– Складывай вещи, Мэри, – приказала хозяйка, спокойная, как мраморная Афродита в холле Нортон-хауса, – мы уезжаем через час.

– В Уэрствуд? – рискнула спросить горничная. Хозяйка медленно покачала головой.

– Немного дальше. Как только будет готов экипаж, скажешь мне.

Ирис взяла второй лист, гораздо более тонкой и дорогой бумаги, обмакнула перо в чернильницу и быстро написала:

«Дорогая Кэти,

Возможно, мне придется уехать, не прощаясь. Я знаю, твое великодушное сердце не будет таить на меня обиды. Ты одна – хранительница моей тайны. Умоляю: отец будет сердиться – молчи! Джордж будет умолять – молчи! Миссис Бэрт будет любопытствовать – молчи! Тебе одной доверен ключ от моей свободы, и я не прощу, если к нему прикоснется другая рука!

Твоя Ирис».

Присыпав письмо песком, девушка написала адрес: Риджент-стрит, собственный дом, баронессе де Сервьер.

За это время Джордж Эльсвик дважды подходил к дверям и требовал объяснений, но Мэри, скрывая за напускным сочувствием преступную радость, неизменно отвечала, что хозяйка не принимает.

Дом покинули два лакея с поручениями от мисс Нортон. Появились дорожные саквояжи.

Чтобы не мешать слугам, Ирис удалилась в спальню и там долго вертела большой глобус, приобретенный в магазине Стокера, куда дамы обычно не заходили. Ирис помнила, как был удивлен приказчик. Она велела позвать хозяина и отдала некоторые дополнительные распоряжения. Мистер Стокер не удивлялся. Его вообще мало что могло удивить в этой жизни. Он давно растерял все иллюзии, что было совершенно понятно из заломленной цены. Ирис заплатила, не торгуясь.

Голубые пятна морей и рыжие точки островов завораживали девушку тайной прелестью диковинных названий и тем, что будили воспоминания, которыми она ни с кем не делилась.

Теперь нужно было дождаться отца.

Скандала она не боялась. Он был ей нужен, этот скандал. Громкий скандал вокруг ее имени был единственным способом сообщить, что она свободна. Послать весть тому, кто год назад исчез из ее жизни, оставив вместо адреса обещание, что она его больше никогда не увидит.

Она не заметила, когда и как удалилась Мэри. Просто почувствовала, что в комнате что-то изменилось. Ирис подняла голову.

На пороге стоял отец. Он был бледен.

Крупные капли дождя стекали по лицу за ворот камзола.

– Что-то случилось? – испугалась дочь.

– Джордж сообщил мне, что ты расторгла помолвку.

Ирис встала.

– Он сказал правду, и если дело только в этом…

– Проклятье! Об этом кто-нибудь знает, кроме Джорджа и Мэри?

– Мелани Блейкни, а это значит – весь свет и его окрестности, – Ирис пожала плечами, – не вижу смысла это скрывать. Я приняла решение, и менять его не собираюсь.

– Проклятье, – глухо повторил Нортон, – ты поторопилась.

Он выглядел таким потерянным, что Ирис почувствовала себя виноватой.

– Напротив, я слишком долго медлила, – возразила она.

– Если бы ты помедлила еще хотя бы часа два!

– Да что случилось?! – перебила она.

Альфред Нортон опустился на короткий диван.

– Мэри! – крикнул он. Горничная бесшумно выросла на пороге. – Принеси мне снизу бутылку сидра и бокал. И исчезни.

– Я так надеялся на Джорджа Эльсвика, – проговорил он, после довольно долгого молчания, – вы знаете друг друга с детства. Мальчишка, конечно, не подарок, но он благороден, добр и любит тебя. Со временем ты бы привыкла к нему и привязалась, научившись ценить то, что имеешь. Так и совершается большинство браков… И некоторые из них оказываются вполне удачными, ну а другие… Во всяком случае, я бы не боялся за тебя так, как боюсь теперь.

Ирис ждала пояснений, но вместо этого отец вдруг спросил:

– Ты знакома с Родериком Бикфордом?

– Родерик Бикфорд? – Ирис добросовестно перебрала всех знакомых и покачала головой. – Я знаю Адама Бикфорда. Родерик – его родственник?

– Сын, – коротко отозвался отец.

Альфред Нортон сдавленно выругался, наполнил вином высокий бокал и сделал из него изрядный глоток.

– Если уж выбирать из двух зол, то я бы предпочел Джорджа.

– Так этот Родерик – еще один претендент на мою руку? – поняла Ирис. – Откуда он взялся?

– Этого никто не знает, – последовал странный неуверенный ответ. – Адам усыновил его… несколько лет назад. Я, право, не уверен, что хочу знать, где он его нашел. Может быть, такие выводятся из крокодильих яиц.

Ирис невольно улыбнулась.

– Если ты шутишь, значит, не все так плохо. Скажи же, в какой форме я должна отказать мистеру Бикфорду? Сказать «нет» вежливо или твердо?

– Боюсь, – отец так сцепил кисти рук, что хрустнули пальцы, – тебе придется сказать «да». – И, не дав ей возможности возразить, быстро договорил: – Харди арестован. Торговые операции приостановлены личным распоряжением секретаря министра. Возможно, меня тоже вскоре ждет арест. Королевское правосудие оставит тебя без гроша… это в том случае, если не решит, что ты тоже виновна.

– Успокойся, – резкий тон дочери отрезвил Альфреда.

– Пока ты еще не в Ньюгейте, – произнесла она, – и, даст Бог, так все и останется. Харди будет молчать. А тебе… тебе нужно немедленно исчезнуть.

– Исчезнуть? – Нортон горько рассмеялся. – Предлагаешь спрятаться в Уэрствуде? В Италии? В Вест-Индии? Если я понадоблюсь королевскому правосудию, меня найдут и в Африке.

– Тебе нужно бежать в Голландию, – последовал быстрый и четкий ответ. – Люди принца Оранского тебя никогда не найдут. Потому что искать не будут.

– Но… как, девочка? – воспрянув было духом, отец снова поник. – У меня же нет ни корабля, ни денег.

– У тебя есть и то и другое, – возразила дочь и, загадочно улыбаясь, предложила: – Подойди сюда.

Под изумленным взглядом Альфреда Нортона лопнула кора земли, и глобус распался на две половины.

– Здесь необработанных изумрудов на десять тысяч фунтов, – вполголоса сообщила Ирис. – В Дувре ты найдешь шхуну «Черная Леди». Ты ни с чем ее не спутаешь, она – родная сестра затонувшей «Полярной Звезды». Капитана зовут Гордон. Скажешь ему девичью фамилию Кэти, и он отвезет тебя куда прикажешь. Хоть в преисподнюю.

– Но… это богатство раджи… откуда? – только и смог произнеси Альфред, не отрывая взгляда от кучки неровных серых камней.

– Думаю, уже нет смысла скрывать. – Ирис решительно выгребла камни и со стуком захлопнула глобус. – Мы с Кэти готовили мой побег. На тот случай, если ты заупрямишься и решишь тащить меня к венцу силой. А деньги… Это – долгая история. Они принадлежат мне по праву. И если с помощью этих камешков я спасу тебя, это будет самое лучшее вложение капитала.

– Побег из-под венца? – задумчиво повторил Альфред Нортон, медленно поворачивая в коротких пальцах пустой бокал. – Узнай я об этом при других обстоятельствах, ты, моя дорогая, неделю просидела бы на чердаке на хлебе и воде… Но сейчас я могу сказать только одно: у нас с Адамом выросли умные дети.

– Так ты согласен?

Альфред покачал головой, грустно улыбаясь своей чересчур предприимчивой дочери.

– Но почему?!

– По той же причине, что и ты. Есть человек, которому корабль и деньги понадобятся больше, чем нам. Семью Нортонов никогда не называли образцом добродетели. У нас много недостатков. Но вряд ли кто-нибудь из Нортонов способен оставить друга в беде. Ни ты, ни я не простим себе, если Харди повесят за измену, которой он не совершал.

– Но это значит… – Ирис запнулась.

– Тебе придется принять предложение младшего Бикфорда, – договорил отец, и в его голосе проскользнули знакомые жесткие нотки. – Я же тебе сказал – ты поторопилась. Джоржду Эльсвику я бы отдал тебя с легким сердцем.

Ирис еще пыталась осмыслить жестокий удар, когда в комнате, как бесплотная тень, появилась Мэри. И тут же вышла. На серебряном подносе лежало письмо.

Ирис осмотрела его. Печать ей ни о чем не говорила. Она торопливо вскрыла конверт.

«Мисс Нортон, – гласило таинственное послание, – однажды Вы сказали мне, что доверяете слепо и беспредельно. И я ни разу не обманул Вашего доверия.

Возможно, я прошу слишком многого, но я не прошу больше того, что абсолютно необходимо: доверьтесь мне еще раз. Не отвергайте руку Бикфорда. Это рука друга. И – ваш единственный шанс уцелеть.

Искренне Ваш Д. Р.»

Заметив, как побледнела дочь, Нортон потянулся к письму, но Ирис машинально отвела руку.

– Мэри! – крикнула она.

Горничная появилась мгновенно, словно ждала под дверью. Впрочем, скорее всего, так и было.

– Кто доставил письмо?

– Посыльный, – ответила девушка, пряча руки под передник. В доме явно творилось что-то странное. Мэри никак не могла решить для себя, к добру это или к худу, и от этого страшно волновалась.

– Он еще здесь?

– Нет, он ушел. Сказал, что ответ не нужен.

– Как он выглядел?

– Обычный лакей…

– В чьей ливрее, – теряя терпение, крикнула Ирис.

– Да откуда ж я знаю, госпожа? – удивилась Мэри. – На улице-то дождь какой! Он в плаще был, под ним ливреи не видно.

– Тогда почему ты, ослица, решила, что это лакей?

– А кто же еще мог принести письмо, – резонно возразила Мэри, – не епископ же?

– Уйди с глаз долой, – махнула рукой хозяйка и буквально упала на диванчик, который до этого проминал Нортон.

– Что это? – спросил отец, – почему ты так разволновалась?

– Это… Это – в некотором роде мой неоплаченный вексель, – одними губами ответила Ирис, – и сейчас его требуют к оплате. Что ж… Еще никто не сказал, что Нортоны забывают свои долги. Я принимаю предложение Родерика Бикфорда и выйду за него замуж в любой день, который он назначит. Но видеть его до свадьбы я не желаю, и это – мое последнее слово!

Едва Альфред Нортон вышел, Ирис снова торопливо развернула письмо, надеясь найти постскриптум или какие-нибудь знаки и указания, которые она в спешке и волнении проглядела. Почерк был определенно тот самый: крупный и четкий, с округлыми буквами и аккуратно расставленными знаками препинания. Ирис насмотрелась на него, разглядывая пометки, сделанные капитаном Риком на карте. А упоминание о том, давнем разговоре, которому не было свидетелей, не оставляло места сомнению. Письмо было и в самом деле от него. Но никаких дополнительных значков девушка не обнаружила.

Он был рядом, следил за ней, знал каждое движение, каждое слово… А ей не удалось заметить его даже мельком.

«Люцифер», – вспомнила Ирис и торопливо перекрестилась.

* * *

Молодой офицер пришел в себя среди ночи.

Первым ощущением была тяжесть во всем теле и неприятная сухость во рту. Осторожно Дадли открыл глаза и в первое мгновение не увидел ничего, кроме плотного темно-синего полога и огонька, слабо желтевшего во тьме.

Питер осторожно осмотрелся. Он лежал на широкой кровати, сделанной, должно быть, во времена Ричарда Третьего, Это громоздкое сооружении оказалось неожиданно удобным. До подбородка граф был укрыт легким, но теплым одеялом. В спальне было довольно прохладно и, видимо, поэтому в ногах Питера лежала бутыль с горячей водой.

Дадли повернул голову. Огонек свечи раздвоился, заплясал, но вскоре вновь обрел привычные очертания.

Свеча в массивном бронзовом подсвечнике стояла на низком круглом столике у кровати. Рядом лежала раскрытая книга… Или, скорее, тетрадь. Потому что, присмотревшись, Дадли заметил, что страницы заложены пером, а рядом стоит пузатая чернильница. А еще – приземистый графин с толстыми стенками. Жидкость в нем была прозрачной и бесцветной.

В изголовье, на стуле, сидела женщина и, опустив голову, дремала.

Дадли невольно поежился. Хорошо, что он увидел сиделку после того, как разобрался со своим состоянием. Иначе Питер неминуемо решил бы, что помер и находится в раю. Поскольку ничем иным кроме ангела эта светловолосая женщина быть не могла. Но Дадли знал ее. Вернее, «знал» – не то слово. Встречал в свете. Эта нежная сильфида вместе со своим безобразным старым супругом стали сенсацией сезона.

Дадли попытался привстать, но проклятая кровать скрипнула, и женщина тотчас проснулась.

Глаза их встретились.

Дадли показалось, что он заглянул в глубокий темный колодец, в котором отражаются звезды, но не видно дна.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросила женщина. В ее улыбке не хватало тепла, но Дадли этого и не ждал.

– Спасибо, – произнес он не своим, скрипучим голосом, – я чувствую себя вполне хорошо. Только очень хочется пить. Если Ваше Светлейшее Сиятельство не затруднит прислать кого-нибудь…

– Зовите меня Джованна, – мягко перебила его женщина. Невесомая рука легла на лоб Дадли, и Питер подумал, что для живой женщины пальцы ее слишком холодны.

– Вы сможете приподняться? Я подсуну вам под спину еще одну подушку. Уже очень поздно, и я не хочу будить слуг. – В руке княгини появился бокал с водой, и Дадли, потрясенный, сообразил, что она собирается его поить!

– Ради Всевышнего, я справлюсь сам, – он торопливо сел на постели, борясь с головокружением. Предложенную воду Питер выпил двумя торопливыми глотками, но все же успел ощутить какой-то посторонний привкус. Что-то отдаленно похожее на мяту.

Сухость во рту прошла, но головокружение осталось, и, чтобы не смотреть на плывущие перед глазами предметы, Дадли прикрыл глаза.

– Может быть, ляжете? – предложила княгиня.

– Где я? – наконец сообразил спросить Питер. – И что со мной?

– Вы у друзей, – мягко ответила Джованна, осторожно принимая бокал, – в моем доме. У вас была тяжелая лихорадка, и мы опасались за вашу жизнь. Сейчас вы идете на поправку.

– Но как я оказался здесь? – Дадли сделал над собой усилие, открыл глаза, сосредоточился, подождал пока предметы не прекратят свистопляску и оглядел комнату и итальянскую княгиню, которая прекрасно говорила по-английски и сама ухаживала за больным гостем.

На лицо женщины набежала тень.

– Боюсь, это вина моего грума. И отчасти моя. Вас сбили мои лошади. Но, граф, право же, вам следовало быть осмотрительнее. Вы шли точно во сне.

Ее голос, негромкий, мягкий, участливый, накатывал, как морские волны на песчаный пляж, и Питер почувствовал сонливость. Он опустился на подушки и спустя мгновение уже спал. Но сон его был нервным и беспокойным. Несколько раз с губ молодого офицера срывались стоны, слова и целые фразы.

Женщина повела себя несколько странно для сиделки. Едва Питер закрыл глаза, она аккуратно открыла тетрадь и обмакнула перо в чернильницу.

Ближе к утру, когда малиновый отблеск рассвета пробился сквозь плотные шторы и лег на бледные щеки усталой женщины, подарив им нежный румянец, в комнату без стука вошел Лоренцо. Он быстро, но очень внимательно проглядел несколько исписанных страниц, затем вырвал их, скомкал и бросил в камин.

– Ничего нового, – проворчал он скорее себе, чем Джованне, – этот молодой офицер оказался крепче, чем я думал. Придется удвоить дозу.

– Это не убьет юношу?

– Нет, – уверенно отозвался Лоренцо, – во всяком случае, не сразу.

Их тихие голоса не тревожили каменного сна Дадли, одурманенного флорентийскими снадобьями. Но, видимо, кое-что все же проникло сквозь завесу липкого беспамятства. Он тихо застонал и отчетливо произнес:

– Сбежал у поворота на Уилфорд… Ранил солдата… Украл лошадь… Утром следующего дня… Не уверен, но очень похоже на след…

Лоренцо и Джованна переглянулись.

– Это то, чего ты ждал? – тихо спросила женщина.