Пепел всё ещё падал с неба, как чёрный снег. Элиас стоял на месте, где ещё вчера смеялась Лина, где пахло мамиными травами и звенел отцовский молот. Теперь лишь обугленные балки торчали из земли, слов скелеты великана. Он наклонился, подняв обгоревший кусок ткани – синий платок Лины, вышитый звёздами. Пальцы сжали его так сильно, что суставы побелели.
– Они… Они даже тел не оставили, – прошептал он, но ответил лишь ветер, гулявший среди пепла.
В кармане жгло. Ключ. Проклятый ключ, который теперь пульсировал в такт его сердцу. Элиас вырвал его, готовясь швырнуть в руины, но остановился. Руны на металле светились кровавым, зовущим светом. «Стань Стражем… Или добычей».
– Ты взял их у меня, – он прижал ключ ко лбу, чувствуя, как холодок растекается по венам. – Но я возьму у тебя всё. Клянусь.
Из развалин он вытащил уцелевшее: отцовский охотничий нож с клеймом в виде волка, мамин амулет из дубовой коры, игрушечного зайца Лины с выгоревшим глазом. Сложил в мешок, зашитый серебряной нитью – такой Мариэль использовала для защитных швов.
Дорога к отшельнику петляла через лес, ставший чужим. Деревья скрипели, цепляясь ветвями за плащ Элиаса, а в кустах шептались голоса: «Страж… Маленький Страж… Ты не дойдёшь…»
– Заткнитесь! – он рубил воздух ножом, и шепот стихал, но ненадолго.
Хижина отшельника пряталась за водопадом, чьи воды теперь струились ржавыми потоками. Дверь из костей животных, обтянутых шкурами, скрипела на ветру. На пороге лежала мёртвая ворона с выклеванными глазами.
– Входи, дитя пепла, – голос изнутри звучал как скрежет камней.
Элиас переступил порог. Воздух пах сушёными змеями и плесенью. В углу, на троне из переплетённых корней, сидел старик. Его кожа напоминала кору дуба, а вместо левого глаза горел зелёный кристалл.
– Хадрам, – отшельник назвал своё имя, указывая на стул из оленьих рогов. – Ты опоздал на три века, Страж.
– Ты знал. Знаешь, как убить её. – Элиас не сел, сжимая нож.
Хадрам засмеялся, и из его рта выпал жук-дровосек.
– Убить? Малания – не мясо на вертеле. Она – тень между мирами, болезнь в ране реальности. – Он поднял руку, и стены хижины растворились, показав звёздное небо. Но звёзды были неправильные – зигзагами, спиралями, глазами. – Видишь? Она уже гложет границы.
Элиас отвернулся. Глаза болели от вида извращённых созвездий.
– Тогда как остановить?!
Отшельник щёлкнул пальцами. Между ними возникло пламя, в котором метались силуэты: Гаррик, сжимающий раскалённый молот; Мариэль, читающая заклятье; Лина, рассыпающаяся в пепел…
– Они пытались защитить тебя, – прошипел Хадрам. – Потому что ключ выбирает не сильнейшего. Он выбирает того, чья боль может питать границы.
Пламя погасло. В хижине запахло мёдом и кровью.
– Дай мне оружие. Заклятье. Всё, что работает! – Элиас ударил кулаком по столу, где зашипели чернила в чаше.
Хадрам встал, его платье из мха зашуршало:
– Ты хочешь мести? Она даст тебе силу. – Он ткнул кристаллом-глазом в грудь Элиаса. – Но каждое убийство будет менять тебя. Сегодня ты отрубишь тени голову, завтра сам станешь смотреть на мир её глазами.
Элиас отшатнулся. Кристалл жёг даже сквозь ткань.
– Мне всё равно.
– О, – отшельник ухмыльнулся, обнажив дёсны чёрного цвета. – Тогда возьми.
Он швырнул на стол кинжал. Клинок был из обсидиана, рукоять обмотана собственными волосами Хадрама.
– Коготь Ши'рагаля. Разрежет даже память. Но помни: каждый удар будет стоить капли твоей души. – Он наклонился так близко, что Элиас увидел, как в зрачках старика копошатся черви. – Ты готов платить?
Элиас схватил кинжал. Лезвие впилось в ладонь, пьянея от крови.
– Где она?
Хадрам вздохнул. Он провёл рукой по воздуху, и пространство разорвалось, как гнилая ткань. В прорези виднелся замок из костей, парящий над бездной.
– Цитадель Разлома. Но чтобы войти… – он посмотрел на ключ в руке Элиаса, – …тебе придётся открыть Врата Скверны.
Элиас шагнул к порталу, но Хадрам схватил его за запястье:
– Последний совет, дитя: когда увидишь её, не смотри в глаза. Даже мёртвые боятся её взгляда.
Пространство сомкнулось, оставив Элиаса одного на краю обрыва. Ветер пел погребальную песню, а ключ в его руке кричал на языке забытых богов.
– Я иду, Малания, – прошептал он, вонзая кинжал в ладонь. Кровь брызнула на ключ, и врата открылись. – И мы посчитаем наши раны.
Хижина Хадрама дышала смертью. На полках, сплетённых из спинных хребтов лесных оленей, стояли склянки с глазами, следившими за каждым движением Элиаса. Отшельник протянул ему амулет – зуб существа, которого не было в природе. Он был холодным, как лёд, и пульсировал, словно живой.
– Сердце Ши'рагаля, – прошипел Хадрам, обматывая цепью шею Элиаса. – Оно будет жалить, когда приблизится ложь. Но не доверяй ушам. Не доверяй глазам. Только боль не врёт.
Элиас коснулся амулета. Зуб впился в ладонь, оставив каплю крови.
– Как это поможет убить её?
Старик засмеялся, и из его рта выпал чёрный жук, тут же сожранный тенью под столом:
– Убить? Ты всё ещё не понимаешь. Малания – как ржавчина на клинке реальности. Ты можешь лишь… замедлить. – Он ткнул кристаллом-глазом в карту, начертанную на человеческой коже. – Зачарованный лес. Там, где корни пьют страх. Иди на север, пока луна не станет кровавым глазом в небе.
– А если лес меня не пропустит?
– Он захочет тебя съесть, – Хадрам облизал губы, покрытые язвами. – Но помни: когда запоют мёртвые голоса, режь плоть амулетом. Боль приведёт к истине.
Элиас вышел, и дверь захлопнулась сама, словто хижина выплюнула его. Воздух снаружи был густым, как кисель из кошмаров. Деревья склонились над тропой, их ветви сплетались в решётку, преграждая путь.
Лес встретил его шепотом. Не тем безобидным шёпотом листвы, а вкрадчивым, словто тысячи губ лизали его уши:
– Элиас…
– Страж-малыш…
– Он даже плакать не умеет…
Он шёл, сжимая амулет. Зуб впивался в грудь, оставляя синяки, но боль заставляла сосредоточиться. Тени под ногами шевелились, принимая формы Лины – то падающей в пепел, то зовущей на помощь.
– Не… Не слушаю, – прошипел он, рубя воздух кинжалом. Тени рассыпались с визгом.
Но голос, который раздался впереди, заставил его замереть:
– Сынок… Помоги…
Из тумана вышла Мариэль. Её платье было целым, волосы – уложенными в привычную косу. Только глаза… Глаза были пустыми, как у куклы.
– Мама? – голос Элиаса дрогнул, хотя разум кричал: «Ложь!»
– Она мучает меня, – «Мариэль» протянула руку, и Элиас увидел на запястье шрам – точь-в-точь как от ожога котлом в детстве. – Возьми меня отсюда…
Амулет взорвался ледяной болью. Элиас вскрикнул, схватившись за грудь.
– Ты… не она, – выдохнул он, шагнув назад.
Тварь зарычала. Кожа «Мариэль» лопнула, обнажив червей под ней.
– Ты бросил их! – завыло существо, бросаясь в атаку. – Ты жив, потому что сбежал!
Элиас взмахнул кинжалом. Лезвие разрезало иллюзию, и та рассыпалась в прах с визгом. Но слова жгли сильнее клинка.
Лунный свет стал багровым. Воздух гудел, как раскалённые струны. Элиас шёл, истекая кровью из порезов – лес царапал его шипами, цеплялся корнями. Внезапно земля ушла из-под ног, и он рухнул в яму, полную костей.
– Прекрасная ловушка, правда? – раздался детский голос сверху.
На краю ямы сидела девочка. Не Лина – существо с кожей цвета берёзовой коры и глазами, как угольки.
– Лес любит играть, – она бросила вниз череп, который превратился в змею. – Хочешь выбраться? Отдай ключ.
Элиас прижал ключ к груди. Руны жгли, но он стиснул зубы:
– Убирайся.
– Упрямый! – девочка надула губы. – Тогда спою тебе песенку. Мама пела её Лине, когда та болела…
Она затянула мелодию, от которой у Элиаса побежали мурашки. Это был мамин напев. Тот самый, что Мариэль напевала, собирая травы.
– Прекрати! – он бросил нож, но существо исчезло, смеясь.
Песня продолжала звучать, обволакивая разум. Элиас схватил амулет и вонзил зуб себе в ладонь. Боль, острая и чистая, пронзила туман.
– Доверяй… только боли, – прошептал он, вылезая по костям.
К рассвету (если это был рассвет – небо здесь светилось зелёным) Элиас вышел на поляну. В центре её росло дерево, чьи ветви были усеяны куколками из кожи.
– Маленький Страж, – заговорило дерево, открывая пасть в стволе. – Ты идёшь на смерть.
– Где она? – Элиас поднял кинжал, хотя руки дрожали от усталости.
Дерево засмеялось, и из куколок посыпался пепел:
– В Цитадели Разлома она ткет новый мир. Из твоих страхов. Из твоих воспоминаний.
– Врата… – Элиас потянулся к ключу.
– Они откроются ценой, – дерево склонилось, и в его ветвях мелькнуло лицо Гаррика. – Крови. Твоей крови, Страж.
Элиас без колебаний провёл лезвием по предплечью. Кровь брызнула на ключ, и пространство разорвалось, открыв портал в пульсирующую бездну.
– Идёт, – прошептал он, шагая в жерло тьмы.
А лес выл у него за спиной, прощаясь навсегда.
Лес сомкнулся за Элиасом, будто гигантская ловушка. Воздух стал густым, словно сироп из кошмаров, а стволы деревьев искривились, образуя арки, напоминающие рёбра чудовища. Каждый шаг оставлял кровавые следы – шипы под ногами протыкали кожу, словно лес пытался пить его боль. Над головой, вместо листьев, шевелились чёрные перья, и Элиас клялся, что слышит в их шелесте слова: «Страж… Маленький Страж…»
– Хватит! – он рубанул ножом по ближайшему стволу. Из раны хлынула смола, пахнущая гнилью, и лес застонал.
Тень появилась внезапно. Не как Малания – медленно и торжественно, – а словно её выплюнула сама тьма. Фигура в плаще из спутанных волос и теней, с лицом, которое мерцало, как испорченное зеркало. Глаза – два уголька в пепле – светились ядовито-зелёным.
– Ты пахнешь страхом, – голос тени напоминал скрип ножа по стеклу. – Как и твой отец перед смертью.
Элиас ощутил, как амулет на груди впился в кожу, предупреждая об опасности. Он выхватил кинжал, лезвие которого вспыхнуло синим пламенем.
– Кто ты? Призрак Малании? Её слуга?
Тень рассмеялась, и в смехе прозвучали голоса: плач Лины, хрип Гаррика, последний стон Мариэль.
– Я – отражение твоих сомнений. Плата за каждый шаг к мести. – Фигура сделала шаг вперёд, и земля под ней почернела. – Ты думаешь, убив её, вернёшь их? Глупый щенок. Ты лишь станешь частью её паутины.
Элиас стиснул зубы. В груди клокотала ярость, но рука с кинжалом дрожала.
– Заткнись. Ты ничего не знаешь.
– Знаю, что ты видел, – тень взмахнула рукой, и между деревьями возникли видения: Лина, превращающаяся в пепел; отец, раздавленный обломками; мать, пронзённая теневым кнутом. – Ты мог спасти их. Но сбежал. Как трус.
– Нет! – Элиас бросился вперёд, кинжал aimed в грудь тени. Лезвие прошло сквозь неё, словно сквозь дым, а из раны хлынули чёрные стрекозы. Они впились в его кожу жалами, и он отшатнулся с криком.
Тень зашипела, её форма стала чётче: теперь это был двойник Элиаса, но с глазами Малании – ледяным и пламенным.
– Посмотри на себя! – двойник засмеялся. – Ты уже меняешься. Каждая мысль о мести – это её победа.
Элиас прижал амулет к ранам от стрекоз. Зуб Ши'рагаля впился глубже, и боль пронзила мозг, рассеивая иллюзии.
– Ты… всего лишь её пес, – выдохнул он. – И я пройду через тебя.
Он рванулся в атаку, на этот раз целясь не в тело, а в мерцающий кристалл на шее тени – подобие глаза Хадрама. Лес взревел, ветви схватили его за руки, но Элиас вырвался, вспоров кору ножом.
– Ты не готов! – тень взметнулась вверх, превратившись в ворону с человечьим лицом. – Она сделает из тебя монстра!
– Уже сделала, – прошипел Элиас и метнул кинжал.
Клинок, кружась, вонзился в воронье сердце. Существо взорвалось тучей пепла, и Элиас упал на колени, ловя оружие на лету. Воздух дрожал, а на месте тени осталась лишь лужа смолы, в которой плавало… серебряное кольцо Мариэль.
Он поднял его дрожащими пальцами. На внутренней стороне была выгравирована надпись: «Свет во тьме».
– Мама… – прошептал он, надевая кольцо на палец.
Лес внезапно затих. Перья на деревьях превратились в листья, а тропа перед ним осветилась лунным лучом. Вдалеке, за гребнем гор, зловеще пульсировала багровая точка – Цитадель Разлома.
Амулет на груди перестал жечь. Теперь он лишь ныл, как рана.
– Идём, – сказал Элиас пустоте, которая когда-то была его семьёй, и шагнул вперёд, оставляя за спиной шепот леса: «Страж… Больше не малыш…»
Кровь Элиаса струилась по пальцам, смешиваясь с росой на траве. Лес, затаившийся после битвы, дышал ему в спину – тяжёлые выдохи ветра несли запах горелой плоти и медного страха. Тень исчезла, но её шепот висел в воздухе, как паутина: «Ты уже её часть… Ты уже её часть…»
– Заткнись, – прошипел он, прижимая к груди кольцо матери. Серебро жгло, напоминая о последнем объятии Мариэль.
Шаги раздались внезапно. Не шелест листьев, а чёткие, мерные удары, разрезающие тишину. Элиас едва успел поднять кинжал, как из тумана возникла фигура.
Мужчина шёл, словно нес на плечах всю тяжесть мира. Его плащ, сшитый из шкур неведомых зверей, был покрыт выцветшими рунами. На поясе болтались склянки с мутной жидкостью, а за спиной виднелся меч с клинком, напоминающим осколок ночи. Лицо его пересекали шрамы, будто кто-то пытался вырезать историю жизни острым пером.
– Новичок, – произнёс он, и голос его звучал как скрежет камней в горной реке. – Ты дрался с Тенью Саморазрушения. Для первого раза… недурно.
Элиас попытался встать, но колени подкосились. Земля встретила его холодным поцелуем.
– Кто… вы? – выдохнул он, чувствуя, как кровь сочится из ран на плече.
Мужчина присел на корточки, и Элиас увидел его глаза – зрачки были вертикальными, как у хищной кошки, и светились тусклым золотом.
– Имена – роскошь для мёртвых, – он достал из складок плаща флягу, вылил содержимое на ладонь. Жидкость вспыхнула синим пламенем. – Но ты можешь звать меня Кайран. Охотник на ту, что зовётся Маланией.
Пламя перекинулось на раны Элиаса. Он вскрикнул, ожидая боли, но вместо этого плоть начала срастаться, оставляя розовые шрамы.
– Зачем… помогли?
Кайран усмехнулся, показывая клыки, подпиленные до острия:
– Мёртвые щенки не годятся для травли. Малания любит, когда добыча отчаивается. А ты… – он ткнул пальцем в грудь Элиаса, прямо в амулет, – …ты пахнешь надеждой. Раздражающе.
Элиас поднялся, опираясь на берёзу. Дерево дёрнулось, пытаясь отстраниться, но он вонзил в кору кинжал. Ствол застонал, истекая чёрным соком.
– Она убила их. Я уничтожу её. С вашей помощью или без.
Кайран засмеялся. Звук был похож на лязг кандалов.
– Уничтожить. Ты говоришь, как дитя, машущее палкой против урагана. – Он сорвал с шеи цепь с клыком, похожим на амулет Элиаса. – Малания – раковая опухоль мироздания. Ты хочешь сражаться с ней? Научись сначала видеть.
Он щёлкнул пальцами, и мир изменился. Воздух заполнили нити – алые, чёрные, ядовито-зелёные. Они опутывали деревья, уходили в землю, бились в конвульсиях.
– Паутина Предела, – прошептал Кайран. – Каждая нить – граница между миром людей и тьмой. Твоя ведьма… – он дёрнул за багровую нить, и где-то вдали взвыл ветер, – …грызёт их, как крыса.
Элиас потянулся к нитям, но Кайран грубо отшлёпнул его руку:
– Тронешь не ту – останешься без пальцев. Или головы.
– Как вы это видите?
– Цена, – охотник провёл рукой по шраму на шее. – Глаза мне вырвала первая жертва. Взамен я получил зрение. Не завидую.
Он махнул рукой, и иллюзия исчезла. Лес снова стал просто лесом – если не считать, что камни под ногами тихо перешёптывались на языке вулканов.
– Почему вы охотитесь на неё? – спросил Элиас, подбирая мешок с немногими уцелевшими вещами.
Кайран замер. На мгновение его глаза стали человеческими – карими, усталыми.
О проекте
О подписке