим благоверным. Видеокамер тут нет, номер, по которому я с тобой вчера договорился о встрече, левый. Так что меня никто не найдет.
– Кис-кис, – всхлипнула Роза.
Павел нахмурился.
– Совсем с дуба рухнула, калоша? – удивленно спросил он. – Ладно, я не собираюсь у тебя сидеть всю ночь.
С этими словами он приставил скальпель к коже лба старухи, там, где начинаются волосы, и надавил. Выступила кровь, ручейками заструившись по сморщенному лицу Розы.
– Кис-кис! – завизжала она, и краем уха Павел уловил едва различимое движение в коридоре. Что за чушь? У нее кошки?
«Нет, – шепнул внутренний голос. – Ее старик жив. Тебе просто показалось, что он умер. И сейчас он крадется по коридору на помощь этой старой кляче…»
В какое-то короткое мгновение от этой мысли Павла прошиб озноб, но он быстро взял себя в руки. Тот старый пень мертв, а в потусторонние силы он не верил.
Старуха билась и извивалась, как ошпаренная кипятком дворняга, пытаясь выскользнуть из хватки мужчины, и он стиснул ее костлявое горло. Роза захрипела.
– Кис… ки…
Погрузив лезвие в кожу, Павел начал медленно обводить скальпелем ее искаженное лицо. От нехватки кислорода оно приобрело цвет испорченной свеклы. Кровь лилась из увеличивающегося разреза, образуя на покрывале влажное пурпурное облако.
– Ки… – прошипела Роза, пытаясь ухватиться скрюченными пальцами до руки Павла. От напряжения вставная челюсть старухи выскочила изо рта, блестя слюной и перламутровыми деснами.
В коридоре что-то со стуком упало.
Павел замер со скальпелем в руке. С потемневшего от крови лезвия сорвалась рубиновая бусинка, упав прямо в распахнутый рот хрипящей старухи. Он разжал пальцы, выпуская ее горло, и Роза закашлялась, извиваясь на запятнанной кровью постели.
Павел медленно слез с дивана и бесшумно шагнул к двери. Выглянул, чувствуя, как где-то внутри паника начинает неумолимо расправлять свои кожистые шершавые крылья. По коридору к нему, покачиваясь из стороны в сторону, медленно ковыляла грузная женщина, облаченная в грязную ночную рубашку. Сквозь спутанные сальные волосы поблескивали льдинки глаз. В правой руке незнакомка волочила черенок от лопаты.
Павел попятился обратно, и в эту секунду за спиной скрипнула дверца шкафа.
– Киф… киф, – едва ворочая языком, прошамкала Роза. Она села, ощупывая края раны, из которой продолжала сочиться кровь.
Павел обернулся.
Из шкафа, тяжело и натужно кряхтя, вывалилась… еще одна женщина. Толстая, в замызганной ночнушке, с паклями свалявшихся волос – точная копия той, что ковыляла по коридору с палкой. В отличие от своего двойника вылезшая из шкафа сжимала в руке громадный молоток. С ее слюнявого рта, обезображенного заячьей губой, тянулись нити мутной слюны.
– Мур-мур, – пробасила она, надвигаясь на Павла словно цунами.
Из коридора в комнату заглянула толстуха. В ее холодных, маленьких глазках мерцало тупое любопытство.
– Мяу, – хрипло сказала она и выставила вперед черенок от лопаты словно копье.
Павел метнулся к истекающей кровью Розе, приставив к ее горлу скальпель.
О проекте
О подписке