16
О, чудные зелёные глаза…
Теперь я грежу вами постоянно.
А память, в узелочек завязав,
Я на задворках мыслей прячу рьяно.
Она мешает напрочь позабыть
Всё то, чем жил до этого на свете.
Её неугомонность, сила, прыть
Мне не даёт грудь страстью трафаретить.
Противлюсь я тому, что где-то ждёт
Меня любви безоблачное царство.
Уже с другой хочу идти вперёд
И покорять другое государство.
 
 
Любви и страсти начались бурленья.
Готов тонуть, тонуть без сожаленья.
 
 
17
Готов тонуть, тонуть без сожаленья!
В прекрасной бездне воздуха весны.
Как безгранично сладок миг владенья.
Как безгранична прелесть желтизны.
О, осень! Словно краткая минута
На грусть, воспоминания, печаль.
Но это будет позже, а покуда
Мне прошлого не нужно и не жаль.
Гоним вперёд весной, душевной бурей
Готов всё принимать таким, как есть.
К небесной сердцем близок я лазури,
А прошлое – исписанная десть*.
 
 
Иду вперёд я, памяти грозя,
Не взвешивая странных «против-за».
 
 
18
Не взвешивая странных «против-за»,
Мы часто ошибаемся в решеньях.
Затем тоской по осени скользя,
В желтеющих теряемся забвеньях.
Мы плачем в увядающей листве,
И тешим душу зреющим багрянцем,
И о сердечном думаем вдовстве,
Грудь, обжигая внутренним румянцем.
Но осень не способна нам помочь.
Ей разве муки совести известны?
Она – тысячелетий вечных дочь,
А мы – всего лишь дети вечной бездны.
 
 
И мы идём вперёд без сожаленья,
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья.
 
 
19
Отбросив, напрочь, в сторону сомненья
Ныряю, как и многие, я в сон.
О, какова же сила притяженья
Того, что называем мы огнём.
Но что он: теорема, аксиома?
Он для одних – могучий Буцефал*.
А для других – погибель и Мамона*,
Для третьих – бесподобный чудный лал*.
Огонь любви пленяет нас безмолвно.
Борьба с ним до безумия трудна.
Он многолик и вечен, безусловно.
Обожжена душа им не одна.
 
 
Горит прилука* сладостно в руках,
Лукавая улыбка на губах.
 
 
20
Лукавая улыбка на губах.
О, как она заманчиво-прекрасна.
Я вижу – вестовщик на облаках,
Смеётся громко, цитерский*, заразно.
Он весел и ему всё нипочём.
Добился он того, что было нужно.
Начав с мелодий птиц весенним днём,
Закончил тем, что сердцу стало душно.
А часть меня ворчит: «Всё это – пуф*,
Глупец какой! Ты ослеплён мечтами».
Но только вздохи принимает слух
И вечереет май под облаками.
 
 
И тишина, родившаяся разом,
Хмелит и затуманивает разум.
 
 
21
Хмелит и затуманивает разум
Не только крепость терпкого вина,
Туманят часто голову алмазы,
Богатство и простая новизна.
Но каждый выбирает самолично,
Что будет его медленно пьянить,
На что взирать не будет безразлично,
К кому души своей протянет бить*.
Пороки в нас, увы, неистребимы.
Всё потому, что волей мы слабы:
То алчны, то ленивы, то слезливы,
То попросту боимся той борьбы.
 
 
Спешат куда-то мысли впопыхах.
Мне кажется, что я живу во снах.
 
 
22
Мне кажется, что я живу во снах,
Искрящихся вкруг брызгами сирени.
Я – Антиной*, но я лежу в ногах,
Как верный пёс, глядящий на колени.
Случилось что?! Не в силах я понять.
Готов и к наказаниям, и к ласке.
И за твоих волос одну лишь прядь
Готов топить всё в дикой свистопляске.
С тобой я – Бог и в тоже время раб.
И это, право, просто наважденье.
И не пойму я – рад иль же не рад?
Везенье в том моё иль невезенье?
 
 
Блестят на небе звёзды, как алмазы.
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
 
 
23
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
Как непривычно чувство это мне.
Я лунные дарю тебе топазы —
Ты снова возвращаешь их луне.
И так, идя долинами созвездий,
Мы познаём бездонный мир любви.
Но чувствую я поступь тьмы возмездий.
«Аксиос*…» – шепчут лунные сады.
Всего пока ещё не понимая,
Гоню свою тревогу грубо прочь.
Скажи мне «я люблю», скажи, родная…
«Ты нужен мне,» – ответом дышит ночь.
 
 
Всё также верю я в любовный вздох,
Но, чувствуя в лукавости* подвох.
 
 
24
Но, чувствуя в лукавости подвох,
Мы продолжаем думать о хорошем.
Не нужно много, хватит даже крох,
И снова мы готовы к тяжким ношам.
Натура наша просто такова:
Надеяться и ждать, любить и верить.
Скупые даже дороги слова,
Мы так боимся встретиться с потерей.
И оттого готовы мы на всё,
И оттого готовы верить слепо,
Что счастья миг не будет унесён
Ветрами неожиданно, нелепо.
 
 
Но грусть моя рождается неспешно.
Противиться пытаюсь, безуспешно.
 
 
25
Противиться пытаюсь, безуспешно,
И страсти, и тревогам, и любви.
Я чую, что, пожалуй, сильно грешен,
Всё прошлое оставив позади.
Но вновь спешу к фигуре в белом платье.
Несу опять топазов лунных блеск.
И попадаю снова под заклятье,
Любви и страсти ощущая всплеск.
И звездный фейерверк, и хвост кометы
Сплелись в один расстеленный ковёр.
Переступая луны и планеты
Несу любовь. В груди моей костёр.
 
 
О, женщина! Правитель всех эпох
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох.
 
 
26
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох
И я счастливей всех и вся на свете.
Мне кажется… нет, знаю – я б иссох,
Умчись внезапно ты, как бурный ветер.
Не мил мне без тебя весь этот мир.
Я напишу о том в своих сонетах.
О, как глубок, могуч любовный вир.
Я буду навсегда в твоих адептах*.
Лишь говори мне чаще: «Я не сон».
Лишь говори: «Ты нужен мне, как воздух».
Твоей любовью к небу вознесён,
Моя Августа*! От ненастий роздых*.
 
 
А ты в ответ киваешь мне прилежно,
И грудь опять поёт любовью нежно.
 
 
27
И грудь опять поёт любовью нежно,
И звуки арф сплетаются в венки.
Как океан любовь моя безбрежна,
Она – костёр всем ливням вопреки.
Я верю в чудо россыпей бесценных,
В сердечный нескончаемый поток,
Но ум рисует Янусов* надменных,
Ему шепчу: «Уйди, какой в том прок?
Отстань, угомонись, забудь всё это.
Займись подсчётом самых ярких звёзд.
Моя любовь совсем небезответна.
Я лёгок, как лесной певучий клёст*».
 
 
Ты миром правишь, женщина, умело!
И отданы тебе душа и тело.
 
 
28
И отданы тебе душа и тело,
А драгоценней ничего и нет.
О, женщина! Мужи – твои всецело!
Любовь твоя – безжалостный стилет*.
Сердца пронзая, ими ты играешь
И даришь свет одним, другим же – тьму.
С лукавою улыбкой заключаешь
Мужские души в сладкую тюрьму.
И власть твоя над ними безгранична,
Как безграничен звёздный океан.
Теперь я сам столкнулся с этим лично.
О, фибула*, моих душевных ран.
 
 
Тебе противиться пытаюсь неумело —
Мой разум слаб и борется несмело.
 
 
29
Мой разум слаб и борется несмело.
И он падёт, как некогда Аякс*.
Я вижу – небо страстью заалело,
О, безусловно, прав великий Макс*.
Бурлят веками чувства и желанья,
Сквозь тернии времён, ведя вперёд.
И мы идём среди благоуханья
Тех роз ветров, что дарит небосвод.
О, женские глаза! Загадка мира!
Прекрасен и таинственен ваш свет.
В груди моей звучит, лаская, лира,
Весною вновь подарен нам рассвет.
 
 
Пока неясен жизненный зигзаг.
О, чудные зелёные глаза…
 
 
30
О, чудные зелёные глаза…
Готов тонуть, тонуть без сожаленья!
Не взвешивая странных «против-за»,
Отбросив напрочь, в сторону сомненья.
Лукавая улыбка на губах
Хмелит и затуманивает разум.
Мне кажется, что я живу во снах:
Я всюду: на земле, и в небе сразу.
Но, чувствуя в лукавости подвох,
Противиться пытаюсь, безуспешно.
Один твой, томно-вырвавшийся, вздох
И грудь опять поёт любовью нежно.
 
 
И отданы тебе душа и тело,
Мой разум слаб и борется несмело.
 

 
31
Мой разум слаб и борется несмело.
Сетей удача. Счастье рыбака.
До памяти уже давно нет дела.
Готово всё для страсти пирога.
Но кто из нас рыбак, а кто же рыбка?
И как узнать всё это наперёд?
Ведь поле жизни так порою зыбко.
Качнётся чуть – и всё наоборот.
Болота и леса, поля и небо.
И дорией* средь них любовь и страсть.
Куда ступать? Ни тропки и ни следа.
И как не оступиться, не упасть?
 
 
Противиться готов, и даже рад,
Но всё напрасно. Нет пути назад.
 
 
32
Но всё напрасно. Нет пути назад.
А если так, то пусть всё так и будет
Был сердцу дорог, некогда, агат.
Теперь мечтаю я об изумруде.
Мечтаю и во сне, и наяву.
И необъятен мир моих мечтаний.
Я на земле, но облаком плыву
Над океаном внутренних желаний.
Ты, как Европа*, я – могучий Зевс*.
Но кто из нас двоих кого похитил?
Всё спутали, увы, весна и лес.
И не важны ни имя и ни титул..
 
 
Ты сердце красотой своей задела.
Весне, любви и страсти нет предела.
 
 
33
Весне, любви и страсти нет предела.
И бархат кожи сладостно пьянит.
Но старое не всё ещё сгорело
И душу час от часа бередит.
Но только временами. Очень редко
Горчинка попадает в чистый мёд.
У каждого есть прошлое и метка
В глубинах памяти, которая гнетёт.
Но горечь от улыбок исчезает,
А вздох уносит мысли в никуда.
И радугами вновь душа сияет,
И плавится сердечная руда.
 
 
Воспоминаний тихо стаял град.
Душа парит, и этому я рад.
 
 
34
Душа парит, и этому я рад.
О, запахи весны! О, мать природа!
Цветов великолепный маскарад
Нас вдохновляет в эту пору года.
Но удивлённо шепчут мне ветра:
«А как же осень и зима, и лето?
Любая вдохновляет нас пора.
Была бы лишь душа теплом согрета».
Конечно, с этим спорить ни к чему.
Всё верно от конца и до начала.
Вот только мыслей этих кутерьму
Понять, пожалуй, жизни будет мало.
 
 
Рассвет встаёт атласно. Снова ясно.
Неповторимо, сказочно, прекрасно.
 
 
35
Неповторимо, сказочно, прекрасно
Художник пишет красками портрет,
Не думая: напрасно, ненапрасно.
Оценит это кто-то или нет.
Движения его неуловимы
Портрет весны уже почти просох.
Его талантом были так кружимы
Да Винчи, Рембрандт, Пабло Пикассо.
И каждый у весны был сенешалем*.
И красками писал прекрасный лик.
Портрет весны всегда неподражаем —
Природы непокорной чудный миг.
 
 
И я готов, все думы подавив,
Плыть в запахах сирени и любви.
 
 
36
Плыть в запахах сирени и любви
Хочу я с той, которая так манит.
Пусть, чувством нежно сладостным обвив,
Она меня пьянит и ум туманит.
И я готов идти за сто морей,
И если надо – силы все потрачу.
Отдав любовь – не станешь ты бедней,
Но станешь и счастливей, и богаче.
Тропа любви, как неба синь чиста.
А мир её безоблачно-бескраен.
Гори в моей груди, гори звезда!
Пусть не увижу я любви окраин.
 
 
И Клио* мне кивнула: «Я согласна,
Жизнь без любви, наверное, напрасна».
 
 
37
Жизнь без любви, наверное, напрасна,
Как осень без багряного огня.
О, чувства наши! Жизни нашей пасмы*.
И сердцу, и душе вы борона.
Мы прочность вашу до поры не ценим,
А чаще мы не ценим ничего.
Но… даже гладиатор на арене
Добиться хочет бешено всего.
И мы, бросая всё, шагаем в бездну
В надежде твёрдой изменить судьбу.
Полезно это или бесполезно,
Неведомо пока что никому.
 
 
А потому, шагнув в простор любви,
Я не согласен с этим «се ля ви».
 
 
38
Я не согласен с этим «се ля ви».
Сдаваться неизбежности неверно.
Я был рождён с бурлением в крови.
И не смирюсь по жизни с ролью керна*.
Я управлять хочу своей судьбой.
Пусть делает всё то, что ей велю я.
Любви и страсти, словно летний зной,
Мне сердце согревают жаром струи.
И манит в дали ветер-поводырь
Бездонного, как океаны неба.
Немыслима и необъятна ширь
Того, где был! А более, где не был.
 
 
Я сердцем и душой совсем не вялый.
Французы не романтики, пожалуй.
 
 
39
Французы не романтики, пожалуй.
Хотя я в детстве очень много снил
Героев. Их завидовал запалу.
Романтику Дюма нам подарил.
И потому совсем мне непонятно,
Ну, для кого придумали они
(Писать об этом даже неприятно):
О, «се ля ви»! О, это «се ля ви»!
Жизнь такова, какой её построишь.
И фраза эта – бесполезный пшик.
Бессилие, безволие ей холишь.
Мне неприятен слабости язык.
 
 
Иначе не могу сказать я! Нет!
Раз выдумали фразу-пустоцвет.
 
 
40
Раз выдумали фразу-пустоцвет,
Наверное, Дюма ошибся где-то,
Вплетая буквами в глубины лет
Любовь, войну и страсти жаркой лето.
Хотя, напротив, может я не прав?
И было всё не так и по-другому.
О, пыль веков среди высоких трав!
О, где оно, той правды твёрдой слово?
Не это будоражит грудь мою,
Не эта пыль сейчас меня тревожит.
Весною мне подарено «люблю»,
Трепещет сердце сладостною дрожью.
 
 
Не ради чьей-то прихоти, забавы
Взошёл цветок любви прекрасно-алый.
 
 
41
Взошёл цветок любви прекрасно-алый,
Горя рубином сказочных долин.
Для счастья иногда нам нужно мало —
Лишь прелести безоблачных картин.
Непостоянство счастья неизменно,
Как неизменны холода зимой,
Но будь же ты всегда благословенно,
Как этот мир под яркою звездой.
Цвети любовь для нас, не увядая,
Лучами счастья согревая нас.
Дари всегда нам только зелень мая,
И гаммой красок балуй нежно глаз.
 
 
О, как неподражаем этот цвет.
Он так похож на утренний рассвет.
 
 
42
Он так похож на утренний рассвет
О, цвет любви! О, жизни нашей чудо!
А чуду поклонялись древний грек
И даже те, с небес, из ниоткуда.
Рожденье чувств! Его нам не понять,
Как не понять ни лёд души, ни пламень.
Не повернуть времён теченье вспять,
Как не разбить слезою твёрдый камень.
И потому нам дороги мечты,
Что рождены от созерцанья мира,
Дари весна, дари всегда цветы,
Которые полезней эликсира.
 
 
Не тяготит природная краса!
И как здесь не поверить в чудеса.
 
 
43
И как здесь не поверить в чудеса,
Когда среди красы стоишь цветущей,
И замерли все стрелки на часах,
И не тревожат в небе злые тучи.