Начало лета 849 года от основания Рима. Эск. Нижняя Мезия
В этот раз лагерь встретил их недружелюбно даже по меркам Куки. Воплями встретил, истошными криками привязанного к столбу человека. Голый, он обвисал на веревках мешком. Центурия легионеров, выстроенная в два ряда по обе стороны столба, производила экзекуцию. Выйдя из строя, легионер наносил удар прутом по спине и, передав орудие пытки следующему, становился в шеренгу напротив. Судя по длине двух построений, парень на столбе получил уже ударов пятьдесят. Одни соратники щадили несчастного, замахиваясь только для вида, другие били так, что летели клочья кожи.
При каждом ударе парень выкрикивал:
– Это не я!
С десяток ветеранов, из тех, кто был освобожден от ежедневных трудов легиона, наблюдали за экзекуцией, оценивая удары и шансы парня получить все сполна или потерять сознание прежде.
Происходящим руководил центурион. Не Валенс – другой. Вид этого другого очень не понравился новобранцам, несмотря на то, что выглядел центурион потрясающе – в начищенной лорике[35], с серебряными фалерами[36] на груди, с алым поперечным гребнем на сверкающем шлеме. Был этот центурион мужчина зрелый, но еще совсем не старый, гораздо моложе Валенса, с виду самоуверенный и спесивый. Его темные, похожие на окатанную гальку глаза без блеска смотрели холодно, и с этим человеком не хотелось встречаться взглядом. С ним вообще не хотелось встречаться.
Оставалось еще ударов десять, когда несчастный наконец перестал кричать и обвис на столбе.
– Хватит! – рявкнул центурион. Помедлив, махнул рукой – отвяжите.
Двое солдат спешно освободили от пут потерявшего сознание парня и унесли.
– За что его так? – пробормотал вновь начавший дрожать Квинт.
Иммун[37], наблюдавший за экзекуцией, окинул насмешливым взглядом новичков.
– Что, впечатлило? – подмигнул трясущемуся Квинту. – Готовьтесь, парни, вам это еще предстоит.
– Так за что? – теперь задал вопрос Приск. Спросил требовательно, надменно.
– За ерунду какую-то, – отозвался ветеран. – Нонний – дикий зверь, сам не свой, если кого-нибудь поутру не выпорет. Вас не к нему в центурию определи?
– К Валенсу.
– Ну да, в пятьдесят девятую. Валенс тренирует новобранцев. Наберет полную центурию – будете у него под началом и дальше. Да не трясись ты! – ветеран несильно ткнул Квинта в плечо кулаком. – Еще успеет Нонний отведать вашей кровушки, непременно прицепится. Ждите. – Кривая усмешка перекосила лицо иммуна.
Видимо, сам он тоже побывал у этого столба и отведал палки Нонния.
– Не больно ли он молод для центуриона? Или такой хороший воин? – одолело Куку сомнение.
– Хороший воин?! – ветеран расхохотался. – Сын примипила, сначала в провинции при декурионе[38] какого-то городка подвизался, потом папаша устроил его на должность. Патрон-благодетель ему вооружение справил. Знаешь, сколько стоит оружие центуриона? Сорок тысяч! Старый солдат копит на такую роскошь несколько лет. А этот р-раз – и с неба упала милость. Так что Нонний зверствует по двум причинам – хочется власть показать, мол, недаром он палку из виноградной лозы получил… – иммун замолчал.
– Это первая. А вторая?
– Натура такая. Нравится ему чужую плоть рвать на куски.
Новобранцы принялись потихоньку пробираться к своему бараку.
– Назад никак нельзя? – шепотом спросил Квинт.
– Н-не знаю, – ответил Кука. – Главное, на какие доходы ехать в Италию, а? У меня ни асса не осталось. Только тессера к нашему кабатчику. Можно напиться.
Они сбились в кучу и стояли, понурив головы. Тоскливое ощущение безысходности разом навалилось на всех.
– Двадцать пять лет однако… – пробормотал Квинт. – Даже из рудников приговоренных после десяти лет освобождают и переводят на легкие работы…
– Да ладно вам! – приободрился Кука, плечи расправил, оскалился, что должно было изображать улыбку. – Наверняка будет война. Раз война – значит, добыча! И потом… – он понизил голос. – Хвала богам, мы попали к Валенсу, а не к этому живодеру.
– Сегодня Валенс, завтра другой, вроде этого Нонния, – Квинт едва не плакал.
– Эй, ребята!
Они оглянулись. Ветеран, оказывается, шел за ними.
– Главное – первые четыре месяца пережить. Потом обнюхаетесь, все наладится.
– Так за что все-таки этого парня били? – вновь стал приставать с вопросами Квинт.
– Говорят, кто-то подрезал сухожилия кобыле Нонния и его мулу. Так что центуриону придется раскошелиться на новую животину. Вот центурион и подумал на этого парня…
– Так это он…
– Он только подумал, – перебил иммун, – точно никто не знает. А кто знает – молчит.
– Ну, где вас носит? – возник перед новобранцами коротышка с короткой толстой шеей и густой черной шевелюрой, больше похожей на шерсть.
Для солидности он почему-то выбрал себе и тунику, и лагерную кожаную лорику куда больше по размеру, чем нужно, не замечая, что выглядит в таком наряде по-шутовски нелепо. Это был опцион, то бишь помощник центуриона.
– Валенс вас уже целый час ждет.
– Где ждет?
– Да вон, возле нашего барака. Вам что, никто не сказал, где барак пятьдесят девятой центурии?
– Нет! – легионеры замотали головами.
– Быстро! Быстро! Валенс так и кипит! Не хуже чем его самоварный сосуд! – Опцион затрусил, показывая дорогу.
Валенс, в самом деле, расхаживал взад и вперед у барака, постукивая себя палкой из виноградной лозы по поножам.
– Ну, ребята, держись! – шепнул Кука.
Новобранцы построились, вытянулись в струнку (им так показалось, во всяком случае).
Опцион принялся докладывать:
– Новобранцы прошли через ворота еще в первую стражу, но заплутали в лагере. Им никто не сообщил расположение барака.
Опцион замолк – физиономия него была страшно довольная, видимо, радовался, что к несчастьям молодых недоумков он не имеет никакого отношения.
– Спросить не могли? – хмуро оглядел своих «цыплят» Валенс. – Простой вопрос – где квартируется центурия Валенса. Любой легионер ответит.
Новобранцы растерянно переглянулись.
– Мы не подумали – ответил за всех Кука.
Видимо, должность банщика в Байях навсегда лишила его такого понятия как страх.
– Да? Не подумали? Мозги в самом деле цыплячьи?
Соглашаться не хотелось, поэтому все промолчали.
– Отвечать! Цыплячьи? Да?
– Мы хотели спросить, – вдруг высунулся Приск. – Но тут увидели, как секут парня у столба.
Валенс прищурился.
– Впечатлило?
Опять молчание. В тишине стало слышно, как стучат у Квинта зубы.
Валенс повернулся к опциону.
– Нонний… – сказал тот одними губами.
Валенс несколько раз кивнул, нахмурился еще больше, прошелся взад и вперед, вновь при каждом шаге постукивая по поножам палкой.
Неожиданно он сделал два шага вбок, очутился за спинами новобранцев и прошелся по спине каждого, нанося по два удара – справа и слева. Приску, когда его огрели, показалось, что ожгли раскаленным прутом по ребрам. Почти все закричали – кто истошно, кто сдавленно. Кажется, один Молчун снес наказание молча.
– Хорошо прочищает мозги, особенно цыплячьи! – Валенс вновь очутился перед строем. – Выпрямиться! Не сметь чесаться, будто свиньи у забора! – рявкнул так, что восьмерка застыла.
– Итак, вы не легионеры, – объявил им центурион. – Вы только еще тироны, то бишь новобранцы. Четыре месяца тренировок, и я сделаю из вас настоящих солдат. А пока и жалованье у вас куда меньше, и присягу вы дадите только спустя положенные четыре месяца. Знак легионный вам на плечо тоже поставят после присяги. Первую выплату жалованья получите в январе будущего года.
Новобранцы не смогли сдержать протяжный вой разочарования. Обычно легионерам выплачивали жалованье трижды за год. А тут – ждать придется больше полугода.
– Тихо! – рявкнул Валенс. – Если кто думает, что можно сбежать, то он глубоко ошибается – через эти ворота (центурион ткнул своей палкой в сторону лагерных ворот) вас либо вынесут вперед ногами, либо вы уйдете на костылях, либо… – он сделал паузу. – Через двадцать пять лет с мешком сестерциев и кучей шрамов на теле. Не бойтесь, голодать вы эти четыре месяца не будете. Припасы вам выдадут в счет жалованья. Опять же одежду и оружие купите в долг. Если что захотите приобрести – посуду какую, или инструмент, скажете мне, в канцелярии все запишут, чтобы потом вычесть из жалованья. А вот на всякие глупости денег не будет – не ждите. Ночью из казармы ни ногой.
Он помолчал и добавил – мягче и тише:
– Первые десять дней будет очень тяжело. Готовьтесь. А сейчас разойтись.
Оставив нехитрые пожитки в бараке, новобранцы первым делом двинулись получать довольствие. Каждому выдали мешок зерна (из расчета три фунта[39] на день на одного человека), мешок бобов (в половину меньше, чем с пшеницей), соль, бутыль с оливковым маслом, голову сыра, мешочек с чесноком плюс на всех свиной окорок. Да еще каждому по глиняной бутыли винного уксуса: ни один легионер не отправлялся в поход, не прихватив с собой фляжки с этим составом, способным любую воду сделать более свежей на вкус и менее опасной для желудка. Пока новобранцы прикидывали, что делать с этим богатством, от котлов под навесом, где томилась над мерцающими углями бобовая каша с салом, к ним направился шустрый черноглазый паренек в тунике из некрашеной шерсти.
– Готовить сами будете или из общего котла хотите? – поинтересовался паренек, судя по бронзовому ошейнику, легионный раб.
Кука и Приск переглянулись. Согласно древнему обычаю легионеры должны были готовить себе сами – из зерна, что им выдавали, молоть муку и крупу, варить кашу или печь хлеб, а потом высушивать его, чтобы иметь в походе запас сухарей. Но каждому, даже неопытному мальчугану, было понятно, что такая готовка отнимет уйму времени. И еще не понятно, где в постоянном лагере разводить столько костров для готовки.
– Что нужно-то? – спросил Кука, чуя подвох.
– Сдаете мне все припасы, получаете хлеб и кашу из общего котла с сальцем каждый день. Ну и за работу мне – четыре асса с каждого в месяц. Если кто баранинки или свининки желает – придется приплачивать. Готовлю я вкусно – клянусь Геркулесом, он ведь известный был обжора. Зовут меня Гермий. Если мясо отдельно пожарить, или там рыбку – это пожалуйте. Тут кстати в реке полно рыбы, а в лесах дичи. Если центуриону приплатить, он дней через десять вас отпустит поохотиться за оленем или на рыбалку. Или вам нравится самим вращать жернов?
Как бы в подтверждение его слов жалобно скрипнул рычаг мельничного жернова, который вращали двое рабов и старый полуслепой мул. Из пекарни дежурный легионер, обнаженный по пояс, вынес лоток с круглыми караваями. Хлеб был пшеничный, с румяной корочкой, духовитый.
Новобранцы едва не захлебнулись слюной.
– А если поход? – спросил практичный Кука. – Что тогда?
О проекте
О подписке