– Эка ты даешь, – наконец произнес он с изумлением. – Точно, шизанулась окончательно. Знаешь, детка, если там в баре у меня такие мысли и возникали, то сейчас я лучше поцелую сам себя в жопу.

– Ты не знаешь, как умеют целоваться цыганки, – едва слышно сказала она. Ее обескровленные губы вновь изогнулись в отталкивающей усмешке. – Целуй, пока я теплая.

Евгений упер кулаки в бока.

– Для меня и мертвую бабу трахнуть не вопрос, я это делал неоднократно. Но сейчас ты выглядишь хуже обоссанной бомжихи. Может, я тебя и отшпилю, когда ты окочуришься. А может, и нет.

От обильной кровопотери мутило, сильно кружилась голова, перед глазами все расплывалось, и Шанита, вздохнув, легла. Изуродованные руки безвольно лежали вдоль тела, словно освежеванные тушки зверьков, под ее телом медленно расползалась багряная лужа.

Золотарев быстро потерял интерес к ней. В очередной раз осмотрев разбитый мотоцикл, он плотно сжал губы.

– Один я его наверх не вытащу, – вслух рассуждал он. – Тут и втроем не управиться, значит, придется вызывать спецтехнику. Даже если я перетащу эту чокнутую в другое место, любому идиоту будет ясно, что тут была заварушка. Н-да…

«Можно добраться до Молчуна и вернуться сюда с подкреплением. С помощью троса поднять байк», – подумал он про себя. В задумчивости Евгений потер подбородок.

Молчун наверняка окажет помощь, пусть и не бесплатно, – все же их объединяла не дружба, а клуб по интересам. Довольно специфическим интересам, хе-хе.

Но, как бы то ни было, Евгению уж очень не хотелось впутывать в эту темную историю посторонних людей. Довольно с него этой поездочки…

– Да. Однако, прежде чем попасть к Молчуну, нужно выбраться из этого долбаного леса, – с досадой пробормотал Золотарев. Он остановился у тела Шаниты, с любопытством глядя на ее небольшие, но упругие груди, измазанные кровью. Осторожно наклонившись, он коснулся холодной кожи женщины. Затем раздвинул веки, хлопнул по щеке. Она не шевелилась.

– А говоришь – выносливая, – фыркнул Евгений. – Быстро ласты склеила.

Низ живота сладко заныл, и его вновь охватило неудержимое желание. Глубоко вздохнув, он снова расстегнул ширинку.

– Целовать я тебя не стану, детка, – с придыханием сказал он. Его ботинок наступил на залитую красным киселем фотографию, которую Шанита бережно собрала из клочьев. – А вот трахнуть – можно.

Из внутреннего кармана мужчина достал упаковку с презервативами. Дело даже не в том, что он опасался что-либо подцепить. Если эту прошмандовку будут вскрывать (а вероятность этого была очень высокой), Евгению очень бы не хотелось, чтобы в ее дырке нашли следы его выделений.

Он уже почти извлек наружу из глянцевого конвертика эластично-прозрачный кружок, пахнущий ванилью, как его слух уловил едва слышный шорох. Когда Золотарев поднял голову, Шанита была совсем рядом. Мучнисто-восковое лицо с черными дырами вместо глаз смахивало на леденящую маску смерти.

Он оторопел, внутри испуганно трепыхнулось:

«Как?! Она ведь сдохла!!!»

– Всего один поцелуй, Айболит, – прохрипела она, и, прежде чем Евгений успел что-то предпринять, Шанита вцепилась зубами в его нижнюю губу.

Евгений заорал, с силой ударив ее кулаком в висок. Вязко колыхнулись смоляные волосы, нехотя разжались челюсти, и он отпрянул с искаженным от страха и ярости лицом.

– Чертова сука! – брызгая слюной и кровью, завопил он. Вдобавок к свежему укусу содралась корочка с подсохшей ранки – результат умелого хука уже покойного толстяка.

Шанита засмеялась, обводя губы языком. Он был красным от крови, его крови, и это приводило его в неистовство.

– Ты… думал, что… я мертва?

Глаза садиста сверкали испепеляющим бешенством, ноздри по-звериному раздувались, пальцы сами собой скрючились, как если бы уже стискивали шею умирающей.

Эта селедка оказалась живучей. Но у него уже нет времени забавляться с ней, концерт пора сворачивать. Перерезать ей глотку? Или сунуть мордой в ручей и держать ее, пока не захлебнется?!

Внезапно его осенила догадка, и темно-синие глаза мужчины сверкнули:

– Говоришь, вспышку увидела? Я тебе устрою вспышку. Ты себе все правильно нагадала, сука.

Тяжело дыша, Евгений принялся искать пластиковую бутылку, которую он полчаса назад вытряхнул из рюкзака Шаниты и куда-то забросил. Обнаружив ее неподалеку от ручья, он вылил из нее воду, прикинув, что емкости тары будет вполне достаточно для его задумки.

Он направился к мотоциклу.

– У тебя будет самая яркая вспышка, – процедил он, отрывая топливный шланг. Золотарев определил, что, несмотря на пробоину в баке, внутри еще осталось некоторое количество бензина. Сунув шланг в горлышко бутылки, он стал терпеливо ждать, когда она заполнится.

Все это время Шанита продолжала тихо смеяться.

– Добрый доктор. Айболит… – монотонно напевала она. – Он под деревом. Сидит. Но ты не добрый. Кстати. Твоя кровь. Пахнет мертвечиной, – сообщила она, сплевывая розовый сгусток.

– Заткнись, шлюха, – не выдержал Евгений. Кровоточащая губа распухла и саднила.

– Иди ко мне, – прошелестела женщина. – Иди. И ложись рядом. Еще есть время.

– Закрой пасть!!! – взревел Золотарев. Бутылка уже была полностью наполнена, и по пальцам побежала горючая жидкость. Она была ледяной, намного холоднее ручья на дне оврага. Выругавшись, он заковылял к Шаните. Она улыбнулась, словно и ждала, когда Евгений с перекошенным от ненависти лицом начал поливать ее бензином.

– Я ведь знала, от чего умру, – Шанита высунула язык, старательно ловя желтовато-прозрачные струйки нефтепродукта. – Я ведь была права.

– Заткнись! – прорычал он. Когда бутылка опустела, он швырнул ее в сторону. – У тебя есть зажигалка, селедка?

Она продолжала широко улыбаться. С открытым переломом ноги, растерзанно-иссеченными руками, истекающая кровью и облитая бензином, она сидела и счастливо улыбалась, словно чувствовала себя как никогда лучше.

Золотарев раздраженно похлопал себя по карманам, затем черты его лица разгладились, и он вновь зашаркал к байку. Поковырявшись в кофрах, он вернулся через минуту с коробком длинных охотничьих спичек.

– Я думаю, это будет весело и красиво, – совершенно спокойным голосом произнес он, подмигивая Шаните. – Хорошо, что я догадался их прихватить на вечеринку.

Пальцы сотрясала мелкая дрожь, и первая спичка сломалась.

– Твою мать…

– Не торопись, – посоветовала она, с усмешкой глядя на своего убийцу. – У тебя. Дрожат руки. Ты же врач. Хирург. Ты не имеешь. Права на ошибку.

– Закрой рот, или я вырву тебе язык, – буркнул Евгений. Вторая спичка тоже сломалась, и он скрипнул зубами, начиная закипать.

Шанита снова засмеялась тихим шелестящим смехом.

Лишь с четвертой попытки спичка была зажжена, и Золотарев издал ликующий вопль, глаза загорелись триумфом.

– Видишь, сука? – торжествующе прокричал он. – Тебе не отвертеться!

– Вижу, – выдохнула Шанита. – Ты проклят, больной ублюдок. Ты сам себя проклял. Запомни это.

Евгений осклабился.

– Пока, селедка. Жди меня в гости. Лет через сто, в забегаловке под названием «Ад». Приеду на новом байке и снова кончу на тебя.

Тихо шипя, спичка упала на волосы Шаниты, и те мгновенно вспыхнули, как гигантская свечка. Фигура обреченной женщины за доли секунды превратилась в ослепительно-желтый огненный столб.

Золотарев попятился назад, закрывая лицо от нестерпимого жара. Шанита была так близко, что ему чудилось, будто у него потрескивают волосы и ресницы. Внезапно убийца испытал неизъяснимый страх за содеянное, миллионами тончайших иголочек пронзивший его разгоряченную кожу. Он отступал шаг за шагом, глядя сощуренными глазами на человеческий факел, полыхающий нестерпимым жаром. Воздух наполнился зловонием горелой плоти, от Шаниты повалил дым.

Наткнувшись на мотоцикл, Евгений замер, не веря своим глазам – она медленно ползла к нему на четвереньках, издавая кашляющие хрипы. Ползла, оставляя за собой горящие следы, от которых в стылый воздух поднимались дымящиеся струйки.

«Убей ее. Закончи все это», – тяжело колыхнулось внутри, но он был не в силах пошевелиться, с суеверным ужасом пялясь на пожираемую огнем женщину.

– Проклятая б… дь! – визгливо крикнул он, приходя в себя. – Ты что, бессмертна?!

Шанита продолжала упорно тащиться к нему, подволакивая сломанную ногу. Она натужно хрипела, изо рта, рвано-черной дыры, клубились сизые клочья дыма. Волосы сгорели, темнела и маслянисто пузырилась обугливающаяся кожа. Она отслаивалась мертвыми лоскутьями, а остатки джинсов съеживались, вплавливаясь в горящую плоть и тем самым превращаясь в единое багрово-смердящее месиво.

Когда почерневшая рука со скрюченными пальцами коснулась колеса «Индиана», Евгений встряхнулся, словно приходя в себя.

«Она пытается залезть на байк. Это невозможно! Почему она не подыхает?!!»

«Поехали, ковбой».

Хрипловатый голос страшной попутчицы пузырьком всплыл в пелене совсем недавних событий.

Отчаянно вскрикнув, Золотарев принялся карабкаться наверх по отлогому склону. Ушибленное бедро злобно стегало болью, как гнилой зуб, но он не обращал на это внимания. И, хотя он уже почти вылез из оврага, ему все еще казалось, что его спину вот-вот хлестнет жаром, исходящим от горящей заживо женщины.

– Это ты проклята, – хрипло выдохнул он, глядя, как полыхает Шанита. Непостижимо, но она все еще была жива, вяло шевеля обугливающимися конечностями. Вскоре почувствовался смрад горелой резины, зачадило угольно-горьким дымом, и Евгений, хромая, заторопился прочь. И хотя мотоциклы с машинами взрывались только в кино, он не желал проверять, рванет ли его байк или просто сгорит дотла. Как не желал смотреть на последние секунды жизни Шаниты. Хотя раньше момент наступления смерти вызывал у него восторженные чувства, и даже возбуждение.

«Она сдохла».

Покачиваясь, как пьяный, он ковылял по тропе и убеждал себя, что эта сумасшедшая ведьма давно мертва. Конечно, законы физики и биологии никто не отменял. У этой бабы просто выносливый организм, и все. Ни одно живое существо не способно выжить при такой температуре.

Да, она шевелила руками. Но это легко объясняется – посмертные рефлексы… Что-то вроде отрезанных щупальцев у кальмара или хвоста от ящерицы…

Но даже эти аргументы не могли окончательно успокоить Евгения, и ему все время мерещилось, что он слышит шорох и вкрадчиво-тихий смех за спиной.

Он шел, не оборачиваясь.

Тишина пугала. Она липла к нему холодно-влажной простыней, постепенно пеленая, как умаявшегося за день младенца. Было слышно, как шуршат по усыпанной сосновыми иглами и пожухлой листвой тропе подошвы мотоциклетных ботинок. И все. Больше ни единого звука.

Он задрал голову вверх. Чернеющие кроны лесных великанов подпирали густую, словно деготь, ночь. Звезды были похожи на крошечные алмазы-бусины, которые кто-то невидимый старательно вдавливал в пластилиновую мякоть небосвода.

– Скальпель, б… дь, – выдавил неожиданно Евгений. По лицу хлестко ударила ветка, и он вздрогнул, пригнувшись, но тут же продолжил путь.

Конечно, скальпель, мать его.

И не один. Целый набор, едрить его за ногу, остался там, возле байка. А кроме него, крючья, цепь, щипцы… А мотоцикл, к слову, зарегистрирован на него.

Золотарев почувстовал, как к его сердцу, тихо шурша, тянутся чьи-то костляво-морщинистые руки с кривыми когтями. Одно движение – и его жизнь остановится. Во рту появился кислый привкус.

– Я скажу, что мотоцикл у меня угнали, – пробормотал он вслух. – А ножи не мои.

«Тебя видели с ней на стоянке, – возразил внутренний голос. – У тебя порезана куртка, ты ранен. Обугленный труп этой чокнутой дуры найдут рядом с твоим мотоциклом. Огонь не сможет уничтожить номер двигателя, так что на тебя быстро выйдут, пробив по базе данных. Как ты объяснишь скальпели и прочие железки?! Ты хирург и каждый день имеешь дело с инструментами! К тебе будет много неприятных вопросов!»

На лбу мужчины выступили капли ледяного пота.

«Все верно, – со страхом подумал он. – Значит, рано или поздно придется вернуться и забрать байк. Надеюсь, что огонь не распространится дальше оврага. Если загорится лес…»

«А если пламя вырвется наверх?»

При мысли, что Шаните удалось выбраться из ямы, Евгения едва не затрясло. Воображение мгновенно нарисовало ему картину – черное, дымящееся тело сумасшедшей, вопреки всем законам природы, продолжает ползти за ним следом, а из клацающих челюстей вместе с дымом скрежещет:

«Ляг со мной. И ты уйдешь чистым».

– Все будет хорошо, – громко сказал Евгений. Этого ему показалось мало, и он вновь запрокинул голову, словно спеша поделиться своей надеждой с ночной бездной, утыканной стекляшками далеких и прохладных звезд. – Слышите меня, уроды хреновы?! У меня все будет отлично!!!

Небо предпочло не реагировать на этот исступленно-надрывный вопль, а звезды безучастно моргали друг другу, словно затеяв игру в гляделки. Там, наверху, никому не было дела до Золотарева Евгения, блестящего хирурга-трансплантолога, нежного отца и любящего мужа, которого сегодня ночью судьба столкнула с психопаткой, желающей отомстить за смерть любимого. С женщиной, которая отчаянно желала его смерти. Съехавшая с катушек шизофреничка с лошадиной мордой, она ненавидела его какой-то ненормальной, сверхъестественно-ослепляющей сознание ненавистью, и Евгений каждой порой кожи ощущал, что это чувство живо даже сейчас, после смерти цыганки. Ненависть была запредельной, она буквально резонировала и пульсировала в прозрачном лесном воздухе, будто предвещая страшную бурю.

И тем не менее она ничего не сделала, чтобы его убить.

«Она попросту не успела, – попытался себя успокоить Евгений. – Все дело в овраге, мне сильно повезло».

«Ты проклят».

ПРОКЛЯТ.

Он вновь и вновь прокручивал в измученном мозгу последнюю фразу Шаниты, пока эти коротенькие два слова не показались ему чем-то пресным и безликим вроде старых, засохших кусочков сухофруктов, которые даже слюной невозможно размочить, и единственное, что можно с ними сделать, – выплюнуть и прополоскать рот.

– Все кончено, – тихо произнес он. – Я забуду этот случай, как того мертвого котенка на двигателе отцовской машины…

«Ты его не забыл, раз говоришь об этом», – напомнил внутренний голос, но Евгений лишь отмахнулся.

Тягуче-расплывчато потекли минуты, и вскоре среди плотной чащи внезапно проклюнулось крохотное пятнышко, чуть светлее окружавшей его мглы. Сердце Золотарева радостно заколотилось. Пройдя еще пару десятков метров, он вышел из леса, едва сдерживая радостный возглас.

Этот лес, едва не превратившийся для него в могилу, сейчас казался мужчине жуткой комнатой с лохмотьями паутины в углах и уродливо-горбатыми тенями на стенах, комнатой, насквозь пропитавшейся детскими страхами, такими несерьезно пресными в глазах взрослых и одновременно беспощадно гибельными и зловещими в неокрепшем сознании самих детей.

И теперь массивная дверь с грохотом захлопнулась, навсегда отсекая его от этой пропахшей тленом и пылью комнаты.

Он на свободе. Еще немного пешей прогулки на свежем воздухе – и он выберется на трассу. И больше никаких безумных тварей за спиной, нашептывающих в его ухо проклятия. Никаких приставленных ножей к боку. Черт с ним, с байком. Он купит себе еще круче, мощнее. А в следующие выходные поедет к Молчуну и оторвется по полной, с лихвой восполнив сегодняшний вынужденный прогул…

Тропа сменилась на бетонные плиты, затем на гравийку, и, наконец, Евгений выбрался на трассу. К тому времени он окончательно выдохся, совершенно не чувствуя под собой ног. Шаркая грязными мотоботами, мужчина брел по шоссе, то и дело с надеждой прислушиваясь – не раздастся ли шум мотора. Однако сонная дорога была абсолютно пустынной. После крутого поворота Евгений на всякий случай выставил левую руку, чтобы водитель выскочившей машины успел его заметить.

Рука быстро уставала, и он периодически поднимал и опускал ее, как живой шлагбаум, про себя понимая, что на пустом шоссе выглядит как идиот.

Наконец за спиной послышалось долгожданное хриплое рычание двигателя, и Золотарев встрепенулся. Через мгновение тьму прорезали два слепящих глаза-фары. Он поднял руку, но громадная фура, не останавливаясь, с ревом пронеслась мимо. Евгения обдало волной холодного воздуха, в лицо впились колкие песчинки.

«Мудак», – мысленно обругал он равнодушного водителя, одновременно признавая, что едва ли сам бы остановился ночью в этой глуши, чтобы подобрать одинокого попутчика.

В горле запершило, и он закашлялся.

– Это неважно, – сипло проговорил он, как только приступ кашля утих. – Я дойду пешком, ясно?!

Счет времени потерялся, звезды моргали, перешептываясь, они словно делали ставки, выживет ли он этой ночью.

– Добрый доктор… Айболит… Приходи к нему лечиться… И корова…

Сквозь лохмотья туч лениво выглянула луна, мертвый бледно-желтый глаз, будто желая послушать странного пешехода, ковыляющего по спящему шоссе.

– Поехали, ковбой, – шевелил губами Евгений. – Поехали… я отвезу тебя в небесные дали, детка… Я отвезу… тебя в больницу… уложу на операционный стол…

Он потер глаза. В висках что-то дребезжало, словно там крутилась безумная карусель, заставляя трещать по швам черепную коробку. Давление было невыносимым, и он всерьез опасался, что глазные яблоки, не выдержав напора бушующей внутри крови, вот-вот выскочат наружу, влажно повиснув на нервах.

«Может, ты случайно укололся своим ядом?» – проскрипел внутренний голос, и он машинально нажал мизинцем на краешек рукава. Наружу послушно, как слизень, выполз мешочек, набухший студенистой отравой. Евгений нажал еще, блеснуло смертоносное жало, которое тут же спряталось внутрь. Вперед-назад, вперед-назад. И входит, и выходит…

– Нет, – прошептал Евгений. – Я не мог. Я… тренировался… Это не яд.

Покачиваясь, он едва плелся, как издыхающий пес.

И когда силы окончательно покинули его, рядом остановился покрытый пылью темно-синий «Хендай».

– Эге, – услышал он над собой мужской бас. – Совсем плохо? Давай залазь.

Он промычал в ответ что-то несуразное, без сил плюхаясь на переднее сиденье.

– Тебя какого лешего сюда занесло-то? – вновь заговорил водитель. Загорелое лицо было грубовато-простодушным, выдавая в мужчине заядлого дачника. Судя по морщинам и седым волосам, он давно разменял седьмой десяток.

Немного придя в себя и отдышавшись, Евгений спросил:

– На Москву?

Водитель кивнул.

– Ты как здесь очутился? В аварию, что ли, попал? – не отставал он, с любопытством поглядывая на Золотарева. Его внимательный взгляд заскользил по грязной мотоциклетной куртке. – Рокер? Или как там сейчас по-модному… Байкер?

– Вроде того, – устало отозвался Евгений.

– От тебя бензином несет, – потянув носом, заметил водитель. И вдруг в лоб: – Сбил кого?

– Нет, – как можно спокойней ответил Золотарев. – Просто упал. Точнее, меня сбили.

– А где драндулет? – продолжал допытываться шофер.

«В п…де», – хотел раздраженно огрызнуться Евгений, с трудом сдерживаясь. Вслух же он произнес:

– Ехал себе по трассе, никому не мешал. Вдруг какие-то уроды на ржавой «Ниве» догоняют, начинают к обочине прижимать. Один орет, мол, подрезал я их где-то. Ржут, бычки швыряют. Ну, доприжимались, колесо повело, и я в канаву. Отключился. Пришел в себя – ни мотоцикла, ни телефона, ни денег.

– Ого, – присвистнул водитель.

«Про деньги я зря солгал, – запоздало подумал Евгений. – Чем расплачиваться-то? Сейчас этот старый пердун меня высадит…».