Бродяга, покряхтывая, отделяется от бревна и прямиком направляется к окошку в подвале. Кажется, что он не сможет протиснуться в него. Тем не менее, по мере приближения к лазу, его движения точно наполняются молодостью, одно неуловимое движение, и вот он исчезает.

Проходит минута, другая. И только теперь во дворе появляется Ягнатьев.

То есть в действительности судьбе не была угодна их встреча.

Голова Алексея Ильича тем временем была занята мыслями о женщине. Не о какой-то конкретной женщине, а о женщине вообще. О женщине, как о загадочном явлении, что очевидно, но обычно не принимается во внимание. В частности Ягнатьева занимал вопрос, почему отдельные мастера изображают конную Орлеанскую Деву нагой. Ему представлялось, что уж в таком случае она должна была бы гарцевать на единороге.

Здесь, согласитесь, усматривается определенная логика.

Нельзя не заметить в Алексее Ильиче склонности к философии, юдоли печали.

Гарип

Ягнатьев не любил себя. И внешность свою, и смятенные движения своей натуры. С детских лет страстно хотелось ему сделаться другим. Он всегда думал об этом. Даже когда не думал об этом. И вот свершилось. В одночасье, будто по мановению волшебной палочки, миру был явлен новый незнакомый человек. Со стороны могло показаться, что никаких перемен не произошло. И отражение в зеркале оставалось как будто прежним. Но обмануть Алексея Ильича было уже невозможно. Каждой клеточкой своей он ощутил разительные перемены, хотя описать их не смог бы при всем желании. Словом, свершилось.

Вместе с Ягнатьевым переменился и весь окружающий мир. Пейзажи, дома, автомобили, прохожие – все в ощущениях моего героя приобрело чуждые опасные черты.

А вот к такому повороту он был совсем не готов. Кто знает, чего ждать от этих перемен? Очевидно ничего хорошего. И он тому виной. Это ясно.

На самом деле мир менялся постепенно, но Алесей Ильич перемен прежде не замечал. Он был занят совсем другими делами. Сторонний человек мог бы сказать, делами никчемными, мог бы сказать, делишками. На то он и сторонний человек. Нам с ним не по пути.

Предчувствие несчастья всецело завладело Алексеем Ильичом.

Предчувствие несчастья – уже несчастье.

Возможно, человечество теперь погибнет. И он тому виной. Это ясно.

И он, конечно, погибнет. Пусть. Все лучше, чем жить с этим ужасом в сердце.

А если не погибнет?

Кто он теперь? Гарип? А по сути, мальчик. Маленький испуганный мальчик.

«Гарип». Из каких глубин подсознания всплыло это странное терпкое слово? Он раньше и не слышал о таком слове. Слышал, конечно, но тотчас забыл за ненадобностью.

Разве может быть гарипом человек потерянный, слабый? Чудовищная ирония!

Вспомнилось: «Бойся своих желаний».

Нет, нет, какой гарип?! Насмешка, издевка.

Некая Великая Сила затеяла эту игру. Он – всего лишь пешка в этой игре. И пешку эту съедят, как пить дать.

Уже съеден, размышлял Ягнатьев. Но за что?

Возмечтал изменить Божественное. Божественный замысел. Наверное.

Радоваться не умел, вот что. Малому радоваться не умел.

Разве не было в его жизни счастливых дней? Но он их не замечал.

Многие так живут, а в качестве жертвы избран именно он. Почему?

Посредник? Зачем Ему посредник?

Лучше не думать о таких вещах. А как не думать?

И вернуть все как прежде вероятно невозможно. Что делать?

Ах, как было бы хорошо, когда бы все эти метаморфозы оказались странностью, сумасшествием, размышлял Ягнатьев.

Разумеется, странность, пытался утешить он себя. Разумеется, странность. Многие за глаза называли его странным. А иные и прямо говорили. Из вежливости выдавали за добрую шутку. Что невыносимо.

Конечно сумасшествие, пытался утешить он себя, а потому что так не бывает, так не может быть!

Надо бы завтра пойти и сдаться в сумасшедший дом, размышлял Ягнатьев. Боязно, конечно, но все лучше, чем жить с этим.

Надо бы ванну принять, вот что!

Смыть с себя, смыть…

Энди Уорхол

Энди (вы, разумеется, догадались, что речь идет об Энди Уорхоле) напялил на себя какую-то нелепую фланелевую ковбойку и бесформенные пегие штаны. Он совсем не рад моему визиту. Признаться, я и сам испытываю неловкость, и стремление как можно скорее бежать прочь. Он плохо выбрит, под глазами мешки, совсем исхудал. Всклокоченные, цвета топленого молока волосы ближе к корням рыжи как у коверного или Гамлета.

Гамлет. Точно.

Каковы времена, таковы и Гамлеты.

Под его ногтями траур. Ужас, ужас!

Приходит в голову, – Смерть любит нас растрепанными.

Энди перехватывает мой взгляд:

– Это краска.

Неожиданно улыбается. Улыбка мученика Себастьяна:

– Вы голодны?

Зачем я утвердительно киваю головой? Это происходит против моей воли.

Извлекается хмурая черепашья сковорода, полдюжины яиц, молоко.

У маэстро слегка дрожат руки, по-видимому, пил накануне:

– Сейчас, сейчас.

И вот уже бледная масса в сковороде. Еще немного и блюдо будет готово. Однако этого не происходит. Ничего не происходит. Ни через пять, ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.

Энди, торжествуя, наблюдает за мной:

– Что, Вавилон? Как есть Вавилон.

– При чем здесь Вавилон?

Энди выключает газ и, махнув рукой, удаляется в дальнюю комнату.

Он не вернется.

Никогда.

В этом весь Энди Уорхол.

Арик Шуман

Ха-ха-ха-ха-ха…

Как я уже говорил, это смех из репертуара Арика Шумана. Познакомлю вас с ним чуть позже. И вообще все шутки из его репертуара.

Дело в том, что Алеша Ягнатьев напрочь лишен чувства юмора, что вовсе не обязательно является недостатком. Да, это мешает жить, особенно в юности, но все в природе компенсируется. И об этом не следует забывать.

Кто знает, какие мысли крутились в голове у Джиоконды, когда она позировала Леонардо? Кто может знать это?

Если вы хотите по-настоящему прочувствовать собственное ничтожество, обязательно купите себе птицу. Щегла или попугая, все равно.

Не требует комментариев.

Мир изменился до неузнаваемости

Итак, мир изменился до неузнаваемости.

Как и когда это произошло?

Я спал. А покуда я спал (как будто даже без сновидений), пронеслась вселенская буря. Пробудившись, я выглянул в окно и вместо изломанных примет крашенного охрой старого дворика обнаружил холодный шершавый пустырь и самого себя голого на корточках, показывающего себе же самому, прилипшему к окну язык.

Чрезвычайно неприятная история. Хотя, на первый взгляд, довольно смешная.

Ха-ха-ха-ха-ха…

Арик всегда где-то рядом.

Итак, приступим

Итак, приступим.

Алексей Ягнатьев сделался стеклодувом двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.

В это время он возлежал в своей ванне…

Итак.

К тому времени, когда Алексей Ягнатьев сделался стеклодувом, он уже погрузился в свою…

Итак.

Алеша Ягнатьев сорока пяти лет от роду сделался стеклодувом в половине девятого вечера после полудня.

Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу…

Такие звуки издавал Алеша Ягнатьев, принимая ванну двадцать восьмого февраля 2006 года в половине девятого вечера после полудня.

С этого и начну я свой роман, пожалуй.

Опустить дату и время. Опустить. Опустить «двадцать восьмого февраля 2006 года». И «половину девятого вечера после полудня» опустить. Какая разница, когда это произошло или произойдет? Время – главный враг человечества.

В юности по малоумию мы много смеялись. До неприличия много смеялись Подшучивали, разыгрывали, дразнили друг друга, ерничали, высмеивали, потешались. Пощипывали, покусывали. Однако не убивали друг друга. Среди нас было немало тех, что вообще не смог бы ударить по лицу.

Итак.

В юности по малоумию Алексей Ильич Ягнатьев не мог ударить…

Вечно мы делаем себе поблажки, но тут уж ничего не поделаешь. Наши поблажки себе – как раз то, чем мы невыгодно отличаемся от прочих представителей животного мира. Делаем себе поблажки и лжем. Каждые пять-семь минут. Об этом что-то говорил Толстой, Царствие ему небесное.

Как знать, влюблялись ли в графа дворовые девушки при такой-то бороде? Вполне. Они были близки к природе, и смутный образ косматого Пана наверняка еще гулял в их жилах.

Определенно граф страдал оттого, что случалось ему лгать. Не думаю, что, будучи, несомненно, большим лжецом, страдаю в той же степени.

Все же мы существенно измельчали. Хотя, это вполне может оказаться оптическим обманом. Помните ложку, преломленную в стакане с водой?

А разбойника в кустах?

В юности по малоумию Алексей Ильич Ягнатьев иногда смеялся.

Справедливости ради следует заметить, что смеялась только его оболочка. Сам же Алексей Ильич даже не улыбался. Внутри Алексея Ильича царила тишина.

Как в лесу.

Только пение птиц и тишина.

Он был напрочь лишен чувства юмора, Алеша Ягнатьев.

Уж и не знаю, хорошо это или плохо. Еще лет пять назад я бы однозначно ответил на этот вопрос. Плохо.

Теперь не знаю. Уже не знаю.

Алексей Ильич Ягнатьев сорока пяти лет от роду…

Алексей Ильич Ягнатьев…

Алексей Ильич…

Алеша…

Алеша…

Але…

Боюсь, вне моей воли, проступает образ лишнего человека.

Несмотря на то, что в предлагаемом писании вы обнаружите черты и движения некоей личности, назовем ее Алексеем Ильичом Ягнатьевым, на самом деле, перед вами роман о двух потрясающих открытиях в области естественных наук, имеющих самое непосредственное отношение к каждой драгоценной минуте нашего земного существования. Это – явление энтропии и броуновское движение.

Энтропия

Энтропия (entropia – поворот, превращение). Понятие энтропии впервые было введено в термодинамике для определения меры необратимого рассеяния энергии.

Энтропия широко применяется и в других областях науки: в статистической физике как мера вероятности осуществления какого-либо макроскопического состояния; в теории информации – мера неопределенности какого-либо опыта (испытания), который может иметь разные исходы.

Вследствие любых наших действий энтропия увеличивается, следовательно, любыми своими действиями мы увеличиваем хаос.³

Броуновское движение

Броуновское движение (открыто в 1827 году Р. Броуном) – беспорядочное движение мельчайших частиц, взвешенных в жидкости или газе, под влиянием ударов молекул окружающей среды. Парадоксальным результатом этого беспорядочного движения является тот факт, что на самом деле эти частицы остаются на месте. Иными словами, при всей своей колоссальной активности они не двигаются никуда.⁴

Бритва

Итак.

Алеша Ягнатьев сорока пяти лет от роду…

Итак.

Когда брился Дед-фронтовик…

Это заслуживает отдельного рассказа.

Опасная бритва так называется не случайно. Она и впрямь опасна, эта бритва. Не в меньшей степени, чем коготь ягуара.

Не в меньшей степени.

Мерцание

Дед был обладателем удивительных глаз цвета подернувшихся первым льдом ноябрьских лужиц.

Он носил в себе какую-то тайну о судьбе янтарной комнаты, воевал в Финляндии, Германии, Японии. Наверное, брал пленных.

Некоторых из них притащил с собой. Во всяком случае, одного – точно, я его знаю. Притащил. В мерцающей своей памяти.

Мерцающая память – это самый безнадежный плен. Носитель такой памяти на долгие годы, покуда окончательно не сделается ребенком, становится тюремщиком. А это, уверяю вас, несладкая жизнь. В том числе и для его близких. В особенности, когда близким приходится смотреть в эти глаза.

Когда носитель мерцающей памяти, в силу закономерно нагрянувшей глупости, все же теряет контроль над своим заключенным, тот, не имея возможности далеко бежать, поселяется прямо в комнате.

И тогда уже комната начинает мерцать. Круглые сутки. Не поймешь, утро это или вечер. Вечер или утро.

Пресловутая фраза «слово, изреченное вслух – есть ложь» очень и очень смахивает на истину. Хотя, само по себе наличие истины спорно. Как и существование премудрого Козьмы.

В его высказываниях есть что-то невеселое. И тяжеловесное. Юмор утопленника.

Формально как будто осмыслено и смешно, но тотчас возникает образ раздувшегося молочно-белого тела утопленника. И приставшая к плечу клейкая капелька ряски.

Прости, Козьма.

А по форме – точно и смешно.

Арик Шуман

Обожатель женщин и преферансист Арик Шуман обладал убийственным чувством юмора. Сомнения в том, что слово может убить тотчас развеивались, стоило познакомиться с ним поближе. Женщины отвечали ему взаимностью. Карты – не всегда.

Парадокс: кажется, будто стали глупее, но к природе не приближаемся. Напротив, бежим от нее галопом, только брызги из-под копыт. Разноцветным крапом покрываем вросших в землю шершавых быков прошлого.

Дед-фронтовик ужинает

За вечерней трапезой Дед-фронтовик любил, чтобы я находился прямо против него. Дед знал, что я обожал наблюдать за тем, как ловко он извлекает содержимое величественной золотистой кости, до улова обитавшей в борще. Пользуясь необъяснимым моим любопытством, он вовлекал меня в ритуал, заключавшийся в следующем: после непременной рюмки водки и воцарявшейся вслед просторной паузы произносилась каждый раз одна и та же фраза, фраза, которая убеждению Деда-фронтовика должна была стать ключевой в моей последующей жизни.

Во время ритуала надлежало смотреть Деду глаза в глаза. В противном случае его знаменитая фраза не произносилась, и настроение в доме было безнадежно испорчено на весь остаток дня.

Его знаменитая фраза звучала следующим образом, – Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить.

Помни, ты должен стать человеком, который может все переменить.

На самом деле мир изменился сам по себе.

И Ягнатьев изменился сам по себе.

И я изменился сам по себе.

Мы все меняемся сами по себе.

Каждые семь лет или чаще.

До неузнаваемости.

Но это еще ничего не значит, ибо все в природе взаимосвязано.

И никто не знает, как оно обстоит на самом деле.

В детстве я ничего не знал об энтропии и броуновском движении. Очень любил себя и панически боялся смерти. Боялся насекомых, улицы, града, микробов и прочее, и прочее.

Метаморфозы

В юности Арик Шуман пробовал тренировать в себе способности менять окружающий мир. Так, к примеру, он переименовал знаменитую картину Шишкина «Рожь». Теперь она называлась «Заблудился в трех соснах». Васнецовская «Аленушка» стала «Капризом», а леденящее жилы полотно Репина «Иван Грозный и сын его Иван» приобрело новое лаконичное имя «Любовь». Не остались без внимания слова и понятия.

Главной сферой приложения, соответственно возрасту, конечно же, был секс и все что связано с ним. В его интерпретации коитус сделался забавником котиусом. Адюльтер же теперь представлял собой бюстгальтер, надевающийся наоборот, то есть мешочками на спину. В те времена он думал, что в адюльтере ударение падает на «ю», что идеально рифмовалось с бюстгальтером.

От такого творчества Ягнатьеву делалось не смешно, но грустно. Даже страшно порой. Хотя, казалось бы, чего уж такого в этих импровизациях? А вот Алеше делалось не по себе. Трудно найти столь же чуравшегося перемен человека как Алексей Ильич Ягнатьев.

Однако стать гарипом судьба предназначила именно ему, а не Арику.

Стихи и птицы

Стихи в крови всякого русского человека. Всякий русский человек, даже кровопийца и бандит навроде пушкинского Пугачева, до чрезвычайности лиричен.

Сокуров говорит, когда бы ему предложили выбрать символ России, он выбрал бы птицу. Это сделали до него. Выбрали весьма удачный экземпляр с двумя головами. Не сомневаюсь, что прежде такие птицы обитали в природе. Равно как драконы и единороги. На самом деле мы мало что знаем о своем прошлом.

Предполагаю, что птице с двумя головами никогда не бывает скучно.

Ах, птицы, птицы!

Юность

Как я уже отмечал, однокашники Ягнатьева были смешливыми и много хохотали. Несмотря на внутренний протест Ягнатьев пытался хохотать вместе с ними. Иначе было нельзя. Никак нельзя. Юность. Душераздирающее времечко.

Лишний человек

Это будет роман о лишних людях.

Точнее так: роман о случайном человеке в мире лишних людей.

Прекрасно!

Смысл

Всякое движение несет в себе высокий смысл. Не думаете же вы, что енот-полоскун совершает свои движения спонтанно?

Арик Шуман

Видел бы теперь Ягнатьева Арик Шуман, любитель преферанса и женщин, его пожизненный друг и антипод, который уехал отчего-то в Данию за год до описываемых событий, глазам бы своим не поверил.

Почему именно в Данию Арик объяснить не успел. Уехал и все.

Вряд ли из-за Русалочки.

Уехал и уехал.

Алеша

Каждый из нас, оставаясь наедине с собой, обращается к себе иначе, чем обращаются к нему окружающие. И потайное, подлинное имя наше далеко не всегда совпадает с именем публичным. Просто мы не задумываемся об этом. А если и задумываемся, отчего-то боимся произносить настоящее свое имя вслух.

Я не боюсь. Прежде боялся, а нынче уже не боюсь.

Подлинные имена наши проступают в наших чертах. Никогда Алеше не стать Петром или Себастьяном. Или Энди. Алеша – это Алеша. Никак не Энди.

В особенности имя Алеша выдает себя, когда его обманывают. Когда Алеша понимает, что его надули, глаза его делаются сонными и чуть слезятся. Слезятся вовсе не так, как если бы он приготовился заплакать. Иначе. Будто зрение испортилось моментально. От рождения маленькие уши и пухлые щеки точно невидимой кистью покрываются пульсирующим румянцем. Совершенно стираются признаки мужественности. Плечи опускаются. В его новом облике торжествует фальшивая улыбка. Не оглушительная улыбка неудачливого игрока, но тишайшая улыбка бездомного.

У Арика же в подобных ситуациях глаза наливались зрачками, и зрение вероятно улучшалось. Лицо заострялось и делалось похожим на мордочку шахматного коня.

Михаил Таль

Кстати, из всех шахматистов наибольшее восхищение у нас с Ариком вызывал Михаил Таль. Затаив дыхание, мы разбирали его партии. В особенности нас радовало то, что он умел обыграть Фишера. Кроме того Таль прекрасно играл в карты. В преферанс. Думаю, что он был способен выиграть и в подкидного. Впрочем, как знать?

В природе всяческих странностей хоть отбавляй.

Лично я Арика в подкиного всегда обставлял. Что вызывало его справедливый гнев. После такой партии мы могли не разговаривать неделями. И во время молчанки его лицо делалось похожим на мордочку шахматного коня.