Читать книгу «Германские встречи» онлайн полностью📖 — Александра Александровича Телегина — MyBook.
image

В Саксонию

В пятницу четырнадцатого вместо беспокойного семейства Шпехтов в комнату поселили семью Соболевых. Они приехали из киргизского города Токмак, где Борис, глава семьи, работал мастером на какой-то полуобанкротившейся фабрике. Ему было тридцать три года, в одежде чувствовался вкус и даже претензия на элегантность. Его жена Вера была попроще, может оттого, что в свои двадцать семь лет имела уже трёх детей. Старшей девочке было семь лет, средней пять, а сыночку не было и года. Они приехали по вызову Вериных родителей, и были в курсе, какие им положены льготы.

В первый же вечер, несмотря на свою утончённость, Борис засел за упаковку пива и принялся опустошать бутылку за бутылкой.

– За первого ребёнка мне будут платить сто пятьдесят марок, – сообщил он, – за второго двести, а за третьего двести пятьдесят. Это сколько получается? Шестьсот марок! Каждый месяц, и до их совершеннолетия! Да я и работать не буду.

Вера тихонько покрывалась красными пятнами.

– Пусть меня дети кормят! У меня родители-колхозники в Сибири живут. В их селе колхозанам за работу не платят по полгода! Последний раз я с ними говорил по телефону перед отъездом… Ха-ха-ха… Не поверите: зарплату выдали кастрюлями! Ой не могу… Господи! Хорошо, что я на немке женился. У меня братишка, Юрка, тоже на немке женат. Перед отъездом он сказал отцу: «Оставайся в своём колхозе, а я поеду в Германию! На фиг мне твоя Сибирь!» Я тоже там родился – в Тогучинском районе. Школу окончил, а служил в Киргизии, охранял урановый рудник. Там и женился на Верке. Ну так вот, о чём я? Ах, да, брат мой бросил родителей и поехал сюда – сидите, говорит, со своими медведями. Юрка в воскресенье в гости ко мне приедет – он недалеко отсюда живёт.

Выпив всю упаковку, – Борис уронил и разбил пустую бутылку.

– Пойду вынесу стеклотару, – сказал он, сложил осколки и целые бутыли в пакет и, пошатываясь, вышел вон.

Соболев вернулся через минуту.

– Темно уже, в туалете в уголок поставил. Завтра вынесу.

Но следом прибежал младший хаусмайстер:

– Вы кто!? – возмущённо заорал он. – Чукчи или авары!? Выбрасываете бутылки в умывальную! Дикари! Пьяницы!

– Чего он хочет? – обернулся Борис к Вере. – Чего он там про чукчей?

– Говорит, чтобы ты выбросил бутылки куда положено.

– А куда положено? Ночь на дворе! Завтра вынесу.

– Господин хаусмайстер, пойдёмте, я вынесу, – сказала Вера по-немецки. – Вы извините, муж давно не пил хорошего пива. Больше это не повторится.

В воскресенье действительно приехал Юрий Соболев. Он оказался хорошим парнем. Как опытный человек, проживший в Германии уже два года, стал рассказывать Кляйнам о плюсах и минусах здешней жизни, сделал вывод, что плюсов много больше и посоветовал им не сомневаться в правильности их выбора. Правда, когда рассказывал, как прощался с отцом и матерью в Толмачёво, как они остались стоять одинокие, как сироты, на глаза его навернулись слёзы:

– Метель была, дороги занесены, а им ещё на автобусе в Тогучин возвращаться, да оттуда в колхоз. Представил себе, как приедут в холодный пустой дом… Всё-таки, что ни говорите, подлец человек. Лишь бы ему было хорошо. Это я про себя.

– А сюда их забрать никак нельзя?

– Что вы! Невозможно. Да они и не поедут – отец ветеран войны.

Неизвестно, настучал ли младший хаусмайстер на Соболева, но его никуда не вызвали, да и сам он прекратил дегустацию хорошего пива, доступа к которому, якобы, не имел на постсоветском пространстве.

Впрочем, девятнадцатого ноября он с семейством отбыл на место постоянного жительства куда-то под Бремен, где жил Юрка.

Уехали они как раз в то время, когда у Володьки с Алисой был термѝн в двадцать четвёртом доме. В кабинете, увешенном картами, сидел за столом немец, средних лет, с рыжими волосами и белёсыми бровями – ни дать, ни взять, истинный ариец.

– Мы рассмотрели вашу просьбу об отправке вас к тёте в Баварию и решили её отклонить. Бавария, Баден-Вюртемберг, Гессен – это земли, куда стремится большинство аусзидлеров12, они перенаселены. Мы предлагаем вам на выбор четыре Федеральные земли бывшей ГДР: это Бранденбург, Мекленбург-Передняя Померания, Саксония и Тюрингия.

– А Берлин?

– Нет, Берлин исключается, только эти четыре земли. Я не советую вам Мекленбурга – это самая депрессивная земля, доставшаяся нам от ГДР. Её вы можете выбрать, если любите поднимать, как вы там говорите, «целина». Бранденбург я вам тоже не советую. Для вас, на мой взгляд, лучше всего подходит Саксония. Там богатая природа. Большие города: Лейпциг, Хемниц, Дрезден. Ну вы знаете: Лейпцигская ярмарка, Дрезденская картинная галерея… Что вы скажете.

Володька и Алиса переглянулись.

– Я думаю, за нас уже сделали выбор. Не вижу разницы между тем, что вы нам предложили. Пусть будет Саксония.

– Очень хорошо. Тогда мы отправим вас двадцать четвёртого ноября в девять часов утра в лагерь Беренштайн. Там вам окончательно подберут место жительства. Отправление от багажного дома.

– А Беренштайн ещё не окончательное место жительства?

– Нет, это земельный распределительный лагерь. Переселенцы распределяются по населённым пунктам с учётом наличия жилья, рабочих мест и так далее.

– Понятно.

– Вы из Новосибирска? Меня в декабре направляют на работу в консульство в Новосибирске. Посоветуйте, какие достопримечательности можно посетить, где отдохнуть.

– Оперный театр, например, – сказала Алиса. – У нас хорошая филармония, есть зоопарк.

– О нет, нет, видеть, как мучаются звери – это не для меня. Я фанат велосипеда и лыж.

– У нас есть лыжная база имени Алика Тульского. Можно покататься на лыжах по зимнему лесу.

– Это, пожалуй, подойдёт. Спасибо, воспользуюсь. Да, чуть не забыл, вам надо сегодня ещё зайти в шесть часов вечера в двадцать шестой дом. Только вам, – обратился он к Алисе.

– А что там, в двадцать шестом доме?

– Ну, там BND – это наша специальная служба. Вы не пугайтесь, никто вас вербовать не будет. Вы ведь лейтенант медицинской службы? С вами просто побеседуют.

– Что им надо? О чём со мной беседовать? —волновалась Алиса, всё оставшееся время.

– Ты боишься?

– Конечно. Не каждый день встречаешься со спецслужбами. Они чьи наследники – гестапо, Абвера?

– Чёрт их знает.

– Пойдём на нашу площадку, дубы как-то меня успокаивают.

Но и дубы сегодня никого не успокоили.

– Ну, с Богом! – сказал Володька, когда пришло время, и Алиса собралась идти. – Смотри, не выдай военную тайну.

Вернулась она спокойной и повеселевшей.

– Ну что?

– Спросили: «Вы в поликлинике работали? Сколько у вас было койко-мест?» Я сказала, что в поликлинике нет койко-мест.

– И всё?

– И всё.

– Да, измельчали наследники Мюллера и Шеленберга! Такие дурацкие вопросы задают.

Цецилия Михайловна, Готлиб и другие

Среди первого самого сладкого сна шумно распахнулась дверь, вспыхнул резкий свет, и частый топот многих ног вкатился в комнату.

Алиса вскрикнула спросонья и взметнулась на верхней постели. Володька высунулся из-под одеяла, таращась перед собой и жмурясь от режущего света. Против него стояла красивая молодая казашка и смущённо улыбалась блестящими раскосыми глазами:

– Извините, пожалуйста, за вторжение.

– Ничего, ничего, – сказал Владимир.

По комнате по-хозяйски расхаживал младший хаусмайстер и давал приехавшим необходимые, как ему казалось, наставления, мало заботясь понимают его или нет.

– Соблюдать гигиену, – свиристел он, – не быть свиньями, проветривать комнату и не вонять пóтом: мыться, мыться и ещё раз мыться! Вы кто? Чукчи или авары, что ходите с таким запахом?!

– Бабушка, что он сказал? – спросил высокий мужчина лет тридцати трёх с глубокой залысиной, и просвечивающим сквозь редкие серые волосы черепом, когда хаусмайстер удалился.

– Я не знаю по-немецки. Ничего не понимал, – ответила стоявшая рядом с ним старушка, снимая с головы шерстяной платок, под которым скрывались седые до белизны волосы.

– Давайте раздеваться, – предложил мужчина, – Марик, в уборную надо?

– Надо, пап, – ответил черноглазый мальчик лет восьми.

– Извините, – обратился к Владимиру мужчина, – где здесь туалет?

– В дальнем конце коридора: мужской налево, женский направо, – ответил тот.

Мужчина с мальчиком вышли из комнаты.

– Цецилия Михайловна, мы с Вадиком ляжем наверху, а вы с Мариком внизу, – сказала красивая казашка,

– Хорошо, Жанна. Я согласный.

В комнате было ещё две женщины: одна лет пятидесяти, с круглыми, выпуклыми как вишня, глазами, черноволосая, неимоверной толщины, тяжело дышавшая, с крашенными губами, в меховом полупальто и Павлово-Посадском платке на плечах, другая – согбенная восьмидесятилетняя старушка, в старинном плюшевом жакете, неизвестно как сохранившемся от моли и других невзгод времени.

– Нам придётся спать под вами! – сказала молодая, обращаясь к Алисе. – Меня зовут Роза, а это моя мама Эрна Андреевна.

– Конечно, располагайтесь, пожалуйста, – ответила Алиса.

Володька отвернулся к стене и натянул на голову одеяло, чтобы не смущать женщин.

– Садись, Роза, я сниму твои сапожки, – сказала Эрна Андреена.

Через несколько минут Володька понял кому адресовал свою филиппику младший хаусмайстер. От Розы, действительно ужасно пахло пóтом.

Вернулись Вадик и Марик. Выключили свет. Хотя, чтобы раздеться, света в комнате было достаточно от почти полной луны и светящих в окна фонарей. Вскоре всё затихло, захрапела Роза. Только Владимир с Алисой долго ещё не могли уснуть, устраивая свои носы то так, то эдак.

На следующий день была суббота. Кляйны встали пораньше, надеясь тихо одеться и убраться вон, пока не проснулись соседи, уставшие вчера после перелёта и долгого путешествия на автобусе.

Но, вернувшись в комнату после умывания, они застали всех одетыми.

– Меня зовут Жанна, – сказала накануне понравившаяся Володьке молодая казашка, – я врач, кандидат медицинских наук. Это мой муж Вадик, он хирург, это наш сын Марик, а это глава семьи – Цецилия Михайловна.

Кляйны назвали себя и спросили, пойдут ли они с ними на завтрак:

– Нет, – ответила Жанна, – мы привезли с собой много еды, позавтракаем здесь.

– Подождите нас немного, – попросила Роза, – мы умоемся и пойдём с вами.

– Хорошо, мы вас подождём у входа.

Через четверть часа вышли Роза и Эрна Андреевна. По дороге в столовую выяснили, что они приехали из Кемеровской области, едут в Мюнхен, где у них родственники, что у Розы сахарный диабет и множество других болезней.

После завтрака Алиса с Володькой погуляли по территории, хотя погода была холодная. Может даже, был лёгкий мороз, потому что дыхание превращалось в пар. На востоке блестело солнце, но с запада навстречу ему поднималась мутная серая стена, обещая пасмурный дождливый день.

Вернулись домой только после того, как решили, что соседи по комнате точно позавтракали. Они действительно поели и проветрили комнату.

– War das Frühstück schmackhaft?13 – встретил Кляйнов маленький Марик.

– Ах ты, умный, ах ты хороший! – растрогалась Алиса. – Как хорошо говоришь по-немецки!

Марик расплылся в улыбке. Похвала была ему приятна.

– Вы откуда приехали? – спросила Жанна.

– Из Новосибирска. А вы?

– Мы из Алма-Аты.

– В Алма-Ате так плохо стало?

– Да нет, у нас особый случай, – Жанна запнулась, испуганно посмотрела на Вадима, а потом сказала. – Цецилия Михайловна вам сама лучше расскажет.

– Я родился в Одесска область… – начала Цецилия Михайловна. – До семнадцать лет я умел говорить только по-немецки. Когда я кончил школа, то поехал в Киев к мой жених Готлиб Гартвиг. В начале сорок первый год я выходил за него замуж. Потом он пошёл служить в Красная Армия. Двадцать первого июня его отпустили на два дня на побывка. Когда мы на следующий день сидели за стол, соседи сказал, что началась война. Он сразу поезжал в свой часть. А я скоро уехал в Казахстан и родил девчонка, который называл Ида. Сначала я работал в колхоз, а потом переехал в Алмата и работал на почта. Меня все уважали, и начальник почты Ерден Бексеитович вручал мне два почётный грамота за хороший работа. Потом я пошёл на пенсия и жил с моя дочь и её второй муж Фёдор. Я уже забывал Готлиб и не умел говорить на немецкий язык. Вдруг три года назад звонил Жанна и сказал: «Посмотрите телевизор, вас ищут».

– Да, представляете, шла передача «Жди меня», которую вели Игорь Кваша и Маша Шукшина. И вдруг говорят: «Готлиб Гартвиг, живущий ныне в Германии, ищет свою жену Цецилию Михайловну». В общем, сидит на экране пожилой немец и рассказывает, как женился перед войной, попал в плен и остался в Германии. Мы позвонили в редакцию, узнали адрес, списались, и он нас вызвал в Германию. Сначала уехали Ида Готлибовна – Славина мама – с мужем Фёдором, а потом решили и мы.

В это время, Цецилия Михайловна, покопавшись в своей сумочке, вынула из неё фотографию и положила перед Кляйнами на стол:

– Вот они сидят, два крукудила!

На фотографии были запечатлены старик и старушка, в окружении мужчин, женщин и детей разного пола и возраста.

– Это Готлиб с нынешней женой, детьми и внуками, – пояснила Жанна.

– Я не хотел ехать. Меня в Алмата уважали, но я не мог один остаться, – будто оправдываясь, сказала Цецилия Михайловна.

– Скажите, отсюда можно позвонить? – спросил Вадим. – Хочу сообщить матери, что мы приехали.

– Да, здесь на территории стоят телефонные кабинки. Они приметные – ярко-жёлтого цвета. За несколько марок можно хоть куда позвонить, – ответила Алиса.

– Найдём, – сказал Вадим. – Марик, пошли со мной, погуляем немного.

Вернувшись, он сообщил, что его мать приедет завтра с Фёдором и, возможно, с дедом Готлибом.

Цецилия Михайловна всплеснула руками:

– Ах, мой Бог! Зачем он будет приехать! Я не хочу! Что я буду ему говорить!

– Ничего не говори, – сказал Вадик. – Мы за тебя всё скажем. Такое надо телевидению снимать: муж и жена встретились через пятьдесят семь лет!

– Я бы хотел ещё пятьдесят семь лет его не видеть.

– Зачем же ты тогда, бабушка, сюда приехала?

– Я не знаю. Вы так хотел.

В обед Цецилия Михайловна надела войлочные сапоги типа «прощай молодость», простое, но новое осеннее пальто, повязалась шерстяным платком и стала похожа на сельскую жительницу, спешащую на концерт или торжественное собрание в клубе – хоть в Сибири, хоть в Казахстане.

А Жанна, в изящном пальтишке, беретике и сапожках на высоких каблучках, сто очков вперёд дала бы тяжеловесным местным немкам в джинсах и осенних куртках.

Всей комнатой пошли вместе в столовую, и семейство Цецилии Михайловны впервые отведала немецкого Eintopfgerichta14, где первое и второе в одной тарелке.

– Каждый день такой обед будет? – спросил Вадик. – Этак ноги протянешь.

– У них всё рассчитано. Я тоже так думал поначалу, а месяц прожил и ни разу не чувствовал себя голодным.

– Так вы уже месяц здесь? – испугалась Жанна.

– В понедельник уезжаем в Беренштайн – ровно четыре недели здесь пробыли. А перед вами в нашей комнате жили Соболевы из Киргизии – муж и жена с тремя детьми – они уже через пять дней уехали. У всех по-разному. Думаю, вам это не грозит: вы к матери едете. Родители и дети у них считаются близкими родственниками. А когда мы заявили, что хотим к тёте в Баварию, нам сказали: «Тётя не родственник. Если у вас нет никого ближе тёти, мы сами определим, куда вас отправить». И месяц определяли.

– Они нас ещё и пристыдили, – добавила Алиса. – Спросили: «Сколько лет вашей тёте?» Мы сказали: семьдесят. А они: «И не стыдно вам садиться на шею семидесятилетней тёте?»

Вечером Алиса продолжала делиться с Жанной и Вадиком опытом:

– Главное, сдать языковой тест и получить четвёртый параграф.

– А что они будут спрашивать.

– Обычно достаточно рассказать о себе, и ответить на несколько вопросов.

– Бабушка, ты сможешь рассказать о себе?

– Ну я им скажу: Я родился в Одесска област…

– Бабушка! – Вадик схватился за голову. – Всё!! Можем ехать назад!

Володька слушал, сидя на рольштуле рядом со своей кроватью. Эрна Андреевна и Роза, казалось, были подавлены новой обстановкой. Они сидели на нижних лежанках в тени от верхних ярусов, смотрели на говоривших и не произносили ни слова.

– Она говорит, что до семнадцати лет говорила только по-немецки, а сейчас не знает ни слова. Я не верю, – сказала полушёпотом Эрна Андреевна. – Как можно забыть свой родной язык?

Володька пожал плечами:

– Чего только не бывает на свете.

На другой день, в воскресенье, ждали из Гамбурга Иду, Фёдора и старика Готлиба.

С утра Цецилия Михайловна не находила себе места:

– Ида не говорил, когда выезжают?

– Часов в десять, не раньше, – предположил Вадик.

– А сколько ехать?

– Да кто же знает. Здесь всё рядом. Вы не знаете, сколько километров от Гамбурга до сюда? – обратился он к Кляйну.

– Километров двести или двести пятьдесят. В коридоре висит карта Германии.

– Короче, к обеду будут.

В час брат с сестрой пошли на обед, долгожданных гостей всё не было.

– Не случилось бы, как у Шпехтов, – сказал Володька Алисе.

После обычной послеобеденной прогулки вернулись в свою комнату. К соседям никто не приезжал. Даже Вадик стал волноваться.

Но вот по коридору покатились, как камни с горы, звуки приближающихся шагов. У двери они затихли: «Здесь, наверное», – раздался женский голос, и в дверь постучали.

– Да-да! – крикнула Жанна и побежала навстречу. За ней кинулись Вадим, Марик, последней семенила Цецилия Михайловна.

Вошли трое. Вернее, первой не вошла, а влетела красивая женщина, которая не могла быть ни кем другим, как Идой Готлибовной.

– Мама! – она обняла Цецилию Михайловну. – Вадик! Ах какой молодец! Жанночка! – расцеловала Жанну. – С приездом, мои дорогие! Марик! Как ты вырос! Дай я тебя поцелую! У-у-у! Лапочка моя!

Из вчерашнего рассказа Цецилии Михайловны следовало, что её дочери было пятьдесят пять лет, но столько энергии Владимир не видел и у тридцатилетних.

У Иды были голубые глаза, гладкая белая кожа, волнистые рыжеватые волосы и тонкий изящный носик. В общем, она была красивой женщиной.

1
...