ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Уходить по-тихому было некогда, на улице светало. Подавить разрозненные очаги сопротивления, вырваться на свободу. Разболтанная «девятка» неслась по пока еще пустым, умытым ночным дождем улицам. Шофер Толян – рыхлый толстячок, имеющий отношение к торгово-закупочной конторе Качурина – добродушно бурчал, жалуясь Борису на производственные неурядицы, на контры с «азерботами», на засилье последних, на то, что если так будет продолжаться, то лет через пятьдесят Сибирь полностью заселят рослые китайцы, говорящие по-английски с азербайджанским акцентом. Прослушал по радио прогноз погоды на новый день, замурлыкал на мотив популярной песенки: «Я синоптикам ни разу не верю, скажут „жарко“ – будет дождь моросящий…» Взбираться на балкон, к великому облегчению, не пришлось. Толян по совместительству был талантливым взломщиком. Вникнув в проблему, сказал «щас сделаем, мужики», подобрал с пола оброненную какой-то растеряхой шпильку и начал ковыряться в замке, делая паузы и вслушиваясь – словно врач, который вслушивается в работу сердца больного. И через несколько минут с торжествующим видом распахнул железную дверь, пробормотав: «Милости просим, хозяева дорогие». Напоил их чаем, а когда гости ушли, остро почувствовал одиночество. Бродил по пыльной квартире, в которой не был несколько суток, запинался о торчащие предметы, узнавал и не узнавал окружающую обстановку. Вещи Жанны в небольшом количестве оставались на месте, но это говорило лишь о том, что у Жанны не десять рук. Постоял под душем, смывая с себя больничный смрад. Побрился, отыскал в серванте старый сотовый телефон с запасной «симкой». С удивлением обнаружил, что паспорт на месте – видимо, утром 23 мая он не взял его с собой, и это не могло не радовать. Немножко денег – уцелевших от выданных при расчете…

Уснул, свернувшись на диване, приказав внутреннему будильнику разбудить его через час. Штирлиц не удался: проснулся только через час сорок и поймал за хвост улетающую мысль. Компания, решившая от него избавиться, может и не знать, что он уже дома (а может и знать). Но обязательно узнает – это дело нескольких часов. Он подошел к окну, отогнул шторку. Фасадная сторона дома выходила на оживленную магистраль. Город уже проснулся. Автостоянка напротив банка была забита машинами. Блондинка на розовой «Карине» элегантно припарковалась в узкую щель между джипами, разнеся одному зеркало, другому дверцу. Хозяин первого наезжал, красочно работая пальцами, второй прибежал на заунывный вой сигнализации, схватился за голову, подсчитывая потери. На какой козе седан? Одна знакомая Вадима купила японскую машину и в страхе ездила, не снимая ручника – на всякий случай, другая не знала, где в машине находятся права, третья была глубоко убеждена, что если едет прямо, то едет по главной дороге. Но это более щадящие варианты…

Заверещало в прихожей. Вадим вздрогнул. Куда бежать? Насилу обуздал панику, подкрался к двери. В квартиру тропическим ураганом ворвался коммерсант Качурин, сунул нос на кухню, пошатался по комнатам и, хмыкнув, сделал вывод:

– Хорошо у тебя тут. Тихо.

– Можешь пожить, – пожал плечами Вадим.

– Нет, – помотал головой коммерсант. – Надоело, поеду за границу. Хочу испытать ностальгию. Чаем напои, может, подобрею.

Позабыв разуться, промаршировал на кухню, оседлал табурет и вопросительно уставился на соседа.

– Борис поведал, что с тобой в больнице произошла неприятность?

– Гости были, – неохотно кивнул Вадим. – Так что расслабься, Димон. По мою душу приходил злодей.

– Утешает, – подумав, допустил Качурин. – Хотя и не факт, что меня тоже не заказали. Получена информация, что от меня собираются избавиться. Так что наши киллеры скоро будут на пару высиживать в подъезде. А я, в отличие от тебя, невезучий…

Вадим засмеялся.

– Если вы вчера застраховались, а сегодня вас сбила машина, это еще не значит, что вы везучий.

– Вроде того, – согласился Качурин. – Держи, – он выдернул из пистончика визитку и ручку, что-то размашисто написал на обороте. – Мой номер сотового – звони хоть на северный полюс, поболтаем. А это телефон Бориса – я парня предупредил, можешь на него рассчитывать. Он пацан, в принципе, головастый, хотя и несколько приторможенный, ты, наверное, заметил. Понадобится больше людей – договаривайся через меня, устроим. Я не понял, – Качурин совсем расстроился. – Ты еще не колдуешь над кофеваркой? У меня самолет, между прочим, через три часа…

С каким огромным удовольствием он прыгнул бы сейчас на борт и улетел в неизвестном направлении – в любую братскую или банановую республику. Лето начинается в северном полушарии, и практически в любой его стране, кроме России, зацветает рай на земле. Даже в Канаде с Норвегией. Вот только без денег вряд ли зарубежье встретит его с распростертыми объятиями…

Вадим поднялся на пятый этаж, с любопытством воззрился на чердачный люк, с которого анонимные хулиганы сорвали замок и петлю. Задача облегчалась – ломать уже не надо. Он добрался по шаткой лестнице до крышки люка, отшвырнул ее в сумрак чердака, отмахнулся от бдительной старушки, которая тут же высунула нос из свое квартиры. Подтянувшись, вскарабкался на «голубятню». Выбрался на крышу, залитую ярким солнечным светом. Полюбовался на собственную ТВ-антенну, принимающую девятнадцать каналов (вернее, обязанную это делать, но почему-то не делающую). И начал соображать, в какой стороне пожарная лестница, и как до нее добраться, чтобы не упасть.

Было в этом занятии что-то шизоидно-веселое. Он спустился в обросший тополями дворик. Похмельные алканоиды на лавочке ждали манны небесной и с надеждой смотрели на него. Не ангел ли спускается с небес, чтобы одарить разведенным техническим спиртом? Одинокая мама с младенцем, задумчиво оценила мускулистость и прочую физическую развитость начинающего альпиниста. Нелегкая женская доля – нет секса в жизни… Осторожная и злая дворовая собака глухо ворчала из-под детской карусели – имела, видимо, отрицательный опыт необдуманных поступков.

Он свалился на какую-то клумбу, пробился сквозь кленовую поросль и, отряхивая с колен налипший гербарий, свернул за угол…

Вскоре он сидел в кафе с видом на стройку и звонил Роману Переведенцеву. Судя по голосу отозвавшегося на восьмом гудке абонента, день работника аналитического отдела не был напоен трудами.

– Ты где? – удивленно спросил Вадим.

– В запое, – слабым голосом отозвался бывший коллега.

Вадим помедлил.

– Не торопись оттуда выходить, здесь нет ничего хорошего.

– Скоро выйду, Вадим. Топливо кончается.

– А что-то случилось? – не понял Вадим.

– Да как тебе объяснить… – коллега пьяно завздыхал, скрипнул какой-то предмет мебели.

– Объясни уж как-нибудь. Можешь объяснить на абстрактном примере, – разрешил Вадим.

– Да какие уж тут абстрактные примеры! – разозлился приятель, которого он не видел уже несколько недель (отмечали день связи, и Ромка хвастался наутро, что отметили славно – завел две новые связи). – Очень худо и очень бедно, понимаешь, Вадим? Ты уволился – совсем житья не стало. Новый зам Григория Ильича – Харламов оказался натуральной сволочью!

– А был такой приветливый, – удивился Вадим.

– Какая разница? Козел с крыльями – все равно козел! Началась грызня, затравил Леночку Пушкарскую, притащил своих программистов, порядки аракчеевские навязывает. Выяснилось, что этот слизняк какой-то дальний родственник Тимофеевой – директрисы «Радуги», чем и пользуется. Григорий Ильич молчит, ему бы до пенсии на бреющем режиме дотянуть…

– Тебя уволили, – догадался Вадим.

– Помянул Харламова тихим словом, – не стал возражать Ромка. – Все свои сидели, а кто-то донес. Вызвал, обругал – я ему и добавил. Написал по собственному желанию, хлопнул дверью. Выйду из запоя, буду новую работу искать.

– Не придумал, куда пойдешь?

Роман внезапно рассмеялся.

– Предложили на днях… Имеется в нашем городе на улице Плахотного некое агентство по предоставлению информационных и социально-бытовых услуг. Штат расширился, теперь они подумывают над созданием информационной базы и, в некотором роде, службы безопасности. Заведует безобразием некий профессор Комиссаров – ну, это он себя называет профессором, а вообще-то у него квартира подо мной. Агентство – это его детище, дурь обуяла приличного человека на старости лет, а есть еще и другое слово – похожее на «заём», только последняя – «б»…

– Расшифруй, – перебил Вадим. – Что такое предоставление информационных и социально-бытовых услуг?

– Потомственные сибирские колдуны, ясновидцы, чистка кармы, астральные сущности и избавление от барабашек. Все услуги магии, приворот навсегда, гарантия, – исчерпывающе ответил Ромка.

– Тьфу, – сказал Вадим. – С чем тебя и поздравляю. Впрочем, нам, татарам, лишь бы за чистую монету… – «Интересно, а не требуются им внештатные ясновидцы?» – внезапно подумал Вадим и почувствовал, как в горле образуется ком.

– Могу и о тебе похлопотать, – щедро предложил Ромка. – Слушай, – внезапно вспомнил он, – а у тебя-то как дела? Мы же с тобой целую вечность не виделись. С того самого дня связи…

– У меня неприятности, – усмехнувшись, лаконично объяснил Вадим. – Да и сущность астральная привязалась… Переночевать пустишь, если заявлюсь в темное время? Или ты ночами по сексу?

– Ага, вручную, – подыграл Роман. – Жанна из дома выгнала? Приходи, конечно, о чем речь? Пузырек только не забудь…

Он отключился, проверил оставшиеся на счету деньги, погрузился в раздумья. Ромка Переведенцев – замечательный парень. По призванию технарь – из любой железки, оказавшейся под рукой, сварганит требуемый элемент – хоть подзорную трубу, хоть детекторное устройство. В остальных областях тоже не профан, умеет отличать интермедию от интерлюдии, и гипотезу от гипотенузы. В семейной жизни счастья не испытал. Безграмотная блондинка, на которой он имел глупость жениться, долго не могла поверить, что дети появляются не из шляпы фокусника. И Ромка не был готовым к курсу молодого отца. Кричащее чадо перепоручили теще с тестем, живущим в провинциальном городе, блондинка загуляла, куда-то испарилась, а когда Ромка, влекомый нахлынувшими отцовскими чувствами, отправился к бывшим родственникам за ребенком, на него спустили всю милицию заштатного уезда, и пришлось срочно делать ноги. И вообще, Роман по жизни был скорее невезучим, чем везучим…

Вариант с приятелем он решил приберечь. Не хотелось подставлять бывшего коллегу. Для начала он решил проработать одну не вовремя пришедшую мысль. К пяти часам вечера он сидел на лавочке у проезжей части напротив десятой хирургической больницы и делал вид, что изучает рекламный листок торгово-мошеннического предприятия «Колорадо». Со всех сторон шумел город, изрыгая лязг и характерные запахи. На остановке толпились бюджетники и пенсионеры, поджидая муниципальный троллейбус. У памятника неизвестному водопроводчику, с существованием коего город был вынужден мириться уже второй год (в каждом городе свои Церетели), фотографировались неразумные японцы. Конец рабочего дня, из ворот больницы, являющейся попутно крупным исследовательским центром, выходили люди. Выплыла медсестра Елизавета Павловна в симпатичной кофточке (Вадим напрягся, прикрылся газеткой), девушка постояла посреди аллеи, надеясь кого-то высмотреть, вздохнула, сделала грустную мордашку и медленно слилась с людским потоком. Возникло мощное желание подбежать к ней и немедленно выполнить всё, что обещал. Он впился мертвой хваткой в лавочку, обуздывая страсти. Справа от здания располагалась парковка для персонала, куда и завернула Елизавета. Через минуту она выехала на видавшей виды белой «шестерке» и исчезла в суете большого города. Вадима охватило беспокойство – если неимущие медсестры приезжают на работу на собственных колесах, то что говорить о заведующих целыми отделениями?

Он нашел в кармане визитку, оставленную Качуриным, отстучал номер. Кто мешает воспользоваться услугами? Человек на зарплате, возмущаться не будет…

Галина Юрьевна вышла из ворот без четверти шесть – Вадим вспотел от волнения. Скатал газетку в трубочку, поднялся. С женщиной за сутки произошла разительная перемена. Это был другой человек – если раньше он сомневался, то теперь ее виновность чувствовал нутром. Моложавость испарилась – вместе с женственностью и стремлением нравиться. Она была разозлена, хмура, подавлена. Прическа съехала набок, но она этого не замечала. Вышла из ворот, остановилась – словно слабовидящая перед незримой опасностью. Полезла в сумку, достала телефон. Вадим подходил бочком, спрятавшись за спиной нежно сомкнувшей ладони парочки. Она скользнула по нему взглядом, нахмурилась, поймав неприятный импульс из подсознания. Вспомнить не должна, трудно соотнести нормально одетого мужчину с лохматым пациентом в простыне, который присутствовал при допросе и не вымолвил ни слова. Кто-то толкнул ее, Галина Юрьевна спохватилась, прижала к груди сумочку, засеменила к парковке. Вадим обогнул парочку, и когда женщина прижала телефон к уху, почти поравнялся.

– Это я, – угрюмо вымолвила женщина. – Вы хотели встретиться? – выслушала, помялась. – Хорошо, через полчаса я там буду. Надеюсь, мне не придется делать заказ?

Кажется, у нее была аллергия на неприятных собеседников. Напряженное лицо покрылось пунцовыми пятнами. Грудь вздымалась – еще немного, и она бы начала задыхаться. Знакомый аллерголог рассказывал невероятный случай: в далекой Канаде у молодой девушки была аллергия на арахисовое масло; парень за пару часов до свидания скушал бутерброд, обильно сдобренный этой гадостью, поцеловал девушку, после чего она мгновенно скончалась от анафилактического шока. Галине Юрьевне, впрочем, столь анекдотичная смерть не грозила. Она швырнула телефон в сумочку и зашагала на парковку. «Опоздал», – с грустью подумал Вадим. Серебристая «Хонда» размашисто вписалась в поворот, подрезав неторопливо коптящий «Москвич», и помчалась к перекрестку, где горел красный. Он выбежал на дорогу с протянутой рукой, едва не став жертвой дорожно-транспортного происшествия. Тормоза у бежевой «Корсы», по счастью, были хорошо отлажены.

– Рановато прощаетесь с жизнью, Вадим Сергеевич, – высунулась из окна украшенная черными очками физиономия Бориса. – Будем глазки строить? Или поедем?

– А вот сейчас ты, парень, успел к самой раздаче, – похвалил Вадим, прыгая в машину. – Цепляйся к серебристой «Хонде», и давай договоримся, что ты не будешь задавать лишних вопросов…

Этот парень, отваленный от щедрот свалившим за кордон Качуриным, все же был какой-то странный. Не сказать, что полная бестолочь, но с тормозами, как и у машины, полный порядок. Такое ощущение, что он только покурил, но не сигарету. Ухмылялся под нос, вел машину медленно, словно совершенно не умел этого делать, умудряясь при этом никуда не влипнуть. Сбоку было видно, как под левым глазом у Бориса никак не проходит синячище, усиленный заштопанной царапиной.

– Брился, – пояснил он, чувствуя, что Вадим хочет спросить, но не решается. Вадим пожал плечами. Лично его ответ устраивал. «Хонда» вышла на кольцевую, примостилась в правый ряд. Плотное движение не позволяло встать ближе, до Ордынской было четыре машины. Но Борис удивил – пропустил чадящий фургон и, врубив звуковой сигнал, вклинился между его кормой и перепуганным «жигуленком». «Корсу» тоже вынесло на правую полосу, при этом никто почему-то не пострадал.

– Бедовый ты парень, – пробормотал Вадим, не заметив, как повернули в примыкающий переулок. А когда опомнился, было поздно, магистраль отъехала, они прыгали по колдобинам.

– Ты куда?! – завопил он. – Потеряем фигурантку!

– Не потеряем, – замотал головой Борис. – Она с кольца уйдет только вправо – разве что по воздуху перескочит. Догоним, перегоним, как два пальца. Не волнуйтесь, Вадим Сергеевич, клювом не прощелкаем.

– Ты просто заражаешь меня оптимизмом, – выдохнул Вадим, смахивая пот со лба. – Смотри, Борис, тест на профпригодность можешь не пройти. Прокатишь меня – пожалуюсь Качурину.

Еще одна тесная подворотня, переулок, забитый контейнерами, «Корса» выпрыгнула на главный городской проспект, к началу лета косметически отремонтированный и покрашенный. Помпезный сталинский ампир, «карманы» парковок, забитые иномарками, сверкающие витрины магазинов, рестораны, в которых вкусно питаются богатейшие слои населения. Постриженная аллея посреди проспекта – место, мало приспособленное для отдыха трудящихся и традиционно использующееся жрицами любви для «развода на работы», самые нетерпеливые уже слонялись между лавочками, поджидая клиентов.

– Мужчинам на заметку, – развеселился Борис. – Стоят, родимые. Были бы бумажки – будут и милашки. А вон ту я знаю, – он ткнул пальцем в стайку «легкомысленных» девиц, непонятно кого имея в виду, – Шурка Свищева, в одном классе обучались. Скромница была – невозможная. Прилежная, порядочная. В музыкальной школе училась – по классу скрипки. По разным конкурсам моталась – мама с папой нарадоваться не могли. До тридцати в девках сидела. Потом ребенка от святого духа родила. Потом сломалось в ней что-то, и вот, пожалуйста, всем желающим теперь делает… менуэт, – Борис захохотал, довольный шуткой.

Вадим вертел головой, высматривая «Хонду». Неужели потеряли?

– Сзади она, – буркнул Борис. – За троллейбусом. Тормозить собирается.