В документах о Гражданской войне поражают рассказы о зверствах большевистских карательных отрядов из латышских стрелков и последующее участие всех этих Лацисов, Петерсов в карательных акциях НКВД. Читая эти истории, я задавался вопросом, откуда столько жестокости и мизантропической ненависти в простых латышских хуторянах? Но ведь не только в большевистской России латыши отличились своими зверствами: в годы гитлеровской оккупации Белоруссии и приграничных с ней областей именно латышские полицейские подразделения и части СС вроде команды Виктора Арайса были самыми жестокими карателями на оккупированной территории, на совести которых десятки тысяч убитых мирных граждан – евреев, белорусов, русских.

И чем объяснить такое количество числа палачей среди латышей: является ли это индивидуальными особенностями дегенератов вроде Лациса, Петерса и их сослуживцев или же это некие ментальные качества, присущие определенной части латышского общества? Зверства большевистских карателей из латышских стрелков и команды Арайса по истреблению евреев в Латвии в годы Второй мировой войны дают основание думать, что это не только психические дефекты определенных личностей, а и некий ментальный вирус человеконенавистничества, живущий в недрах определенной части латышского общества.

В советские времена мне часто приходилось бывать в Латвии. И всякий раз меня поражали угрюмость и злобность латышей. На какой-нибудь безобидный вопрос они высокомерно сквозь сжатые губы, по-жлобски выдавливали «несапрэету». Мизантропы встречаются в каждом народе, но по числу мизантропов на душу населения, мне кажется, латыши превосходят все остальные народы мира. Я часто задаюсь вопросом, каким же дьявольским молоком кормят своих младенцев латышские матери, что из них вырастает такое отребье, как Петерс, Лацис, Арайс?!

Я бы на месте правительства Англии поостерегся давать вид жительства латышам. Случись там какая-то смута, то, возможно, современным латышам-мигрантам захочется с английской королевской семьей поступить так же, как их деды и прадеды из латышских стрелков во главе с Юровским в июле восемнадцатого поступили с семьей последнего русского императора.

Гипертрофированное сознание собственной идентичности у многих из латышей сводится к маниакально-болезненному выпячиванию, что они латыши, а не русские. Это примерно так же, как если бы кто-то гордился тем, что он родился во вторник, а не в понедельник. Такую жлобскую русофобию, как у латышей, я встречал только у их прибалтийских соседей – эстонцев и у украинцев Прикарпатья.

Современные латвийские политики любят говорить о возмещении ущерба за годы советской оккупации Латвии. Если говорить об ущербе, то России тоже есть что представить латышским властям, посчитать, например, потери людских и физических ресурсов из-за действий латышских стрелков и латышских коллаборантов вроде Арайса. Но в нынешних условиях историческая память стала предметом политических манипуляций. И примеров тому великое множество.

Как заметил один немецкий историк, немцы, потерпев поражение в войне, потеряли суверенное право на историческую память. И в этой исторической памяти вины немецкого народа есть место Холокосту, но многие преступления гитлеровских солдат на территории Советского Союза преданы забвению. Многие ли из молодых немцев слышали о Хатыни, о многотысячных жертвах, которые понесли белорусы, о сотнях тысяч мирных граждан Советского Союза, расстрелянных, убитых, загнанных в колхозные сараи и заживо сожженных на Брянщине, Псковщине, Новгородчине и во многих других оккупированных гитлеровцами областях России; знают ли они о миллионе погибших в результате блокады Ленинграда? Страшна смерть в газовой камере, но разве не более ужасной является смерть людей, загнанных в колхозные сараи, когда рядом стоят твои дети и родственники и ты видишь, как они задыхаются в дыму и как пламя все ближе и ближе подступает к ним!

Немцы вспоминают варварскую бомбардировку Дрездена англо-американской авиацией, но в их исторической памяти нет места страшной бомбардировке Сталинграда в августе сорок второго, в результате которой погибло около восьмидесяти тысяч мирных граждан. Наверное, они постарались бы предать забвению и память о Холокосте, если бы еврейские организации через различные СМИ постоянно не напоминали о страшных жертвах Холокоста. Постарались бы предать забвению точно так же, как это происходит в случае с преступлениями немецких солдат на советской земле.

Но не только немцы страдают амнезией исторической памяти.

Мемориальная память японцев из истории двадцатого века хранит атомные бомбардировки японских городов – Хиросимы и Нагасаки, страшные ковровые, дьявольски изощренные бомбардировки японских городов английской и американской авиацией, руководимые Артуром Харрисом и Кертисом Лемэем, но там нет места для преступлениий их предков – дедов и прадедов, миллионов убитых китайцев и других народов Юго-Восточной Азии, страшной нанкийской резни японских военных, устроенной по приказу азиатского Гиммлера – Ясухико Асака. Это дает основание думать, что при удобном случае японцы и немцы могут повторить ужасные злодеяния своих дедов и прадедов.

Демократическая Европа давно уже стерла из своей памяти позорные страницы своей истории периода нацистской Германии. Вспоминают ли болгары, румыны, словаки, хорваты, норвежцы, финны о своем прошлом времен союзничества с гитлеровской Германией?! Нет, эти позорные страницы их истории преданы забвению.

Мы живем в эпоху всеобщего вранья. Историческая память превратилась в оружие манипуляции в руках лживых политиков. Как легко и быстро можно переформатировать общественное сознание, видно на примере современной Украины: события четырнадцатого года показали, как просто с помощью современных средств информации уничтожить историческую память и превратить людей в бездушное рабское существо, лишенное памяти о прошлом, полностью подчиненное тем, кто превратил их в бескультурных дегенератов. Двадцатипятилетняя манкуртизация украинского общества превратила Украину в Манкуртию – общество манкуртов, безвольных рабов, лишенных исторической памяти. Аналогичные процессы мы видим в Прибалтике, во многих странах бывшего Советского Союза.

В молодости я верил в закон справедливого возмездия, но, прожив долгую жизнь, много раз имел возможность убедиться в обратном: нечестивые люди живут и благоденствуют, в то время как праведников часто постигает то, что должно было случиться в жизни законченных мерзавцев и подлецов. Не раз я был свидетелем, как какая-то нелепая авиа- или автокатастрофа, страшный пожар лишали жизни благочестивого человека и его близких. Нередко именно эти добродушные граждане становились жертвами каких-то злодеев или маньяков.

Вторая мировая война унесла жизни десятков миллионов мирных граждан. Единственной виной этих миллионов мирных граждан было то, что они были евреями, караимами, цыганами, белорусами и русскими. Именно по этой причине – по признаку их принадлежности к определенному народу – гитлеровцы и их пособники – коллаборанты из числа латышских и украинских националистов отправляли этих безвинных людей в газовые камеры, сгоняли в колхозные сараи и заживо сжигали вместе с детьми.

И многие из этих гитлеровских палачей не понесли никакого наказания, благополучно, как, например, гражданин Канады украинский националист Катрюк, дожили до глубокой старости в комфорте и уюте, в окружении детей, внуков и внучек.

И среди нынешних немецких обывателей старшего поколения немало этих бывших гитлеровских палачей. После войны они превратились в мирных бюргеров. Они мирно и спокойно доживают свой век, спокойно ложатся спать без всяких душевных терзаний и мучений. Их не мучает совесть: протестантское вероучение их отцов говорит, что милосердный Бог, если человек покается, может простить любое злодеяние, кроме хулы на Святого Духа, но убийство мирных граждан к таковому греху не относится. По воскресеньям эти законопослушные бюргеры посещают свои лютеранские кирхи и католические храмы, будучи уверены, что и по ту сторону земной жизни им будет так же тихо и спокойно. Ласкают своих внуков и внучек и совершенно не помнят о тех, кого они когда-то загоняли в колхозные сараи и заживо сжигали.

Можно перечислить десятки, сотни людей, совершивших страшные злодеяния, которые легко и спокойно отошли в мир иной, оставив детям и детям своих детей многомиллионные состояния, обагренные кровью жертв прежних хозяев. За примерами далеко ходить не надо. Достаточно проследить судьбы различных функционеров большевистской партии. Много ли среди них тех, кто действительно понес справедливое наказание за свои злодеяния? Если бы не сталинская чистка тридцатых годов, можно было бы и вовсе говорить о безнаказанности преступников. Если просмотреть списки тех, кто в конце восьмидесятых – в начале девяностых уезжал в США в статусе беженцев, то среди них немалое число составляют дети и внуки гулаговских палачей различных рангов. Все эти Флейшманы, Фишманы и примкнувшие к ним Ивановы, Петровы, Сидоровы, осаждающие посольство США в те годы и выдавшие себя за жертв коммунистического режима, в действительности как раз являлись орудиями этого репрессивного режима, но тем не менее они, а также их дети и внуки в начале девяностых получали статус беженцев и благодаря субсидиям американских благотворительных фондов сумели получить комфортные условия своей новой американской жизни.

США, предоставив вид на жительство детям и внукам большевистских палачей, утратили моральное право говорить о демократии. Это было бы то же самое, как если бы Израиль наделил правами граждан потомков Гиммлера и прочих гитлеровских палачей, которые бы проживали в Израиле и рассказывали бы о деяниях своих отцов и дедов. Теперь, когда США стали местом комфортного проживания для детей большевистских палачей, вместо God Bless America^[10] следует петь God punish America^[11]. Собственно, это же можно отнести и к Канаде с Австралией, где нашли пристанище различные коллаборанты гитлеровского режима.

Беда России в безнаказанности. В Англии после реставрации королевской власти откопали и вздернули на виселицу скелет Кромвеля, репрессии коснулись многих из тех, кто был причастен к свержению королевской власти, – и всё: соблазн совершать революции прекратился.

Россия могла бы последовать примеру Англии. Для этого цареубийцу даже откапывать не надо. Его труп лежит на Красной площади и давно готов к тому, чтобы над ним совершили экзекуцию, подобную той, что совершили в Англии над остатками Кромвеля. А после экзекуции с трупом цареубийцы следует поступить так же, как Юровский со своими латышскими сатрапами поступил с телами казненных членов императорской семьи: облить серной кислотой и вместе с остатками захороненных у кремлевской стены и в прочих местах большевистских руководителей, смешав все это с промышленными и прочими нечистотами, захоронить в каком-нибудь мусорном полигоне (чтобы не сделалось это местом почитания) в Свердловской области. Возможно, если бы в России поступили так, желающих проводить очередной кровавый эксперимент заметно бы поубавилось.

Кровавый большевистский эксперимент унес жизни миллионов людей, были уничтожены тысячи памятников культуры, а спустя семьдесят лет дети и внуки этих мерзавцев, совершивших в Октябре семнадцатого года переворот, некогда национализированную собственность путем различных махинаций ловко переписали на свое имя. Кто был ничем, тот стал миллиардером, шутили в девяностые годы. Когда видишь, каким путем новые российские богатеи – все эти Абрамовичи, Потанины, Дерипаски – сколотили себе состояние, понимаешь справедливость одного старого изречения: «В основе любого богатства лежит преступление».

Я много лет пытался понять логику российских властей двадцати лет новой России, логику проводимых ими реформ и понял только одно: нужно страшно сильно ненавидеть свой народ, чтобы проводить подобные реформы. Собственно, это и не реформы, а просто геноцид.

Гайдар и Чубайс создали общество потребления, как в романе Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Современная Россия представляет собой именно такое государственное образование, как бы скроенное по лекалам его романа. «Гениальность» этих записных мерзавцев либерального толка, всех этих Гайдаров, Кохов, Чубайсов, Кудриных и прочей мерзости из окружения Ельцина, заключается в том, что они без всякой генной инженерии воплотили в реальность антиутопию Хаксли о кастовом обществе. Люди в провинции месяцами не получали зарплату, еле-еле сводили концы с концами, и их дети жили впроголодь. Кроме физического голода их подвергли голоду интеллектуальному: с экранов телевизоров крутилась откровенная порнография и фильмы насилия, а стеллажи в книжных магазинах заполнило бульварное чтиво. Родители, которые должны были заниматься воспитанием детей, вынуждены были с утра до вечера бегать в поисках хоть какого-то заработка. В итоге были загублены десятки, сотни тысяч Моцартов, результатом стало вырождение целых поколений российских граждан. От природы талантливые дети превращались в биомассу, в подобие касты эпсилонов в антиутопии Хаксли, в то время как кремлевское отребье из числа ближайших соратников алкоголика Ельцина своих никчемных, бездарных отпрысков посылали в лучшие вузы Великобритании.

В такие времена лихолетья лучше всего себя чувствуют разные проходимцы вроде Антона Костина и Владимира Пульмана.

Отец Антона Костина в семидесятые годы возглавлял наш местный райком партии. Подобно многим детям чиновников, Костин-младший поступил на исторический факультет нашего университета. Его имя связано с одной скандальной историей начала восьмидесятых годов – историей двух студентов-фарцовщиков, которые торговали пластинками и всяким заграничным тряпьем, популярным среди молодежи, – джинсами, футболками. Обоих исключили из университета. Все могло закончиться для этих предприимчивых студентов весьма печально, но их спасло то, что главный фигурант этого дела, Аркадий Попов, был зятем заведующей кафедрой истории КПСС Шабалиной. Об этой истории много писали наши местные газеты. Шабалиной после этого скандала пришлось оставить должность заведующей кафедрой, а Попов и второй фигурант этого дела, Володя Гущин, получили два года «химии» – вольного поселения. Володя Гущин был личностью весьма примечательной в наших краях. Это был наш местный Коля Васин – главный битломан нашего города. Среди студентов он организовал клуб битломанов, который назывался, как один из битловских альбомов, «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Собственно, фарцовкой Володя Гущин подрабатывал для своих поездок в Ленинград и Москву, где покупал пластинки и плакаты своей любимой группы. Благодаря связям Аркадия Попова ему удалось получить разрешение на проведение в актовом зале университетского общежития тематических вечеров, посвященных различным событиям из жизни группы «Битлз»: дням рождения участников квартета, выходу тех или иных альбомов.

В этом битловском календаре Володи Гущина были светлые и черные дни: дни рождения музыкантов, а также день убийства Джона Леннона, 10 ноября – день, когда Леннон встретился с меркантильной, сумасбродной японкой. Среди тех, кто посещал эти битловские вечера, был Антон Костин. Правда, Костина творчество «Битлз», равно как и других западных рок-групп, не интересовало. Его интерес к битловским вечеринкам был несколько иной – интерес сексота. Именно он оказался тем человеком, который донес органам о фарцовочных делах Попова и Гущина, и он был главным свидетелем в этом громком и скандальном процессе. Большинство же участников предпочли отмолчаться. С этого времени за Костиным закрепилась дурная слава сексота. Впрочем, он особенно не тяготился этой дурной репутацией и не считал нужным скрывать свою связь с определенными органами. После университета он стал работать инспектором в Городском комитете комсомола. А потом случилась перестройка, и он как-то очень быстро превратился в либерала, а в девяносто первом неожиданно для многих семья Костиных получила статус беженцев и перебралась в США.

Там, в Америке, Антон Костин превратился в Строганоффа. Устроил частный музей, сумев за короткое время собрать среди потомков русских старообрядцев в Соединенных Штатах и Канаде богатую коллекцию икон и этнографических предметов. Параллельно с американскими антикварными поездками он собирал различные предметы старины в России, побывав в разных глухих местах по Енисею и на русском Севере, объездив приграничье Гомельской и Брянской областей – места, в которых в прошлом столетии находились старообрядческие слободки и монастыри. По рассказам, он собрал богатейшую коллекцию икон и рукописных книг, которые, пользуясь тем, что границы России в девяностые годы были как дырявое решето, сумел вывезти в Соединенные Штаты. Одно время Антон Костин был фигурантом скандальной истории, связанной с российскими музеями. Он побывал в нескольких десятках провинциальных музеев, в которых представлялся потомком эмигрантов первой волны и куратором выставочного проекта Министерства культуры по культуре старообрядцев Америки. Пользуясь юридической безграмотностью работников различных культурных учреждений и их доверчивостью, он сумел вывезти уникальные предметы и большую коллекцию дореволюционных фотографий. Позднее выяснилось, что все разговоры Костина про свое кураторство над выставочным проектом являются обычными байками проходимца, цель которых – облапошить доверчивых музейных сотрудников.

У Володи Пульмана другая история. Я его помню, когда в конце восьмидесятых он вместе со своими сверстниками из уличной школоты опустошал кошельки у подвыпивших мужиков около универмага. А позднее, уже девяностые, он был одним из заметных наших городских рэкетиров: одетый в кожанку, подобно чекистам двадцатых годов, он с друзьями разъезжал на старом БМВ по разным торговым точкам – собирал дань с продавцов ларьков.